Леди предбальзаковского возраста, или Убойные приключения провинциалок - Страница 4

Но самоё страшное даже не холодный склад с полотнами картонных коробок. Самый треш это попасть по распределению на завод по производству полуфабрикатов, находящийся по соседству. Целый день ты лепишь из холодного фарша котлеты, ощущая себя ребёнком, который пришёл сюда, чтобы восполнить утраченное время в песочнице. Берёшь дурацкие формочки, суёшь туда холодный и противный фарш и шмякаешь об стол, чтоб на выходе получилось романтическое жирное сердечко. Упаковку таких сердечек купит какой-нибудь старичок по акции в супермаркете, пожарит и без всяких эмоций проглотит. А потом скривится от того, что котлета ему недостаточно вкусная. На хрена ему это сердечко? О чем думают технологи: что старикашка умилится котлетке, уронит слезу и в порыве чувств не заметит в сердечке львиную дозу сои и муки? Маркетинг, блин.

Пока ты засовываешь серый, липкий фарш в формочки, позади тебя не закрывается дверь в холодильную комнату. Рабочие постоянно везут туда горы свежеслепленных пельменей, котлет и вареников. А из морозильной комнаты они везут на фасовку уже замороженную продукцию, а ты стоишь в трёх метрах и вся трясёшься. Ноги трясутся от холода, задница трясётся от холода, живот трясётся от холода, посиневшие губы трясутся от холода и все тело порывается бежать, спасать себя. Но непослушными задубевшими руками ты, как идиотки кусок, шмякаешь  и шмякаешь сердечки об стол. Шмяк-шмяк, шмяк-шмяк. И ещё девять – десять женщин: шмяк-шмяк, шмяк-шмяк!

Потом эти десять женщин сидят в курилке. Курилка, слава богу, на этом заводе находится в здании и представляет из себя комнатку 8 на 8 с вытяжкой, которая никак не помогает. Так вот, на четырёх лавках у четырёх стен, в густом облаке дыма, в котором даже подкуривать сигарету не нужно (подышишь и уже накурился) отдыхают и смотрят друг на друга в немом отупении десять истинных созидательниц. Остальное человечество покоряет космос, строет небоскрёбы, программирует роботов, учит музыке и математике.

А в какую жертву кинули себя эти десять представительниц прекрасного пола? Какую силу воли надо иметь, чтобы без тени улыбки смотреть друг на друга и строить из себя серьёзную женщину, после того, как несколько часов подряд, подобно двухлетнему карапузу, шмякала в пластмассовых формах котлетки?

Ешь, старик, и не кривись! Помни, что для того, чтобы эти нашмяканные сердечки появились у тебя на столе, кто-то пожертвовал учёбой в пединститутах и медколледжах, чтобы лепить тебе в сыром и холодном помещении бюджетные котлетки.

Но я, пожалуй, отвлеклась. Из-за угла вывернула Галька Семиярова, истинная бригадирша, настоящая по крови и уставилась на нас так, как будто застала за каким-нибудь непотребством. От её пронзительного взгляда я подавилась дымом второй сигареты и поспешно кинула окурок, словно мне тринадцать лет и словно Галька Семиярова моя классная руководительница.

– Вы чего это тут расселись? – проревела она, – Вы охренели совсем?!

Анька подскочила, как ужаленная, и с перепугу начала заикаться:

– Дык?.. Как? Ли…линия сломалась же!

Галькина голова затряслась, а вместе с ней и её фальшивые рыжие кудри.

– Ну и что? Ваших всех на «котлеты» перевели! Бегом туда!

О, нет! Только не это! Я ещё поборюсь, прежде чем попаду туда.

– Так мы ещё не обедали вообще-то!.. – крикнула я.

Бригадирша ухмыльнулась, доставая из кармана сигареты.

– Просрали вы свой обед! Нечего тут было рассиживаться!

Анька ловила ртом воздух, не в силах понять, что она сейчас больше боится – Гальку-бригадиршу или реальную угрозу остаться без обеда. Я – то точно знала. Сжав кулаки и набрав побольше воздуха в грудь, я пропищала прямо в пылающее гневом лицо Гальки:

– Мне нельзя без обеда, у меня пониженный сахар и сорок девять килограмм весу, так что извините, но я сначала пообедаю!

Тут и Анька, наконец, обрела способность говорить:

– Да! Обед – это наше законное право!

Галька секунду размышляла и по её внезапно потеплевшему тону стало понятно, что бригадирское чутье безошибочно подсказало ей, что тут надо бы чуть-чуть уступить:

– Ладно, на обед вам пятнадцать минут и марш на «котлеты»!..

Обед я свой ела нарочито медленно и чинно, как английская королева, не обращая внимание на ужас в глазах торопливо жующей напарницы. Хрен тебе, бригадирша, – думала я, – ты считаешь, что все должно быть по-твоему? Что мы должны тебе подчиняться, как узники концлагеря? А фигушки! Буду специально долго обедать, как и полагается нормальному человеку. Какое вообще ты имеешь право решать, сколько мне требуется времени на обед?

Анька быстро прикончила свою лапшу с мясом и недвусмысленно поглядывала на меня и на мой наполовину съеденный плов.

Я вздохнула и ускорилась. К чему этот бессмысленный бунт приведёт? Аньку и меня просто оштрафуют. Аньку жалче, потому что она совершенно ни при чем.

Как только я доела обед, мы пошли на ненавистные "котлеты". Благо, что прошло уже полдня и морозится там мы будем не так долго, чем, если бы с восьми утра зашли в цех полуфабрикатов.

Нашмякав котлет, в 19:40 мы стояли у мойки и пытались смыть с рук животный жир. Куда там! От холодной воды он застывал на руках. Чересчур жидкое мыло не хотело пениться и на ладонях оставался белый налёт.

Яростно вытирая руки полотенцем, Анька поглядывала на меня – давай, мол, быстрее. Мы бросились в раздевалку, быстро переоделись и, толкаясь с десятком полу-голых тел, торопящихся, как и мы, домой, выползли в коридор и выскочили на улицу.

Мокрый снег облепил «лагерский» двор, серые здания почернели от влаги. Ветер кружил, лез под куртку, облизывал ледяным языком шею. Толпа жалась к запертым дверям проходной. Кто-то, осмелившись, постучался. К стеклянной двери подошёл толстый охранник, повернул ключом в замке и распахнув, рявкнул:

– Чего долбитесь?! Восьми ещё нету.

Хватив холодного воздуха ртом, охранник тут же захлопнул дверь.

– Так холодно же!.. – прозвучала чья-то фраза и ударившись о стекло, сползла вниз, так и не долетев до ушей охранника.

– Сколько сейчас? – стуча зубами, спросила Анька. Я вытащила телефон из кармана. На светящийся экран тут же спикировали снежинки.

– Без десяти.

Ровно в 20:00 тот же охранник открыл дверь и толпа тут же заполонила холл проходной.

– По одному!.. Не напирай! – гудел охранник, заглядывая в сумочки, пакеты, рюкзаки и выпуская на волю смиренных работяг.

– Можно побыстрее, пожалуйста? На маршрутку опаздываю, последний в Тресково в полдевятого уходит, – взмолилась дородная женщина, постоянно шмыгающая мясистым носом. Охранник замер с цветастым пакетом в руках и словно назло стал методично ворошить содержимым этого пакета. Потом не спеша отдал, нажал кнопку пропуска, лениво взял в руки рюкзак следующего работяги.

– У-у-у, собака… – тихо прошипела опаздывающая на маршрутку женщина. Я мысленно согласилась с ней.

Так или похожим образом проходит мой рабочий день на одном или на двух заводах города Рабочего.

Итак, пора бы мне представиться и рассказать безумную историю, которая приключилась со мной осенью 2023 года. Ну, не только со мной, но я принимала в ней самое непосредственное участие.

Меня зовут Соня Балабанова. Мне двадцать семь лет, и недавно я приехала в город Рабочий, чтобы работать на одном из десяти местных заводов за две тысячи рублей в день. Шучу, нет конечно. Я давно мечтала уехать в Санкт–Петербург, а Рабочий для меня стал перевалочным пунктом к нему. Поскольку от моего родного Северска до северной столицы страны десять тысяч километров, а от Рабочего всего три тысячи. Для нас в Северске – Питер это как другая страна, поэтому я подумала, что добираться до него нужно постепенно, чтоб не загнуться от резкой смены климата.