Ледяная тюрьма - Страница 11

А Франц тем временем выкарабкался из погибшего нейлонового шатра, как раз в тот момент, когда кругом бушевал ледяной потоп. Он стал пробиваться в ту самую сторону, куда убежала Рита. Ядра и снаряды изо льда разрывались слева и справа, но его спасали ловкость все потерявшего и потому бегущего без оглядки погорельца и быстрота, рождающаяся из ужаса. Он спешил, но держался ради собственной безопасности позади лавины.

Как только гребень тороса успокоился и перестал ронять вниз огромные глыбы, Рита не только не успокоилась, но, наоборот, вспомнив о Харри, представила его себе как наяву, затерянного где-то в жестокой черно-белой ночи, быть может, изнемогающего под гнетом ледового монолита. Ноги у нее подкосились, но не оттого, что ледник опять заходил ходуном. Сама мысль, что она может навеки потерять Харри, отнимала последние силы. Она даже и не пыталась сохранить равновесие, а просто села на лед. Ее всю трясло, и с этим ничего нельзя было поделать.

Одни только снежные хлопья были в непрерывном движении, возникая из мрака на западе и исчезая во мрак на востоке. Одно нарушало тишину: суровый голос ветра, выводившего погребальную песнь.

Харри оперся на снегоход и встал на ноги. Сердце в груди грохотало так, словно решило пробить ребра и выбраться на свободу. Он пошевелил языком, стараясь набрать хоть немного слюны, чтобы, проглотив ее, хоть как-то смочить и смягчить пересохшую глотку. Страх иссушил его, не хуже чем порыв жаркого суховея из Сахары. Когда ему все же удалось перевести дух и как-то восстановить дыхание, он первым делом прочистил защитные очки, а потом огляделся вокруг.

Пит Джонсон помогал Клоду подняться. Ноги у француза болтались как резиновые, но он явно не покалечился. А у Пита слабость в коленках бывала гостем крайне редким – он, похоже, не только казался, но и на самом деле был несокрушим. Каждая клеточка его существа, похоже, была неуязвима.

Оба снегохода выглядели целыми и невредимыми. Лучи фар уходили в далекий и широкий простор полярной ночи. Однако смотреть было почти не на что – только взбаламученное море волнующегося на ветру снега.

Надпочечники поработали на славу – адреналина в крови хватало, ощущался даже явный его избыток. Харри очень скоро опять вернулся в детство – только юнец мог так пылать возбуждением от еще недавней опасности, обернувшейся теперь весельем, пьянящей радостью: он выжил.

Но вот он вспомнил про Риту, и кровь в жилах сразу же похолодела – словно его выкинули голышом на мороз, на милость безжалостного арктического ветра. Временный лагерь они разбили на отроге ледяной гряды, в тени высокой стены изо льда, из которой вырастал гребень тороса, созданный избыточным давлением преобладающих в этих местах ветров. Вообще-то, лучшего места для лагеря и не сыскать, но это если все нормально. А если ледник хорошенько тряхнуть, что, собственно, и произошло, то барический гребень разлетится вдребезги…

Растерявшийся маленький мальчик исчез, поспешив в далекое прошлое, куда ему и полагалось удалиться, в компанию прочих воспоминаний про поля Индианы и потрепанные номера журнала «Нэшенал Джиографик», да про летние ночи, когда так здорово было вглядываться в звезды на небе и грезить о странствиях за далекие горизонты.

«Давай пошевеливайся!» – подумал он про себя, переживая прилив куда более сильного страха, чем тот испуг, который его мучал всего несколько мгновений назад. Давай собирайся, давай пошевеливайся, давай поскорее к ней.

Он поспешил к спутникам.

– Никто не ранен?

– Да попугало только слегка, – отвечал Клод. Этот человек был явно не из робкого десятка. И, как всегда, лучезарно улыбаясь, добавил: – Настоящие скачки с препятствиями!

Пит взглянул на Харри:

– А ты сам как?

– Нормально.

– У тебя кровь идет.

Харри коснулся пальцем верхней губы и, поглядев потом на перчатку, увидел на ней яркие катышки смерзшейся крови, блестевшие, как маленькие рубины.

– Да это из носа. И уже прошло все.

– Лекарство от кровотечения из носа всегда под рукой, – сказал Пит.

– Да? Какое же?

– Берешь лед и кладешь его себе на шею, пониже затылка.

– Жалко, что тебя на этот раз под рукой не было.

– Ладно. Собираемся и поехали.

– Они там, в лагере, могли угодить в переделку, – сказал Харри и почувствовал, как свело у него в животе от одной только мысли, опять пришедшей ему в голову, что он может потерять – и, может быть, уже потерял – Риту.

Ветер подгонял их, пока они спешно готовились к отъезду. Пурга как бы соревновалась с ними в скорости, и они, не договариваясь, двигались так быстро, как это вообще было возможно.

Когда Харри застегнул стропы на последнем установленном на грузовой прицеп второго снегохода приборе, он услышал, что его зовет Пит. Харри протер очки и побрел ко вторым аэросаням.

Освещение оставляло желать лучшего, но все же Харри заметил явную озабоченность в глазах Пита.

– Что такое?

– Знаешь, ну, когда трясло, я вот про что думаю… Как эти наши машины – они здорово тогда кувыркались, а?

– Ну, да, они прыгали вверх и вниз, как будто под ними не ровный лед, а горнолыжный трамплин.

– Только вверх-вниз?

– А что не так?

– А набок они не заваливались?

– Как это?

– Ну, я имею в виду, что машину могло кинуть набок, да потом еще протащить по льду. А то и крутануть.

Харри повернулся так, чтобы встать спиной к ветру, а потом склонился к Питу.

– Я за один снегоход держался что было силы. Он не переворачивался. А какое это имеет значение?

– Послушай. Перед цунами в какую сторону глядели снегоходы?

– На восток.

– Точно?

– Как нельзя более.

– Мне тоже так думается. Я помню, что мы ставили их фарами на восток.

В тесном промежутке между их придвинутыми друг к другу головами смешивалось дыхание обоих мужчин, и Питу пришлось помахать ладонью, чтобы разогнать облачко кристалликов льда, которые возникали из каждого выдоха. Потом Пит, закусив нижнюю губу, задумчиво произнес:

– Или я умом тронулся, или не знаю что…

– Да в чем дело?

– Вот какая штука… – Он похлопал по плексигласу циферблата закрепленного под колпаком у ветрового стекла снегохода компаса.

Харри поглядел на компас. Стрелка стояла так, что, судя по ее показаниям, снегоход глядел прямо на юг, то есть повернулся на девяносто градусов по сравнению с тем направлением, которое было прежде, до того как ледник тряхнуло.

– И это еще не все, – добавил Джонсон. – Когда мы припарковали эти чертовы машины на этом проклятом месте, я точно запомнил, что ветер поддувал в кузов снегохода, ну, может, чуть-чуть заходя слева. Я хорошо помню, как он молотил по корме санок.

– И я тоже это помню.

– А теперь, стоит мне сесть на водительское место, получается, что ветер дует с фланга, в мой правый бок. Дьявольская разница, правда? Но пурга, раз уж она разгулялась как следует, дует в одну и ту же сторону. Ветры, подымающие метели, устойчивы. За пару минут такой ветер не подвинется на прямой угол. Так не бывает, Харри. Так никогда не бывает.

– Но если ветер не поменялся, а снегоходы стоят на том самом месте, где и стояли, то, значит, лед под нами…

Его голос задрожал и сошел на нет.

Оба замолчали.

Ни тому ни другому не хотелось облекать свои страхи и подозрения в слова.

Пит наконец не выдержал и закончил свою мысль:

– …и значит, лед должен был повернуться на четверть оборота.

– Но как это может быть?

– Да догадываюсь я кое о чем.

Харри нехотя кивнул.

– У меня тоже кое-какие мыслишки про это есть.

– Имеется единственное разумное объяснение случившемуся.

– Давай сначала глянем на компас второго вездехода.

– Мы – в глубокой заднице, Харри. По уши в дерьме.

– Да, это не лужок с цветочками, – согласился Харри.

Оба заторопились ко второй машине. Свежевыпавший снежок, похрустывая, разлетался из-под тяжелых сапог.