Лавка ужасов - Страница 2

Однако держать накопленные знания в себе было непросто. В конце концов, он никогда не давал обета молчания. Тойвонен до сих пор не предал известные ему факты широкой огласке лишь потому, что опасался прослыть сумасшедшим. Даже несмотря на то, что на руках у него имелось множество наглядных подтверждений этих фактов, финн продолжал молчать. Обывательское сознание – оно такое. Обывателю скажешь: «Смотри, кровожадный монстр!» – указывая на бесчинствующего в конце квартала кровожадного монстра. А он, обыватель, лишь покрутит пальцем у виска: «Ты что, с ума сошел? Какой монстр?».

И все же, рассказать обо всем хотелось. Не целому миру, нет. Хотя бы одному человеку. Но где его найти, такого собеседника, который понял бы, о чем идет речь? Те, кто уже сталкивался с этим, как сам Эйнари двадцать лет назад, и так все прекрасно знают. А «грузить» своими знаниями всех, кого ни попадя, желания не было. Да и опасно это.

Тойвонен терпеливо ждал. Ждал взгляда, жеста, фразы, по которым он сразу узнал бы того, кто хочет прикоснуться к диким тайнам Земли не из кошачьего любопытства, и не от скуки, а для того, чтобы обрести знание, которое в нужный момент обернется Силой.

Дни проходили за днями, годы сменяли годы. Десять лет простояла «Лавка ужасов» на площади Маяковского. А подходящий собеседник все не появлялся. Эйнари не переживал особо. Он ведь выбрал свою судьбу сам и вовсе не был носителем некоей великой миссии, которую непременно требовалось кому-нибудь передать.

Тем не менее, он несказанно обрадовался, когда однажды в его магазинчике появилась Ангелина.

Внешне она ничем не отличалась от множества других «готичных» девушек, что покупали у Эйнари грим, маски, брелки и кольца. Черная одежда, фиолетовые волосы и фальшивая седина в челке, рюкзачок с демоническим ликом, мрачноватый взгляд, обязательный пирсинг на лице… Вряд ли она удостоилась бы особого внимания Эйнари, если не одна ее реплика.

Войдя в магазин, девушка сначала принялась рассматривать штампованные серебряные украшения – из тех, что можно найти в любом рок-магазине. Здесь ее ничего не заинтересовало, и готесса перешла в уголок с постерами и репродукциями. Там она долго смотрела на одну из картин Клайва Баркера[3], после чего и произнесла слова, заставившие встрепенуться скучавшего за прилавком Эйнари.

– О чем кричат шрамы воспоминаний? – задумчиво произнесла девушка.

– Что?! – Тойвонен мгновенно пересек небольшое помещение магазина и оказался прямо перед ней. – Что вы сказали?

– Не обращайте внимания, – улыбнулась готесса. – Это я о своем.

– Не сказал бы, – возразил Эйнари. – Я не потому спросил, что не расслышал. Как раз наоборот. О чем кричат шрамы воспоминаний. Вы ведь не сами придумали эту фразу, верно?

– Да. Но откуда вы знаете?

– Можно сказать, ниоткуда. Просто знаю. Где вы ее услышали?

– Один парень в метро задал мне этот вопрос. Мы разговаривали о разных необычных вещах, о сверхъестественном. Потом он вдруг спросил про воспоминания и шрамы. А когда я ответила, почему-то потерял ко мне интерес.

– Понятно, почему, – кивнул Эйнари. – Он ожидал услышать совсем другое.

– Но вы ведь не знаете, что я ему сказала! – рассмеялась девушка.

– Есть только один ответ, который устроил бы его, – сказал Эйнари. – Как, впрочем, и любого, кто задает такой вопрос.

– Так это кодовая фраза? – у девушки, что называется, загорелись глазки. – Ух, как я люблю такие вещи! Это какая-то игра, да?

– Игра… – эхом повторил Эйнари. – Что ж, наверное, это можно назвать и так. Только ставки в ней уж больно высоки…

– Вы мне расскажете? – азартно произнесла готесса. – Да, кстати… Это имеет какое-нибудь отношение к Месту? К Дому Джамелана? К Гнойной Забаве?

У Эйнари чуть челюсть не отвалилась.

– Девушка, вы хоть представляете себе, о чем сейчас говорите? – сдавленным голосом произнес он.

– Не представляю, потому и спрашиваю, – пожав плечами, как ни в чем не бывало, сказала его посетительница. – А что, – она сделала большие глаза, – это может быть опасно?

– Да, – кивнул Тойвонен. – Это может быть очень опасно. Откуда вам стали известны эти названия?

– Да так… Сплетни, пересуды, недомолвки. Такое впечатление, что толком никто ничего не знает. Только прикидываются.

– Знающие не говорят, – улыбнулся Эйнари. – А говорящие – не знают.

– Вот-вот, именно так, похоже, дело и обстоит! – воскликнула девушка. – Но вы-то, надеюсь, знаете?

– Да. Я многое знаю. И о многом.

– А… расскажете? Или это такой уж страшный запрет?

– Запрет? Кому пришло бы в голову запрещать людям заглядывать в Бездну?

– А вот Ницше сказал…

– Не надо, – мягко прервал ее Тойвонен. – Ницше сказал это не для того, чтобы повторять его слова всякий раз, как слово «Бездна» встретится в разговоре. Как вас зовут?

– Ангелина.

– А меня – Эйнари. Это финское имя.

– Вы финн?

– Да. Но моя родина – Россия. Санкт-Петербург. Вот что, Ангелина. Если вам действительно интересно, приходите завтра, в это же время. Я могу рассказать вам несколько занимательных историй о взаимоотношениях нашего мира и Бездны.

– Отлично! – она даже чуть не подпрыгнула. – Я обязательно приду!

– Один вопрос только, – сказал Тойвонен, когда она уже подошла к двери. – Зачем вам все это нужно?

– Ну как же? – полуобернувшись, произнесла Ангелина. – Ведь знание – это сила.

– У этой медали есть и обратная сторона, – промолвил финн. – Во многой мудрости много печали, и умножающий познание умножает скорбь.

– Я не боюсь скорби, – твердо заявила девушка. – Это не самое страшное, что может случиться.

Сейчас Тойвонен поджидал ее, вспоминая их вчерашнюю беседу. «Да, – думал Эйнари, поправляя на полке статуэтки «Инфернального парада»[4], – скорбь – не худшее, что может случиться с человеком. Хоть она и достаточно неприятна, никто еще не отменял расчленение, потрошение и, уж конечно, высасывание души».

Весело звякнул дверной колокольчик, извещая о чьем-то прибытии. «Должно быть, это она», – подумал, разворачиваясь, Эйнари.

Но то была не Ангелина. Общество тех, кого он видел сейчас перед собой, с одной стороны, забавляло Тойвонена, а с другой – было не слишком приятным.

– Ну что, дед, ты решил? – спросил, подойдя к прилавку, один из них, тот, что был постарше. – Будешь платить? Или подождешь, пока твою лавочку разнесут к чертям собачьим?

Тойвонен помнил их. Ему, родившемуся в 1975 году на одной из рабочих окраин Ленинграда, был прекрасно знаком этот типаж. «Реальные пацаны с района». Короли ночной Вероны, мать их за ногу. Злобные волчьи взгляды исподлобья, характерные жесты, особенная походка, сленг… Вот сленг с годами претерпевал изменения. Все остальное – нет. Разве что еще вот вместо жмыха – жевательный героин.

Он помнил их. То были те же самые ребята, что и сорок лет назад.

«Считают, должно быть, что жизнь им чего-то недодала и, стало быть, нужно это взять самостоятельно, – подумал Эйнари. – Вы, конечно, правы, ребятки, но, черт возьми, как же вы глупы, если думаете, что это надо делать вот так».

Финн внимательно посмотрел на лица обоих ребят. Ни проблеска человечности в глазах. Особенно у этого, старшего. Действительно готовы на все.

Второй паренек, которому при всем желании нельзя было дать больше четырнадцати, выудил из кармана своих зауженных джинсов выкидной нож, обнажил лезвие и принялся поигрывать оружием, с намеком глядя на Тойвонена. Финн только усмехнулся.

– Как ты сказал, к собачьим чертям? – спросил он, обращаясь к старшему из недоделанных рэкетиров. – Знаешь, а я ведь с ними знаком. Если хочешь, могу и тебя свести.

– Что за бред ты несешь? – парень с размаху хлопнул ладонью по дереву прилавка. – Нам нужны деньги и поскорее!

– Сейчас, – Эйнари зашарил руками под прилавком. – Сейчас, сейчас…