Льды уходят в океан - Страница 1

Петр Лебеденко

Льды уходят в океан

Книга первая

ГЛАВА I

1

За окном хлестал дождь. Мокрые ветви тополей гнулись к самой земле и почти по-человечески стонали. Мутные потоки неудержимо неслись к реке, тоже мутной, холодной.

Марк не отрываясь глядел в окно и все думал, думал... Что его занесло сюда, на север, за тысячи километров от родного дома? Все было таким привычным: работа, мать, друзья... И вот его нежданно-негаданно подхватило, он, кажется, не успел даже и опомниться, как то, что связывало его с прошлым, осталось далеко позади. Да еще как далеко!

Марк вздохнул. Не от тоски — от подкравшейся тревоги. Когда получил от Марины письмо, все казалось проще. Она не звала, ничего не обещала, не написала даже, что хочет повидаться... «Вижу тебя, Марк, будто ты рядом. Широченные твои плечи вот-вот разорвут рубашку, и веет от тебя такой силушкой, прямо голова кружится. И до сих пор помню запах твоих почти белых волос, всегда спутанных. И улыбку твою помню, Марк...»

А он?.. Он тоже все помнит. Два года прошло с тех пор, как они расстались, но Марку кажется: вот только сию минуту глядел в ее глаза, только минуту назад она ушла...

О ее глазах нельзя было сказать, что они необыкновенно красивы. Не то серо-голубые, не то просто серые, они не привлекали к себе особого внимания до тех пор, пока Марина не начинала смеяться. И тогда свершалось чудо: глаза ее становились яркими, глубокими, в них хотелось смотреть без конца...И Марк смотрел, не в силах оторвать взгляда. Потом Марина внезапно обрывала смех, лицо ее становилось серьезным, а Марк еще долго не мог избавиться от ощущения, что от ее смеха в нем самом осталось что-то легкое, хорошее. Будто солнце заглянуло в глухую ложбину, ушло дальше, а тепло задержалось на каждой травинке, под каждым комочком земли...

Два года разлуки, и ни одного дня порознь! Она всегда была с ним. И хотя за эти два года она написала одно-единственное письмо, и хотя в ее письме ничего не было, кроме чуточки грусти, Марк решил: она ждет его. Она будет рада встретиться. Ему и в голову не пришло, что Марина могла написать просто в минуту грусти и, опустив конверт в почтовый ящик, тут же пожалеть об этом. Десяток раз прочитав письмо, он пошел в порт, сказал, что ему срочно надо уехать, и уже через три часа летел на север.

...Приехав из аэропорта в город, Марк позвонил в гостиницу. Свободных мест не было. «И не ожидается», — сказала дежурная. Тогда он пошел к Марине. Поднялся на второй этаж, поставил у ног чемоданчик и протянул руку к кнопке звонка, под которым знакомым почерком было написано: «М. Санина».

Долго никто не отвечал. Потом чужой женский голос спросил:

— Вам кого?

— Марину Санину, — тихо ответил он.

Дверь открылась, молодая женщина окинула Марка любопытным взглядом.

— Марина будет только вечером, — сказала она.

С его плаща стекали струйки воды, мокрые брюки прилипли к ногам, в ботинках хлюпало. А на улице хлестал холодный дождь, и Марк с тоской подумал: «Куда же теперь?»

Он взглянул на женщину, сказал:

— Простите...

Женщина молчала. Смотрела на его растерянное лицо и молчала. Марк еще раз повторил:

— Простите... — и стал спускаться с лестницы.

Тогда она позвала:

— Молодой человек!

Марк остановился, оглянулся. Женщина спросила:

— А вы кто?

— Я?..

Марк пожал плечами. Он снял кепку, встряхнул ее и ладонью пригладил волосы.

— Видите ли... — начал он.

— Марк Талалин, да? — засмеялась женщина. — Конечно же, Марк Талалин. «Белобрысый Марк» — так, кажется, вас называет Марийка? Теперь я вас узнала. Идемте.

Марк хотел возразить, но она подхватила его чемоданчик, повторила:

— Идемте, идемте!

В квартире было две комнаты — одна напротив другой. Женщина повесила плащ Марка и сказала:

— Я сейчас пойду на работу. А вы отдыхайте и отогревайтесь. Хорошо? Проходите вот сюда. Это ее комната. Вы, конечно, устали с дороги? Можете отдохнуть. Извините, что я оставляю вас одного.

Она вышла, но тут же вернулась:

— Простите, забыла представиться... Анна Лидина.

Марк улыбнулся:

— Очень приятно.

Анна не уходила. Марку казалось, что она хочет что-то ему сказать, но не решается. В ее глазах Марк видел не то смущение, не то растерянность. Наконец она проговорила:

— Мария не знала, что вы должны приехать? Помоему, она не ждала вас.

— Не ждала, — сказал Марк. — Я неожиданно.

И вдруг подумал: «А что, если она не одна? Если кто-то у нее есть?» Он оглядел комнату и вопросительно посмотрел на Анну. Наверно, Анна поняла его мысли. Или прочла их в его настороженно-вопросительном взгляде. Она сказала:

— Отдыхайте. Сюда до вечера никто не придет...

И ушла.

2

За окном еще сильнее потемнело, река стала совсем черной и будто отодвинулась куда-то. Марк подумал, что хорошо было бы, если бы вот так же отодвинулись от него все тревоги и все сомнения. С ними тяжело. О чем бы ни думал, о чем бы ни вспоминал — тревоги и сомнения тут как тут. И почти никогда не уходят, прочно поселяются в душе Марка — беспокойные постояльцы.

Вышвырнуть бы их вон, навсегда, да разве вышвырнешь? Они липкие, как паутина. Страшно липкие!

Впервые он сказал ей о своем чувстве на второй вечер после выпускного школьного бала. Сказал просто, хотя от волнения у него вздрагивали руки и в горле было сухо: «Марина, ты не будешь смеяться?» Она ответила коротко: «Нет». — «Марина, ты для меня — не как все. Понимаешь?» — «Я все понимаю, Марк».

И с тех пор они всегда были вместе. Марк часто говорил: «Знаешь, это родство душ. Правда?» — «Правда», — отвечала она.

Они оба работали в порту электросварщиками. Любили работать ночью. Вдвоем опускались с громадины корабля почти к самому подножию стапеля, находили отметины, где надо было сварить швы, и несколько мгновений молчали, завороженно глядя на слегка фосфоресцирующее море. Потом Марина говорила: «Марк, сейчас я зажгу тысячу солнц...» Электрод приближался к металлу — и каскад ослепительных искр разрывал густую мглу. Марку и правда казалось, что Марина зажигает тысячу солнц. Он смотрел на девушку и чувствовал, как тепло этих солнц проникает к сердцу, и думал о том, как хороша жизнь, когда рядом Марина. Его Марина.

Утром, закончив смену, они шли, плечами касаясь друг друга. Марк никогда бы не решился идти с ней обнявшись на людях, как это делали другие. Не потому, что стыдился. Он всегда думал: «Большое чувство — не для посторонних взглядов». Марина соглашалась с ним.

Они шли вдоль набережной, навстречу им спешили их друзья, и то и дело слышалось:

— Привет рабочему классу!.. Салют докерам!..

Марк любил это слово — «докеры»! Докеры — сильный, мужественный народ. Везде. Когда Марк читал, что в Америке или во Франции бастуют докеры и никакая сила не может сломить их боевой дух, он говорил Марине:

— Докеры — это вот! — крепко сжимал кулак.

Марина смеялась:

— Нескромно так о самом себе.

— Я не только о себе. И о тебе. Обо всех.

— А я ведь не очень сильная, Марк. Не такая, как ты...

— Это тебе кажется. Сила не только в мышцах.

Он верил в то, о чем говорил. Верил, что его Марина — сильный человек. Потому что она честная, открытая. Такие не могут быть слабыми.

В док, где они работали с Мариной, каждый год заходил на ремонт нефтеналивной танкер «Калуга». Это был старый корабль, и, если бы не настойчивые просьбы капитана «...еще одну навигацийку поплавать на своем корыте», танкер, наверное, давно уже отправился бы на кладбище и ржавел бы там в ожидании, когда автогенщики раскромсают одряхлевшее тело.

Капитан «Калуги» Андрей Зарубин, моряк лет тридцати, не мог себе представить, что рано или поздно ему придется расстаться со своим танкером. Оттягивая этот час, Зарубин во время ремонта никогда не покидал корабль, вникал в каждую мелочь, и к началу навигации танкер был как новенький.