Ледяной клинок - Страница 5

Не глядя по сторонам, прошел через селение и только у самого замка поднял взгляд.

– Хей, кого это вы притащили, во имя шавки Азевра? – спросил один из охраняющих ворота хирдеров, высокий и толстый, с рыжими усами и лишаем на щеке.

– Новую наложницу нашему хозяину, – хмыкнул второй, чьи глаза были узкими, как у змеи. – Он любит таких, молоденьких…

Олен поежился, по спине побежали мурашки – много слышал о дурных привычках барона, но никогда до конца не верил в рассказы о них.

– Нет, – ответил командир разъезда. – Это всего лишь проситель. Явился на баронский суд.

– Ну-ну, – хмыкнул рыжеусый. – Тогда пусть проходит.

Хирдеры у ворот спешились, повели коней под уздцы. Следуя за ними, Олен прошел ворота, вступил в узкий проход, пробитый в толстенных стенах. Миновал поднятую решетку из металлических прутьев толщиной в руку и оказался во внутреннем дворе замка.

Прямо напротив ворот располагалась центральная башня, серая и толстая, как невероятно старое дерево. На каменных боках виднелись трещины и сколы, оставленные временем. Начинающиеся с третьего этажа окошки светились желтым. Пространство вокруг башни не было замощено, из вытоптанной земли кое-где торчала трава. Со всех сторон поднимались стены, виднелись пристроенные к ним сараи, блестела черепица на их крышах.

Олен учуял запах мясной похлебки. В животе у него взвыло, в глазах помутилось.

– Слушай меня, парень, – сказал командир разъезда. – Ты, конечно, птица важная, но ради тебя барон из покоев выходить не будет. Ночь проведешь у нас, – взгляд его скользнул вниз, – если выпустишь из рук этот проклятый топор. Или ты и спать с ним в обнимку собрался?

– Нет, – сказал Олен.

– Отлично. Тогда подожди, нам нужно заняться лошадьми.

Он стоял и ждал, пока дружинники заведут коней в ближайший к воротам сарай. По двору сновали люди, слуги и воины, поглядывали на уроженца Заячьего Скока с любопытством. Тот от непривычного внимания смущался и мечтал о том, чтобы провалиться сквозь землю.

– Пошли, – принес спасение первым вышедший из конюшни командир разъезда.

Вслед за ним Олен направился в сторону большого сарая, пристроенного к восточной стене. Скрипнула сколоченная из толстых досок дверь, запах похлебки стал сильнее, к нему присоединилась вонь прокисшего пива и застарелого пота. По глазам резанул багровый свет.

– Ага, явились, мать вашу! – от обрушившегося на уши рева Олен едва не оглох.

Весь сарай занимало одно вытянутое помещение. Вдоль стен размещались широкие лежанки, на них валялись кольчуги, мечи и шлемы. По металлу ползали блики от воткнутых в скобы на каменной стене факелов. В центре располагался заставленный кувшинами и тарелками стол, вокруг него на скамьях сидели дружинники.

– Кого с собой притащили? – прорычал один из них, похожий на бородатого медведя, вырастившего на месте носа красную репку.

– Искатель баронского суда, – ответил командир разъезда. – Ночь проведет у нас.

– Имя у него есть?

– Да, – ответил Рендалл, пряча за спину топор. – Олен меня зовут.

– Отлично, – говорить нормально медведистый хирдер, судя по всему, просто не умел, зато улыбался широко, выставляя на обозрение крупные гнилые зубы. – Бросай свой колун и иди к столу. Судя по вытянувшейся роже, ты голоден. А у нас тут похлебка из бараньей требухи с бобами.

Олен кивнул, осторожно поставил топор к стенке. Удержался от того, чтобы броситься к столу бегом, медленно подошел, сел на край одной из лавок.

– Вот тебе, – проговорил командир разъезда, и перед Оленом появилась миска с бурой жижей, из которой торчала деревянная ложка с обкусанной ручкой. – Пива нальешь сам, в любую кружку. Для сна занимай лежанку около входа. Отхожее место в сарае у самых ворот. Больше никуда не ходи. Понял?

Олен кивнул – говорить не мог, от голода сводило челюсти. Взялся за ложку и принялся торопливо черпать восхитительно густую, наваристую похлебку. На зубах заскрипели волоконца мяса.

– Где вы нашли такого голодного? – спросил кто-то из дружинников, раздались смешки.

– Об этом – ни слова. Дело барона! – отрезал командир разъезда, и хирдеры послушно замолчали.

Миска показала дно, к этому моменту в животе у Олена стало тяжело и горячо, а по телу расползлась истома.

– Иди, ложись, – буркнул медведистый хирдер, – а то заснешь прямо тут!

Олен кивнул, с трудом оторвал себя от лавки. Хлопая слипающимися глазами и зевая, добрался до лежанки у двери. Сил едва хватило на то, чтобы стащить сапоги, после этого шлепнулся на заскрипевшие доски.

Глаза закрылись, но сон не пришел сразу. Вместо него явились мысли о том, что куда приятнее было лежать на полатях в родном доме. Вспомнились отец и мать, мягкий свет лучины, шипение падающих в лохань угольков. Нестерпимо захотелось вернуться туда, чтобы все оставалось по-прежнему, как вчера, позавчера, месяц или год назад.

Но в этот раз Олен удержался, задавил в себе горе. Подумал, что прошлого не вернуть, стонами и соплями ничего не изменишь, что только уверенность и спокойствие помогут выжить и отомстить. А потом усталость взяла свое, и он уснул, провалился в темную яму.

С высоты птичьего полета город напоминал пятно грязи, пересеченное лентой голубого шелка – рекой. Там, где она впадала в море – отрез иссиня-зеленой ткани, лежало утыканное шпеньками золотое колечко. В его центре сверкал столбик могучей башни, сложенной, как и стены кольца, из оборита. Этот камень, добываемый только гномами Льдистых гор, никогда не теряет блеска и прочности, а стоит немногим дешевле золота.

Но правители Солнечной империи, возведшие Золотой замок, могли позволить себе такие траты. Было это правда, в глубокой древности, когда империя объединяла всех людей Алиона.

Ее слава осталась в далеком прошлом, но город, великолепный Безарион, и его Золотой замок уцелели. Почти два десятилетия назад их хозяином стал бывший советник последнего императора, Харугот из Лексгольма, один из сильнейших магов людей.

У него хватило сил, чтобы привести к покорности вечно недовольный город и подчинить себе земли вверх по Дейну. Он объявил себя консулом, ввел новые законы и вверг государство в бессмысленные и кровопролитные войны, окончившиеся всего несколько лет назад.

О правителе ходило много темных слухов, так что последний нищий Безариона знал, что вечера Харугот проводит в глубоких подземельях Золотого замка. Болтали о том, что там всегда находится множество людей, закованных в цепи, висящих на дыбах или корчащихся от боли на пыточных столах. Если верить байкам, в подвалах под главной башней царила тьма, нарушаемая лишь алым сиянием факелов, властвовали крики боли и ужаса, запахи пота, крови и испражнений.

И слухи, что удивительно, в данном случае не врали.

Сегодня консул, высокий и широкоплечий, сидел в удобном кресле из черного дуба, установленном в главной пыточной. Блики от горящих на стенах факелов ползали по гладкому и смуглому, точно из бронзы отлитому лицу правителя. В темных глазах виднелись алые искры, мягко серебрилась седина в волосах и клиновидной бородке, поблескивало шитье на флотере из пунцового бархата.

– Этот готов, мессен, – палач, огромный и потный, в шароварах и заляпанном кровью фартуке, вылил очередное ведро воды на распростертый у стены кусок окровавленной плоти.

При некотором усилии в нем можно было узнать человека.

– Ты уверен? – спросил Харугот.

– Да, мессен. До завтра не очухается.

– Хорошо, давай следующего. Кто у нас там, во имя Великой Бездны?

– Опасный бунтовщик, – подсказал из угла сидящий за низким столиком писец, седой и сутулый, – пел на улицах срамные песни о величии древних императоров.

Двое помощников палача ухватили окровавленное тело, поволокли его к чернеющему в стене проему. Консул проводил их взглядом и в этот момент висящий на его груди овальный медальон из серебра издал негромкое жужжание и засветился янтарным сиянием.