Лазурный берег - Страница 37
И все бы фотографировали ее, восхищались, тащились, перлись и задавали нескромные вопросы.
Интересные щекотливые вопросы!..
А она бы кокетничала, капризничала и то отвечала бы, а то нет. И одаривала бы улыбкой. Или ке одаривала бы! «Иное „нет" звучит большим согласием, чем три „да",— так недавно писали в „Космо"».
И ее бы взяли наконец на обложку «Космо».
Ооооооооооооо!
А этот мерзавец прогуливается себе, как будто и не сломал никому жизнь. Рожа довольная, мерзкая. Мороженое не доел — бросил в урну. Даже мороженое в гада уже не лезет.
Кристина увидала сухонькую старушку с тростью, быстро отобрала у нее трость и понеслась вслед за Сергеем, намереваясь как следует выместить на нем свой праведный гнев.
Старушонка что-то кричала сзади по-своему, злобная карлица.
Кристина бежала, не разбирая пути, снесла будку торговца кукурузой, люди отскакивали и потрясение смотрели ей вслед. Кто-то кликнул полицейский патруль.
Подлец Сергей свернул в переулок. Кристина добежала до переулка и свернула туда же.
Полицейские уже бежали следом.
Подлец Сергей свернул во двор. Кристина за ним. Рубанула случайно тростью по припаркованному при входе во двор «Мерседесу». Зеркало разлетелось вдребезги.
«Плохая примета,— подумала Кристина, устремляясь за Егоровым в подъезд.— Ничего, это для него плохая примета».
Егоров открыл дверь, шагнул внутрь и тут же на плечи ему фурией набросилась Кристина, влетела вместе с ним в квартиру и стала осыпать незадачливого приобретателя билетов на гей-дискотеку ударами крючковатой палки.
Николай притих на кухне в ожидании развития событий.
— Мерзавец! Козел! Обманщик! Идиот! Бессмысленная скотина! Билетов нет!.. Гадина! Бессмысленная скотина! Подонок! Мразь! Параноик!.. Мужлан! Все вы такие!.. Пробы негде!.. Дегенерат! Мудозвон! Бессмысленная скотина! ......! Паразит! Кретин! Сволочь!
Ругаясь, Кристина не забывала энергично колошматить Егорова тростью.
Николай вслушивался в ее крики, пожалуй, даже и с интересом. Языкастая бабенка, ничего не скажешь. Днем спокойнее себя вела. И какая оса ее укусила?
Может, и ее — того?.. Хлороформом. И на яхту с собой? А там — это...
Уворачиваясь от ударов, Сергей Аркадьевич выскочил на балкон. С размаху врезался в кактус. Взвыл. Раздались свистки — это во двор вбежали полицейские.
Николай среагировал мгновенно: вышел в подъезд и поднялся этажом выше. А когда полицейские ворвались в квартиру, быстро ссыпался по лестнице и заскочил в «Мерседес» с разбитым зеркалом, который Дима уже вывел со двора.
— Бессмысленная скотина! Фальшивый кинематографист! Бездарь! — раздавалось из наступающей темноты.
Аппетит приходит во время еды.
Или, как говорит Семен Черныга, «чем дальше в лес, тем шире варежка».
Плахов и Рогов о «сценарии» Троицкого ничего не знали, и на сердце у них было спокойно. Они вознамерились провести спокойный туристический вечер (скоро ведь домой!) и вновь разместились на закате в том самом кафе под электрической пальмой. И рискнули заказать мулей. Это тоже моллюски, но не такие радикальные и дорогие как устрицы, а, скорее, наподобие мидий. К черному горшочку с вареными му-лями подавали тарелку картофеля-фри. Одно это успокаивало: не пойдут морские гады, можно будет хоть картохой пиво закусить. Но гады вполне пошли.
— А ничего, съедобно,— вытер рот салфеткой Плахов и уверенно махнул официанту: заказать еще «прессованного» пива.
— Офранцузиваемся помалеху,— согласился Рогов.— Еще чуть-чуть — и лягушек захотим.
— Да я уж, честно сказать, думал... — смутился Игорь.— Когда еще попробуем?
Дима с Николаем, отчитавшись по телефону о неудаче, получили приказ дуть на улицу Гамбетта. Долго искали в темноте нужный дом. У подъезда валялась поросячья маска.
Долго Николай возился с замком: этот более мудреной конструкции. Квартира оказалась пуста. Ни вещей, никаких следов...
Только шесть использованных презервативов в мусорном ведре. Николай с Димой переглянулись. Бывает, конечно...
И пустая матрешка на ковре.
На яхту возвращались в молчании, опасаясь гнева Троицкого. Оказалось — не зря. Демьяныч не только рассчитывал решить все проблемы сегодня, не дожидаясь семи утра. Он еще и взбодрился не по-детски от корня вечной молодости, и ему нужно было куда-то деть привалившую энергию.
Врагов не привезли. На берег ехать поздно, утром дела, да и не хочется. Куда ехать-то? В бордель?.. Бордели Троицкий не любил. В Амстердаме однажды шагнул от кровати в дверь, думая, что душ-туалет, а это оказалась дверь на улицу. А проститутка — черная толстая дура — не успела его предупредить. Так и вывалился без трусов на канал под гогот толпы. А Михаил Демьяныч не любил, когда над ним гоготали. Осадок остался...
На яхте тоже особо не разрядишься...
— Ладно, Белое Сердце,— решил, подумав, Троицкий,— давай побьемся. Тренировка перед завтрашним.
И принял боксерскую стойку.
Николай вздрогнул. Спарринги с шефом случались крайне редко, и он их откровенно не любил. Во-первых, бьешься с оглядкой, боишься вмазать как следует. Повредишь что-нибудь случайно шефу — убьют ведь на месте. Во-вторых, шеф в боксе тоже был не лыком шит. Так мог засандалить, что мама не горюй...
— Давай-давай, Белое Сердце! — скомандовал Троицкий.— До первой крови.
И пошел в атаку. Десятью ударами загнал Николая под канаты на палубе. Туг и кровь, слава богу, брызнула — из носу. Долго корячиться не пришлось.
Кровь хозяина мгновенно успокоила.
Сел, дернул стакан одним глотком. Ладно.
Вспомнил притчу, которую рассказывал Крокодайл, якобы вычитавший ее в какой-то книге. Жил да был один царский генерал. Считал себя крутым, а на самом деле был вшивым козлом. Доказывая себе свою крутость, дрался с овчарками. Заводил щенка и дрался с ним по-серьезному, до крови. Весь всегда ходил в ранах. Другие генералы его за раны уважали: кремень мужик, думали. С овчаркой бьется! Но генерал-то со щенком бился, пока щенок был слабее. А как тот подрастал и начинал представлять реальную угрозу, генерал щенка продавал или еще что похуже...
Проведали об этом другие генералы. Был суд чести. Пришлось плохому генералу застрелиться.
Мораль притчи: бейся не со слабыми, а с сильными.
И побеждай.
Ладно. Утро вечера мудренее.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Кашалот в ванной и сахар из Пакистана
На узкой насыпной косе, уходящей в залив и венчающейся красавцем-маяком, в семь утра было лишь два-три любителя бегом трусцой (в одном из которых Егоров опознал Пьера Ришара) да Сергей Аркадьевич с Анри Пересом.
Они медленно шли по молу мимо разномастных и разношерстных катеров и лодок. Жирные чайки, только поутру хоть немножко бодрые, с криками атаковали рыбу. Дул ветер, и море пенилось, как кружевной край ночной сорочки...
Егоров аж вздрогнул, поймав себя на столь поэтическом образе.
Хватит мечтать, пора и о деле:
— Вот что, граф. По агентурным данным, одна из мусульманских группировок готовит у вас теракт.
— Когда? — вздрогнул Перес.
Это было совсем некстати. Через три дня фестиваль заканчивался, и Пересу были обещаны премия и отпуск. Анри с женой и детьми собирался посетить Нью-Йорк. По телевизору показывали, что там в Центральном парке поселили выведенную учеными двадцатиметровую обезьяну — абсолютно настоящую, по кличке Кинг-Конг и совершенно безвредную. Детишки всего мира хныкали, что хотят в Нью-Йорк. Вот Анри и решил сделать своим отпрыскам такой подарок.
Так что лучше бы террористы повременили, пока он улетит. Билеты уже заказаны. С другой стороны, если сейчас быстро раскрыть готовящийся теракт, можно рассчитывать на повышение по службе...
— В самое ближайшее время,— пояснил Егоров.— Подготовка идет полным ходом. Я вас почему позвал: через десять минут к Троицкому должны приехать их люди.