Лед под ногами - Страница 33

– …Или мы засчитываем победу и закрываем вечер, – продолжал ведущий в белой майке, – или Сергей сам выберет себе оппонента из числа присутствующих здесь лидеров и активистов молодежных организаций.

– Сер-гей! – то многоголосо, то жидковато, но продолжало биться в зале. – Сер-гей!

В окружении соратников, как Кличко перед боем, к сцене направился

Сергей. Коричневый пиджак, алая рубашка, козырек чуба над изогнутой правой бровью.

Бодро взбежал по ступенькам, шоуменски помахал руками, приветствуя собравшихся.

– Вот – будущий президент России, – отчетливо сказал стоящий перед

Чащиным молодой человек и крепко обнял подружку. Прижал к себе. – Ура-а!

Даже странно было, что никто из этих сотен не бросается к юному вождю, чтобы дотронуться, поцеловать, оторвать кусочек.

– Как на рок-концерте, блин, – как-то завистливо проговорил Димыч, закуривая новую сигарету.

– Я считаю, – дождавшись, когда публика устала, заговорил Сергей, – что стоит организовать круглый стол лидеров. Здесь, я вижу, присутствует и Маша Гайдар, Илья Яшин. Уверен, они будут не против высказать свои взгляды, поспорить.

– Ну как, согласны? – спросил юноша в майке.

– Дава-ай!..

– Тогда прошу Илью Яшина из молодежного “Яблока”, Машу Гайдар – движение “Да”, Илью Пономарева – “Молодежный левый фронт” подняться сюда. – Юноша всмотрелся в зал. – Юлия Городничева, если не ошибаюсь? Прошу и вас.

Со стула встала очень молодая девушка, и ведущий тут же ее представил:

– Юлия Городничева, один из лидеров совсем нового, но уже заметного движения под названием “Наши”…

Девушка протестующе подняла руку:

– Я не уполномочена выступать. Позвольте послушать. – И села.

– Жаль, жаль.

До сцены тем временем добрались полненькая, розовощекая Маша Гайдар в белой блузке и черной юбке, Илья Яшин, оказавшийся тем самым пареньком, что объяснил Чащину с Димычем причину проверки на входе.

Лидер “Молодежного левого фронта” Пономарев выглядел неприметно – обычный парень с улицы.

– Так, для начала, – когда молодые политики расселись, заговорил ведущий, – мы, наверное, послушаем информацию о каждом из представленных движений. Историю создания, программу, цели. Да?

Итак, начнем с Сергея.

Сергей приосанился, выдержал небольшую паузу, начал:

– Патриотический союз молодежи был создан в середине две тысячи четвертого года. Активной деятельности не наблюдалось, велась в основном организационная работа. В январе этого года руководителем избрали меня, и очень быстро Союз заявил о себе в полной мере. Мы перешли к решительным действиям – молодежь устала от бездействия, оттого, что ее не замечают, с ней не считаются. Молодежь стремится участвовать в политической, экономической, культурной жизни государства, и поэтому она полноводно вливается в наш Союз.

– Ну, завелась пластинка, – проворчал Димыч. – Что, пошли?

У бара на Чащина налетел бородач в черной коже, в берете с белой пятиконечной звездой:

– Дэнвер, ты?!

Чащин отшатнулся.

– Да Дэн! Ты чего, бляха?! Мы ж с тобой целое лето тогда…

Оправившись от неожиданного напора, Чащин присмотрелся к бородатому.

Нет, не узнавал… Да и мало ли в прошлом было тех, кто сегодня вполне мог стать таким – монстром непонятной группировки.

– Это ж я! Я! Кирилл. – Бородач чуть не ревел. – Сиба! Помнишь?

– Сиба? – Сиба – тот восторженный парнишка, которому он рассказывал про панк-рок, новосибирский Академгородок, а тот в благодарность предоставил ему матрас в мае девяносто восьмого…

– Привет. Тебя не узнать.

– Ну дак! – И уже на законных, дружеских основаниях Сиба стиснул

Чащина в объятиях. – Надо отме-етить.

…Заняли стол в соседнем с тем, где происходила дискуссия, зале.

Чащин с Димычем и восемь парней в беретах и косухах, в полупальто со значками Карла Маркса, Сталина, Че Гевары. На шеях – красные платки и арафатки. Официант принес литровый графин водки, граненые стопки, тарелку черного хлеба. Сиба представлял товарищей: Льюис, Коба,

Нарком…

Нарком разлил водку, с сожалением вздохнул:

– Зря Собчучка не появилась.

– Нич-че-о, – зло дернул нижней челюстью Сиба. – Пуля виноватого найдет. – Обнял ладонью стопку: – Поехали!

Глотнув водки, занюхав хлебом, Димыч решился заговорить:

– А я, парни, был уверен, что вы тут из-за Собчак. Акцию хотели?..

Вы из какой организации?

– АКМ, – коротко ответил то ли Льюис, то ли Коба.

– Авангард красной молодежи?! Я давно вас ищу. Ништя-ак!..

Парни хмуро, с подозрением смотрели на него. Чащин объяснил:

– Это мой земляк, Дмитрий. Из Сибири. Мы вместе в группе играли…

– Слушайте, – подхватил Димыч, – а у вас группы есть?

– Еще б! “Эшелон”. Самая актуальная команда сегодня. Остальное – попса и погань.

– А “Гражданка”? – усмехнулся Чащин, вспоминая вкусы Сибы. -

“Инструкция по выживанию”?

– Прошлое. Сегодня важно только то, что возбуждает массы на борьбу с капитализмом. – И Сиба поднял стопку: – За нашу победу!

Парни дружно, по-братски чокнулись. Димыч тоже сунул стопку в общую кучу.

– А ты, вижу, устроился, – прищурившись, будто целясь, оглядел

Чащина бывший подросток-панк.

– Так… не жалуюсь.

– Молодец. Я тогда думал, что ты загнулся. Когда предаки тебя выгнали. Потом искал, ходил по тусам, все флэты облазил. Никто не видел, не знал, куда ты делся. Ну я и решил, что все.

– Да нет, нормально.

– Ну что ж, ладно тогда…

От этого снисходительно-презрительного тона Чащина защекотало раздражение… Попрощаться и спокойно уйти? Что ему этот Сиба, в котором ничего от прежнего не осталось?.. Но Димыч уже увлеченно обсуждал с парнями идею организации рок-фронта, заодно крыл “за месяц успевший скурвиться ПСМ”.

– Что ж, молодец, – продолжал ехидно похваливать Сиба. – А я вот решил жизнь за справедливость отдать. Нет больше сил видеть всю эту мразь вокруг. Оргию. – Выжидающе посмотрел на Чащина, но не дождался реакции. – Мы им не дадим спокойно страну курочить. Мы, бляха, их ушатаем! Нарком, наливай… Меня, – Сиба потянул бороду к Чащину, – прикинь, уже восемнадцать раз вязали, два раза так отхерачили – по неделе кровью ссал. Понял? Но мы… – Сиба сжал кулаки. – Слышал про нас? АКМ?

Конечно, Чащин время от времени видел сюжеты в новостях, где эти или подобные им ребята то горланили на митингах, то отбивались от омоновцев, устраивали лежачую забастовку на площади Революции. Но, чтобы показать, что он не с ними, нисколько им не симпатизирует, скривил губы, мотнул головой:

– Да нет. Я политикой не интересуюсь.

– Зря. – Сиба принял стопку. – Зря. Надо интересоваться, чтоб знать, на какую сторону баррикады встать, когда начнется. Но, учти, мы не каждого на своей стороне принимать будем.

– Хм… Красиво звучит, грозно. – Чащина затрясло, скулы болезненно повело в сторону. – Но понимаешь, Кирилл, ничего не начнется. Зря пыжишься.

– Начне-отся… Ладно, давай выпьем.

Выпили, но уже не так дружно. В соседнем зале зазвучал резкий, агрессивный, усиленный динамиками девичий голос:

– Мы молоды и красивы! Мы учимся, работаем, а не глушим водку, чтобы притупить чувство страха, которое испытывает вся нынешняя политическая элита. Они скоро уйдут. Это вопрос трех-пяти лет. И тогда придем мы!

– Кто эт такая горластая? – нахмурился то ли Льюис, то ли Коба.

– Машка. Дочка этого чмокалы.

– М-м! – лицо то ли Льюиса, то ли Кобы почернело от ненависти: -

Подловить бы ее где и опустить по полной. Тварь.

– Э, ты чего, – напомнил Нарком, – дочь за отца не отвечает.

Сиба дернулся:

– Ответят, все ответят.

– Кирилл, сколько лет-то тебе? – спросил Чащин.

– Мне? – Сиба на секунду задумался. – Мне двадцать три. А что?

– Молодой еще. Тебе, значит, в девяносто первом лет десять было.

– И что?

– Да жалко тебя. Ты под дубинки лезешь, судьбу себе портишь, а за что – не представляешь. Ничего там хорошего не было. И скинули ваш коммунизм поэтому за три дня.