Ледяная фантазия - Страница 2

В Шанхае постепенно наступает весна. Когда на небе появляется яркое солнце, я спускаюсь в «Старбакс» за кофе. Обычно я устраиваюсь за столиком под открытым небом и смотрю на снующих рядом иностранцев: с газетами на английском языке и кофе в руках, они спешат по делам, переворачивая на ходу шелестящие страницы.

Прошли годы, и я больше не тот ребенок, спешивший на учебу с рюкзаком за плечом.

Теперь я, одетый по-деловому, каждый день отправляюсь в офис. Разбуженный телефонным звонком, попивая кофе, я приступаю к обсуждению различных тем и проектов.

Из-за того, что кондиционер работает всю ночь напролет, воздух становится ужасно сухим; я включаю увлажнитель, и из него вырывается густой белый пар.

Я еду в машине, смотрю фильмы, пишу новую главу «Юности», ломаю голову над тем, с кем должна остаться Лин Сяо: с Цзянь Си или с Гун Мином. Я составляю новый план работы, занимаюсь перетягиванием каната с рекламными агентствами, льщу и грублю журналистам, и все мы натянуто друг другу улыбаемся.

Насколько далека подобная жизнь от той империи, укутанной снегом и льдом?

Будь то серебряные рыцари или маги-заклинатели, в реальности их никогда не существовало.

Тот я, что был восемь лет назад, ненавидел расставания, одиночество, взросление, уныние, потери, мирские нравы, фальшь, деньги.

Сегодняшний я постепенно ко всему этому привык.

Бывает, иногда я сажусь один у панорамного окна в небоскребе, слушаю тихую, но оживленную музыку бара, и склоняю голову к крохотному, колкому, горящему огнями модному мегаполису. Материальные вещи давно превратили подобное одиночество в символ вкуса и высокого статуса, превратили его в мечту в глазах других.

Превратили тебя в картинку.

Оборачиваясь на прошлое, я вижу в себе большую незрелость, будь то в самой «Ледяной фантазии» или в тех юных годах, когда я ее писал.

И все же я скучаю по тем тяжелым, слегка серым дням, по тому длинному и короткому времени, которое я самолюбиво вырезал и вклеил в рамку, украсив ею на долгие годы стены собственного сердца.

В нем был сухой электронный звонок, который однажды неожиданно заиграл мелодией оды «К радости»1.

Была школьная площадка для бадминтона под открытым небом, и пол ее блестел, натертый множеством подошв, – на нем я сам не раз поскальзывался.

Была палатка с лакомствами у входа в школу, где летом хозяйка нарезала арбуз и укладывала его кусочками в стеклянный чан. Она добавляла туда сладкую воду, колотый лед, и все это превращалось в прохладительный напиток всего за пять цзяо2.

Были маленькие шашлычки из баранины у тех же ворот, которые нам запрещали есть родители, пугая тем, что, переев их, можно было заболеть раком. И все же это не останавливало нас от зимних собраний у палатки, где мы, дрожа от холода, ждали лакомство и прятали руки в карманах.

Был небольшой пруд, на травянистом берегу которого часто любили вздремнуть прогулявшие занятия школьники. Ря-иное, примеч. пер.

дом находилось женское общежитие, и разноцветная одежда, сохнувшая на его верандах, напоминала пестрые флажки.

Была долгая и тихая дорога, что вела от общежитий к кипятильне, по обеим сторонам которой росли высокие деревья. С наступлением лета их кроны отбрасывали огромную тень; ночами это многих пугало, и люди, наполнив свои бутылки водой, скорее неслись обратно в комнаты. Однако ранним утром та дорога заливалась прекрасными солнечными лучами и можно было услышать звонкое чириканье одной или парочки птиц.

Если бы только можно было обернуть время вспять…

Я успел ответить на бессчетное количество вопросов из психологических тестов о том, хотел бы я вернуться в прошлое или нет. Каждый раз я уверенно полагал, что хотел. Но стоило мне присмотреться внимательнее, отряхнуть прошлые года от накопленной пыли, как я обнаруживал, что они необязательно были счастливее нынешних.

Сама идея обратить время вспять заставляет меня хранить те воспоминания.

За последние годы я прибегал к такому подходу во множестве случаев. Я сетовал на трудности жизни, на тяжелую судьбу, радовался успехам, испытывал горечь потерь, однако, сколько бы тяжестей и пыли не оседало на моих плечах, в итоге они становились своего рода украшением моей судьбы.

Они создали из моего тела сосуд, хранящий в себе прошлое и превращающий горькие слезы в сладкие воспоминания.

Они сделали меня правителем льда и в конце концов стали последним снегом.

Шанхай, март 2008 г.

Время сбросило облако пыли и, звуками вечных шагов сражаясь долго с мгновением, превратило горе в невидимое.

Лишенными жизни чертами твой лик застелил пустыню, и та укрыла сиянием мир; на ледяном поле сошлись земля и стекло, и воспоминания пламенем обратили отчаяние в надежду.

Там, где стаи птиц провожали лучи и море ласкало звезды, ты был больше чем вечность, ты был дольше чем время.

Ты облачился в легенду, ты заполнил морское дно скорбью. Ты вел медленный путь к краю мира, полный счастья и боли.

Твои усталые плечи узорами красил солнечный свет, подталкивая грядущее во мрак, прошлое превращая в ложь.

Ты есть владыка льда, ты есть снег последних дней.

Годы спустя я стоял у Камня заточения на скалистом морском берегу и смотрел на воду, на свою империю, своих подданных, их мирскую суету и парящих в небе снежных птиц. Морские волны бились о камни, а из глаз моих текли слезы.

Передо мной проносились воспоминания о прошлом; словно пожар, они захватывали мои мысли и причиняли ужасную боль. Порой казалось, времени прошло совсем немного, а порой – будто минула целая вечность. Время оставило на моем лице глубокую тень, которую не под силу осветить даже самой яркой звезде во Вселенной.

Воспоминаний об Империи льда у меня множество, и теперь все они предстают предо мной одним долгим путешествием, что вело меня рывками от рождения к смерти. Некоторые из этих воспоминаний яркие, другие размыты; снежный ветер уносит их прочь, и они превращаются в маленькие огни вдалеке.

Долгое время после совершеннолетия мне снился один и тот же сон: я стоял на пустынном ледяном поле и потерянно смотрел вдаль, где кончались земля и небо, а вокруг меня кружился последний снег.

События того сна были ужасной трагедией и притчей о милосердии.

Меня зовут Ка Со, я вырос в Туманном лесу у старухи-волшебницы, которая жила там столько лет, что сосчитать было просто невозможно. Бабушка растила нас вместе с моим младшим братом Ин Кунши и, так как рожден я был старшим сыном Империи льда, называла меня принцем.

Я и Ши были последними в роде чародеев. Прежде нашу империю населяло множество таких, как мы, и вместе чародеи составляли недостижимую вершину всего магического мира империи. Они почитались всеми остальными магами и превосходили по статусу любого из них, однако длилось это лишь до тех пор, пока один за другим все чародеи не погибли, оставив судьбу кровной линии в руках меня и брата.

До самого своего совершеннолетия я не знал, насколько обширной являлась территория нашей империи. В одном из пергаментов Кодекса магии, что описывал наши владения, указывались лишь крайние ее точки: на востоке ею служила Огненная гора, на западе – Ледяное море, с севера на юг территория простиралась от Источника звездного благословления до Изумрудного моря, а о том, что находилось между этими границами, известно мне было немного. Я лишь знал, что там проживало множество народов, и самым уважаемым из них являлся наш – клан магов. На самой верхушке иерархии магов находилась императорская семья, в жилах которой текла кровь чародеев.