Лед и алмаз - Страница 17
– И что это за ключевой фактор? – Я старался сохранять невозмутимость, но чем дольше мы беседовали, тем меньше оставалось от моего напускного равнодушия.
– А не лучше ли нам сначала перебраться в Новосибирск и продолжить разговор в каком-нибудь более безопасном месте?
– Нет! – отрезал я. – Пока ты не убедишь меня в своей полезности, тебе с нами не по пути. – И, покосившись на Жорика, надевающего ранец, добавил: – И если в ближайшие полминуты этого не произойдет, тебе придется вернуться на базу. А надумаешь увязаться за нами самовольно – пристрелю на месте без колебаний.
– Хорошо, – пожал плечами Тиберий. Кажется, мой жесткий ультиматум его отнюдь не смутил. – Полминуты так полминуты. Попробую уложиться, раз так нужно…
– Двадцать пять секунд!
– Ладно-ладно, я все уяснил… Короче, нет в вас никакого симбионта, который вылетел из гиперпространства и вселился в ваше тело. То, что вы и прочие ковыряющие ваши алмазы ученые сочли за аномального паразита, есть всего лишь аллергическая реакция организма на контакт с чужеродной энергией. Поэтому и лечить вашу болезнь надо, как лечат аллергию. То есть терапевтическими, а не хирургическими методами. Никто ведь не вырезает скальпелем у аллергиков сыпь и отеки, верно? Тем не менее всякий, кто берется разгадывать ваш феномен, ставит перед собой одну и ту же задачу: выдрать из вас алмазы и заодно стать богаче на триста миллионов баксов. И эти мясники еще смеют называть себя служителями науки! Тупые бездари с напрочь зашоренными глазами – вот кто они такие!
– И у тебя есть догадка, какое лечение мне необходимо? – спросил я после того, как выругался про себя. Но не от злости, а, напротив, выразив таким образом похвалу нестандартному и оттого интригующему ходу свистуновской мысли. Которая, впрочем, ничего пока не объясняла, а лишь порождала уйму новых вопросов.
– Естественно! – и глазом не моргнув, подтвердил доктор Зеленый Шприц. – Стал бы я пичкать вас своими догадками, будь они абсолютно беспочвенны? Только вот беда – мои полминуты уже истекли.
– Считай, что за правильный ответ тебе накинули призовое время, – смягчился я. – Так уж и быть, давай, договаривай.
– С чего начинается лечение любой аллергии? – поинтересовался Свистунов и, не дожидаясь ответа, сам же пояснил: – Разумеется, с поиска аллергена. А где в Пятизонье найти раздражитель, который может вызвать у вашего организма подобную нетипичную реакцию? Подсказка: реакция эта, как я уже сказал, есть следствие контакта с аномальной энергией из гиперпространства.
– Неужто в Узле?
– Эко лихо вы замахнулись! – усмехнулся Тиберий. – И каким чудом, по-вашему, мы туда попадем? А если вдруг попадем, где гарантия, что нам удастся оттуда выбраться… Нет, господин Хомяков, мое решение этой проблемы выглядит на несколько порядков проще. Интересующие нас источники аномальной энергии присутствуют в ловушках Пятизонья. Отыщем нужную ловушку, проведем нужные замеры и тесты, понаблюдаем за вашей реакцией и подберем правильный курс лечения. Исключительно научным методом. Безо всякой хиромантии, отбеливания чакр и прочих дурацких плясок с бубнами.
– Ловушки?! – в очередной раз удивился я неординарному мышлению этого «толстолобика». Натасканный в свое время Мерлином, я по примеру сталкеров всегда обходил ловушки стороной. И тем паче не предполагал, что они могут как-то помочь в изгнании моего паразита. Или, если придерживаться беспрецедентной версии Свистунова, – в лечении моей аллергии.
– Бьюсь об заклад, прежде вы и не думали искать в ловушках лекарство для себя, – без особых усилий догадался он. – Более того, я уже приблизительно знаю, где обнаружить нужный нам источник энергии. Именно к нему и отправилась экспедиция, которую ведет ваша Арабеска. Только те идиоты, которым она помогает, хотят проверить там свои идиотские теории, а я хочу проверить свою. И не только проверить, но и доказать, что я прав, а они в корне заблуждаются! Потому что я – чертовски гениальный и амбициозный сукин сын! И я достаточно долго прослужил у них на побегушках для того, чтобы понять, насколько я умнее этих безмозглых типов… Ну так что вы решите? Мы идем в Академгородок втроем или дерзнете попытать удачу самостоятельно? Валяйте, я не возражаю. Мне-то что? Мое дело – предложить… Но если завтра вдруг выяснится, что ваша удача сидела сегодня с вами в одном вертолете, а потом по вашей же милости улетела обратно в Центр, пеняйте на себя. Договорились?
– Переобувайся, бери ранец и топай за нами. И советую не отставать, – приказал я, придвинув к Тиберию аварийную капсулу, где еще имелись лишние комплекты для выживания. – К оружию даже не прикасайся!.. А ты, Черный Джордж, не в службу, а в дружбу прихвати-ка еще один «Страйк». Не будем загадывать наперед, но вдруг этот долбанутый гений и впрямь оправдает наше доверие? Ну а не оправдает, пусть тоже пеняет на себя. Нечего было набиваться в друзья к беглым подопытным, чьи задницы еще не зажили от его проклятых уколов!..
Глава 4
Мороз и солнце; день… не лучший, сказать по правде. Хотя нынешней зимой мне вряд ли выпадало более радостное и погожее утро.
– Забыл вас предупредить, – сказал Тиберий Свистунов, переводя дыхание и откашливаясь после телепортации, которую все мы только что пережили. – Читал вчера штабные сводки погоды. И в них было сказано: этой зимой под Новосибирским Барьером выпало доселе небывалое количество снега. Не помню его уровень в числах, но счет идет на метры. Почти все разломы и щели, кроме самых глубоких, засыпаны доверху. Так что надо быть особенно осторожными и не заходить без нужды на неутоптанные участки локации.
– Как будто на утоптанных безопаснее! – проворчал я, озираясь по сторонам. И, вопреки опасениям, не наблюдая поблизости ни единой – как живой, так и биомеханической, – души.
– Зато здесь солнце чаще бывает! – заметил приободренный Жорик, глядя на загорающуюся над заснеженной пустошью багровую полосу восхода. После чего, зябко передернув плечами, добавил: – Хотя, что ни говори, а на острове было потеплее.
– Кому как, – возразил я, испытывая несказанное удовольствие от обретения настоящей зимней одежды и обуви. – Побегал бы ты с мое голышом по бурану, посмотрел бы я, сколько бы у тебя осталось «теплых» воспоминаний о юге. Нет уж, Черный Джордж, благодарю покорно: лучше я буду свободным человеком в Сибири, нежели рабом чистильщиков в Крыму.
Томясь в застенках «Светоча», я был лишен возможности видеть солнце. Но этот наблюдаемый мной впервые за долгое время восход не доставил мне никакой радости. Я уже почти забыл, как выглядят нормальные, не искаженные мутью Барьера восходы и закаты, луна, звезды… Живя в обычном мире обычной жизнью, я не то чтобы слишком часто и с охотой любовался небесными светилами. Правильнее сказать, я их попросту не замечал. Светят, греют, движутся, и ладно – чего с них еще взять? Однако, когда между ними и мной навис купол Барьера, тут-то и выяснилось, насколько, оказывается, сильно я привык к солнцу, луне и звездам. И как тоскливо становится на душе, когда понимаешь, что, возможно, тебе больше никогда их не увидеть…
После гиперпространственного перехода нам по обыкновению потребовалось время, чтобы прийти в себя и акклиматизироваться. Сегодня этот процесс выдался для нас особенно болезненным. Разница в климатах Керченского острова и Новосибирска была, пожалуй, самой чувствительной из всех, какие можно пережить при путешествии по Пятизонью. Сырость пропитывает атмосферу зимнего Крыма настолько, что, угодив туда, вы поначалу дышите словно сквозь влажную губку. Потом, разумеется, привыкаете и не обращаете на это внимание. Ровно до той поры, пока не покидаете эту негостеприимную к вольным сталкерам локацию. И если затем вас заносит прямиком в Новосибирск, первое впечатление, какое вы при этом испытываете: влажную губку на вашем лице резко заменили на другую – сухую и долгое время пролежавшую в морозильнике.
Вырвавшись из тамбура в крайне непривычный климат, мы хрипели и кашляли так, словно нас пинком выставили из горящего здания или газовой камеры. Мороз, который днем ослабевал, ночью опять усиливался и на рассвете достигал своего пика. Оттого жадно хватать ртом ледяной воздух – то, чем мы сейчас дружно занимались, – было вдвойне мучительно. Но, несмотря на это, сегодня никто из нас не умер от удушья и спустя несколько минут адаптировался к новой среде.