Леди Феникс - Страница 4

– Кажется, он тебе доверяет, – заметил Дед.

– Непонятно почему, – кивнула я.

– Как раз понятно, – пожал он плечами. – У тебя репутация порядочного человека, далеко не каждый может похвастаться этим.

Его слова о моей репутации, признаться, удивили. Я-то думала, что меня считают в худшем случае алкоголичкой, а в лучшем – дурновоспитанной особой. Еще более странным показалось то, что Дед заговорил об этом, да еще в таком тоне, будто нимало не сомневался в том, что общественность на сей счет права.

– Спасибо на добром слове, – не зная, что ответить, сказала я и растянула рот в улыбке. Дед опять нахмурился.

– Не юродствуй.

– Не буду.

– Так что Луганский?

– В каком смысле?

Взгляд Деда посуровел еще больше, но тут он, должно быть, вспомнил о моем интересном положении и вздохнул.

– Он был у меня сегодня. Говорил дельные вещи. Правда, кое-что показалось мне преждевременным и даже неуместным.

– Ничего не могу сказать по этому поводу, – продолжая улыбаться, заметила я. – Мы выпили в баре чаю, но мне он ничего заслуживающего внимания не сказал.

Вряд ли Дед мне поверил, несмотря на то что взгляд мой был открытым, а улыбка максимально искренней, и, между прочим, зря не поверил: с моей точки зрения, Луганский действительно не сказал ничего толкового.

– Бог с ним, – легко отмахнулся Дед, то ли Луганский мало его заботил, то ли он понял, что разговор со мной ничего не даст. – У меня к тебе просьба, личная, – он вздохнул и сделал паузу, а я продемонстрировала сильнейшую заинтересованность. – Ко мне обратилась моя знакомая, ты ее должна помнить, Максимова Ирина Николаевна.

– Константиновна, – поправила я.

– Да, конечно.

Максимова Ирина Константиновна работала в фирме Деда в те времена, когда он еще не был «нашим всем», а являлся успешным бизнесменом. Высокая красивая брюнетка была умна и обаятельна, разумеется, Дед не мог не обратить на нее внимания, а она не могла ему отказать в большой любви. Дед действовал на женщин всегда одинаково, независимо от того, брюнетки они или блондинки, дуры или умные. Все, как одна, готовы были любить его всю жизнь, но он от подобных идей в восторг не приходил, им надлежало довольствоваться его весьма непродолжительным вниманием, однако, как я уже говорила, Дед умудрялся с каждой расстаться дружески, хотя это зачастую и стоило ему больших нервов. Максимова, помнится, развелась с мужем, после отставки пыталась отравиться и до сих пор живет одна, чем и запомнилась мне, в отличие от двух десятков других возлюбленных Деда, которые начисто стерлись из памяти.

Я взглянула на Деда: время идет, а он как будто не меняется. Спина прямая, плечи расправлены, подтянутый, бодрый, морщинки вокруг глаз выглядят очень сексуально, а седая шевелюра придает его облику благородство. Следует признать, Дед, несмотря на то что свое шестидесятилетие уже отпраздновал, до сих пор завидный жених.

– Так вот, – продолжал он. – Там какая-то странная история с сестрой. Был бы тебе очень признателен, разберись ты, в чем дело. – Дед выдал свою предвыборную улыбку, и стало ясно, что мне от задания не отвертеться.

– Хорошо, – без энтузиазма согласилась я. – А в чем, собственно, дело?

– Да я и сам толком не знаю. Вот ее телефон, встреться и разберись.

С этими словами он поднялся, еще раз поцеловал меня в лоб и удалился. А я задумалась. Дед никогда не отказывал бывшим пассиям в помощи и поддержке, но у меня закралось подозрение, что в данном случае мне злостно пудрят мозги. Дело наверняка яйца выеденного не стоит, но я буду занята, и мысли мои тоже. Тут я вспомнила о Луганском и загрустила. Но бумагу с номером телефона Максимовой сунула в карман. В принципе, я могла позвонить ей прямо сейчас, однако решила, что это подождет. Для начала я хотела разобраться с Ванькой, точнее, с роллерами, потому и отправилась через полчаса в салон Кати Самохиной. Он располагался в самом центре на бойком месте между двумя торговыми центрами. Золотые буквы на фасаде, в огромной витрине четыре манекена, выкрашенные в зелено-золотой цвет, представляли последнюю коллекцию. Я задержалась перед витриной, удовлетворенно кивнула и вошла в салон.

Две девушки бросились ко мне с приветствиями, за неимением других посетителей, всю свою любовь излив на меня. Надо сказать, меня здесь хорошо знали. Я не только покупала у Кати сумки, ремни и прочие мелочи, в нарядах от Самохиной я неоднократно появлялась в обществе: одни считали это большим личным мужеством, другие – белой горячкой.

Пока девушки щебетали, из-за стеклянной двери показалась Кати, так как я числилась в клиентах, которыми занималась сама хозяйка.

– Рада вас видеть, – сказала она, протягивая мне руку, которую я пожала. Самохина произносила свое имя с ударением на последний слог и вообще тяготела к экзотике. Глаза подведены и зрительно вытянуты к вискам, черные волосы, прямые и жесткие, падали на плечи, делая ее похожей на египтянку и женщину-кошку одновременно. Повадки у нее тоже кошачьи. Она была невысокой, полноватой, но, благодаря неустанной работе над собой выглядела интригующе и, безусловно, элегантно.

– Кофе, чай? – предложила хозяйка.

– Чай, – кивнула я, и мы прошли в небольшой кабинет рядом с залом, где Кати любила беседовать с клиентами. Девушка принесла нам чай, Кати сделала несколько глотков и только после этого поинтересовалась, не хотела бы я посмотреть ее коллекцию?

– Разумеется, – улыбнулась я. – За этим и приехала.

Следующие полчаса прошли с несомненной пользой. Как все женщины, я обожала тряпки и время, потраченное на них, никогда потерянным не считала. Кати вдруг улыбнулась и спросила:

– Я не ошибаюсь, вы в положении?

– Очень заметно? – поинтересовалась я.

– Ну… – она пожала плечами. – Скоро скрыть это точно будет затруднительно. Впрочем, я не считаю, что это надо скрывать.

– Я тоже, – согласилась я и внезапно подумала о Тагаеве. Он-то как отнесется к моему интересному положению, когда узнает?

Мы прошли в зал и занялись коллекцией. Наконец я решила, что могу задать интересующий меня вопрос, и спросила:

– У вас были симпатичные рюкзачки, осталось что-нибудь?

– Да. Вот, пожалуйста.

Мы прошли к витрине с рюкзаками, я указала на тот, что с портретом Мао, и вновь спросила:

– Хорошо расходятся?

– Не очень, – улыбнулась Кати. – Предпочитают Че Гевару.

– Но кто-то все-таки купил?

– Если честно, мы продали всего два рюкзака.

– Кому? – Я улыбнулась, а Кати настороженно замерла.

– Вы ведь не просто так спрашиваете? – через некоторое время, в продолжение которого я увлеченно разглядывала рюкзак, спросила она.

– Не просто, – еще шире улыбнулась я, поворачиваясь к ней.

– А можно узнать, в чем дело?

– В городе появилась компания подростков на роликовых коньках, забавляются тем, что выхватывают из рук прохожих мобильные.

– А при чем здесь рюкзак с Мао?

– У одного из парней был такой рюкзак.

– Этого не может быть, – возмущенно воскликнула она, а я пожала плечами.

– Почему же? – и внимательно посмотрела на нее. Мой взгляд ее смутил, она поспешно отступила на пару шагов, отвернулась и далее продолжала разговор, стоя практически ко мне спиной.

– Я уже сказала, что таких рюкзаков продали только два, и оба купили не наши постоянные клиенты. Так что ни я, ни мои девочки их не знают.

Я видела, что она лжет. Особой наблюдательности и знания психологии здесь не требовалось. Врать она не умела, к тому же сильно нервничала, так что все последующее не явилось для меня неожиданностью. А произошло вот что: дверь, ведущая в небольшое офисное помещение, распахнулась, и в зал вошел молодой человек, он был без рюкзака и бейсболки, зато все в том же свитере. С интересом взглянул на меня и улыбнулся. Вне всякого сомнения, он меня не узнал, потому что просто не видел в толпе на площади. Я широко улыбнулась в ответ, взгляд Кати метнулся от меня к парню, и она вроде бы успокоилась.