Леди ведьма - Страница 58

Но не с его мысленным образом. Он выступил из-за спины Корделии, такой же большой, каким казался, когда ей было пять, а ему восемь — а потому ныне стал девяти футов росту. Свирепо скалясь в предвкушении битвы, Магнус закричал:

— Ах, вот ты как! Получай же!

Далила пронзительно завизжала, и, казалось, этому визгу не будет конца:

— Нет! Этого не может быть! Я избавилась от тебя, я изувечила тебя, я услала тебя в самые дальние дали…

Она была так перепугана, что на мгновение перестала контролировать собственное сознание, так что оно, совершенно незащищенное, распахнулось перед Корделией всеми воспоминаниями о Магнусе. Девушка в ужасе уставилась на Далилу — так это женщина, пленившая сердце Магнуса, заморочившая ему голову, игравшая с ним и разбившая вдребезги все его надежды, все его мечты о любви, дотла испепелившая его веру в женственность…

А потом Далила увидела, как огромный Магнус сцепился с великаном, высоко поднял его и швырнул оземь, и тогда она откинула голову и злорадно расхохоталась:

— Ну, конечно! Это не он! Ты решила попугать меня старшим братцем?

— Ведьма! — вне себя от ярости выкрикнула Корделия. — Сейчас ты получишь! — Лицо ее исказилось от гнева и отвращения, и между женщинами заискрился вихрь чистой энергии.

Затем он исчез, но при этом весь зал сотряс оглушительный взрыв, и Далила согнулась в муке, прижимая руки к животу.

Корделия шагнула сквозь дым, оставшийся от этого взрыва эмоций. Глаза ее горели. Она схватила злодейку за волосы и подняла ее голову.

— Так это ты разбила сердце моего брата! Что ж, тогда не сомневайся, что я убью тебя!

И тут же со всех сторон Далилу окружили змеи, жабы, саламандры, скорпионы и пауки. Она заверещала, принялась давить и рвать их на части, но вскоре вспомнила, что они собой представляют, и застыла, с отвращением глядя на мерзких тварей…

Из головы Корделии вырвался поток чистой энергии и устремился к голове Далилы, перегрузив организм злодейки яростью девушки, так что в решающий момент чувства Корделии оказались сильней, гораздо сильней, несмотря на ненависть и гнев, отвлекавшие ее.

Далила зашаталась и вдруг принялась рвать на себе волосы и расцарапывать лицо.

Казалось, она сошла с ума.

Она визжала и корчилась в тисках исконного примитивного страха, пыталась дотянуться до Корделии руками, растопыренными, будто когтистые лапы. Корделия изумленно смотрела на безумную женщину: результат превзошел все ее ожидания. Она отпрянула, почувствовав, как внутри зарождается ужас, ибо Далила стала абсолютно неуправляемой.

Женщина извивалась, терзая невидимых врагов, — и на полу Большого зала стали возникать беспорядочные образы; они вспыхивали, тут же меняли очертания и пропадали, уступая место все новым и новым. Змеи, черви, личинки копошились в протухшем мясе; пузатые кувшины разбивались вдребезги, истекая прогорклым маслом; огромные гвозди вгонялись в доски, сделанные из стенающей агонизирующей плоти; и так без конца, все страшнее и страшнее.

Совершенно ошеломленная, Корделия не могла оторвать глаз от этого кошмара, испытывая отвращение как от того, что видела, так и от того, что сотворила.

Однако Далила постепенно приходила в себя и успокаивалась, видения ее блекли, и когда она подняла глаза на Корделию, в них, помимо ненависти и ярости, горело безумие, совершеннейшее безумие.

Впервые Корделии показалось, будто ее коснулись холодные пальцы смерти: она поняла, что действительно может погибнуть в этой схватке.

Ее охватило отчаяние, и она метнула в Далилу еще один заряд духовных сил вместе со всем своим гневом и страхом. Взрыв сотряс зал, и Далила с визгом отлетела к стенке.

Стражники забыли о схватке и наблюдали за происходящим; даже Ален с Джеффри были зачарованы безумием прекрасной ведьмы. Но вот один из приспешников Далилы с воплем опомнился и, застав Джеффри врасплох, замахнулся мечом на Корделию.

Она вскрикнула и отскочила, мысленно перехватив меч, так что он застыл и не мог уже сдвинуться с места. Корделия опасалась, что Далила в это время очухается и воспользуется выпавшим шансом. Ален стряхнул с себя оцепенение и, взревев, бросился к нападавшему, но тут вся гвардия Далилы заголосила и снова ринулась в бой…

Они подняли мечи… и тут же опустили, ибо над каждым вырос рыцарь, готовый разить.

— К бою! — возвысился из дверей мощный бас, и целая лавина ощерившихся сталью людей ворвалась в зал, громыхая сапогами. За ними, с мечом наперевес, скакал сам король, а бок о бок с ним рубил и отражал удары Верховный маг. Пышущая гневом леди Гвендилон держала в руках корзину камней, с непогрешимой точностью летящих во вражеских бойцов, в то врем" как, свесившись с карниза, седой пузатый гном вопил:

— Хватит! Сдавайтесь или умрете все до единого! Хватайте свою вероломную госпожу, держите отравительницу сердец!

Но было слишком поздно. Далила уже исчезла. Сверхъестественной силой или обманом, но она испарилась из самой гущи сражения.

И как раз вовремя: ее стражники оказались в столь подавляющем меньшинстве, что побросали оружие и подняли руки, моля о пощаде. Через несколько минут королевские солдаты согнали в угол всех, способных передвигаться, а врач со своими помощниками, раздраженно поджав губы, оказывал помощь стонущим раненым.

Но Ален ничего этого не замечал. Он бросился к Корделии:

— Миледи! Ты не ранена? Клянусь честью, если кто-то хоть пальцем до тебя дотронулся, он ответит своей головой!

Но Корделия только изумленно смотрела на играющего мышцами мощного златовласого красавца с обнаженной грудью, блестевшей от пота. С мечом в руке и беспокойно распахнутыми глазами, он был подобен греческому богу. Застыв как вкопанная, она смогла лишь кивнуть, когда он обнял ее за талию и, будто защищая от всего мира, прижал к своей широкой мускулистой груди. Она смотрела на него в немом восхищении широко раскрытыми глазами и чуть приоткрыв рот, — и в его взгляде читалось подобное изумление.

Он склонил голову, их губы встретились, и для нее не осталось ничего, кроме чуда этого поцелуя. Невыносимая мука и сердечное исступление слились, наконец, совершенно в едином сладостном чувстве — любви.

Какое-то время спустя — целые эпохи, которые в действительности уложились в несколько минут и показались вечным блаженством — Ален поднял голову и заглянул ей в глаза. Она поняла, что сейчас он снова поцелует ее, и пожелала этого всем своим существом — но тут кто-то негромко кашлянул, и до нее донесся голос короля Туана:

— Я рад, что леди Корделия цела и невредима.

Ален удивленно повернулся к отцу, и Корделия увидела брата, расплывшегося в улыбке, мать с простертыми руками, а за ней — сияющие глаза отца. Она протестующе мяукнула чуть слышно и снова прижалась к груди Алена, а тот импульсивно обнял ее, хотя в этот момент обращался к отцу:

— Отец мой и повелитель! Как ты попал сюда?

— Ну, из опасения и на всякий случай, сын мой, — улыбаясь, ответил Туан. — А также следуя указаниям встревоженных за тебя эльфов. Проявил ли ты себя на поле брани? Сумел ли уберечь от опасностей свою госпожу?

Ален опустил благоговейный взгляд на Корделию:

— Ты ведь в безопасности, любовь моя?

«Любовь моя!» Корделия примостилась у него на груди, глаза ее увлажнились, готовые пролиться слезами счастья, и она кивнула, рассеянно улыбаясь. Успокоившись, Ален ответил ей такой же загадочной улыбкой, и время вновь застыло для них. Он чуть вновь не припал губами к любимой, но все же вспомнил о приличиях и оборотился к отцу:

— С ней все в порядке, мой повелитель. И она уберегла меня от куда больших опасностей, чем я ее!

— Во всяком случае, поровну, — пробормотал Род Гэллоуглас, а его жена добавила:

— Да будет так во веки веков.

Ален повернулся к ним и тут же обрел степенность и подходящую случаю торжественность. Склонив голову, он заговорил:

— Милорд. Миледи. Могу я попросить вашего позволения искать расположения у вашей дочери?