Ландскнехт. Победителей не судят (СИ) - Страница 9

  В общем, плохо все. Если еще точнее - то против нас несколько сотен более-менее обученных и оснащённых солдат, это раз. Два - это едва ли не вдвое больше мастеровых и прочего пролетариата. Уже успевших организовать на Пушечном какое-то подобие коммуны. Улльские коммунары, мать их так. И ведь, аналогии-то, похоже, во всех мирах схожие - отличительный знак у них - красная повязка нарукавная, или ленточка на головном уборе. И знамена красные... по большей части. Еще флаг Улле - у каждого города Союза, кроме общего Союзного флага - есть и свой штандарт, но с наложенным союзным гербом. Ну а у этих - 'чистый' флаг. Причем, тут нету принтеров для текстильной печати, и такие флаги за день не выткать... Впрочем, это опять же не наше сейчас дело. Итак, мастеровые. Эти вооружены по большей части всяким холодняком, ружьями и каким-то стреляющим старьем. Поговаривали, что некто купил им немало револьверов, что тоже не радовало, хотя даже в городском бою револьвер - оружие глупое. До арсенала, слава Богам, мятежники не добрались, и вот уже прямо сейчас оружие и боеприпасы оттуда перевозят в военный порт. При крайнем случае - просто утопят в море. Так что вооружение коммунаров можно было бы и не считать, если бы не неприятный момент. На то он и Пушечный, чтобы там делали пушки. И вот там-то коммунары и захватили несколько орудий - в основном полевые трехдюймовки, около дюжины. Со слов капитана Стечкина, имени которого я так и не узнал, остальные орудия можно, в общем-то, не считать - к ним нет боеприпасов. А вот к трехдюймовкам вполне достаточно - снарядное производство как раз было загружено заказом на этот калибр. Радовало только, что гранат здесь не делали - взрывчатку гнали в Ирбе, ибо уголь там, а Ирбе ее не продавал так, блюдя привилегию - вот и отправляли корпуса на снаряжение туда, а потом снаряды - обратно. Так что к пушкам у коммунаров - картечь, да шрапнели. Кроме рабочих-коммунаров во враждебные силы стоило записать и вечно недовольных 'городскими' окрестных крестьян. Эти просто поддержат мятежников, если и не открыто, то тайно. В основном, конечно, за свою выгоду - как станет ясно, что мятеж подавлен - начнут и выдавать... за награду, естественно. С прошлым мятежом так и было. Серьезной силой их считать не стоит, они и в спину пальнут, только три раза убедившись, что им ничего не будет. Ну и напоследок - босяцкие кварталы. Эти гетто, трущобы и фавелы всегда были враждебны власти, и в мирное-то время там стреляли и совали ножи в спину полицейским и солдатам, там всегда могли найти укрытие беглецы от режима, регулярно там армия и жандармы устраивали зачистки, что, понятное дело, любви к властям не добавляло. Это, на самом деле, серьезная сила - несколько тысяч человек. И не всегда неорганизованная, а местами и частями - и неплохо вооруженная. Скрашивало эту сторону дела то, что, во-первых, с этими можно не церемониться, и при нужде полковник Палем накроет эти кварталы крупнокалиберными снарядами с батарей - зажигалками и шрапнелью. А погреба на батареях большие и емкие. Во-вторых - 'из подтвержденных источников' известно, что по-настоящему серьезные люди из криминального мира, прежде всего контрабандисты - мятеж не поддерживают. По своим каким-то интересам, но, тем не менее, не помогая напрямую власти, будут блюсти строгий нейтралитет. Что выбивает из числа люмпенов наиболее организованные и, что немаловажно, наиболее вооруженные боевые группы. Это - что касается противника.

  Что касалось наших сил, то все было более разнообразно, но ничуть не радужно. Часть гарнизона - в основном артиллеристы на батареях. Увы, без пехоты батареи полностью защитить город, особенно от штурма с суши - неспособны. Впрочем, Палем разумно рассудил, что нападение с моря большими силами вряд ли вероятно, и часть артиллеристов с приморских укреплений отрядил в пехоту, направив на сухопутные участки укреплений и в патрули в городе. Но и это было если не каплей в море, то иголкой в стоге сена. Жандармы - около сотни. Крепкие хваткие парни, с многозарядными карабинами-леверами под пистолетный патрон, причем у многих на коротком карабине магазин не подствольный, а торчащий вниз коробчатый. Конные, потому и палаш на боку, рубать толпу всяких протестующих - самое то. Серьезные дяди, но их мало. И если в иное время их боятся, зная о привычке кровно мстить за убитого, причем в многократном размере - то сейчас их будут стараться убить все, припоминая старые обиды. Из союзных остаются еще моряки - те самые, которых полковник Палем собирает в какую-то 'роту', хотя, по моим прикидкам, не переводя корабли в состояние беззащитных прикованных к берегу мишеней - он сможет собрать от силы полсотни, ну семьдесят человек. И боеспособность этой роты - под большим сомнением. Пограничники, или, скорее, таможенная береговая стража - тоже суровые парни, но тоже очень малочисленные в нынешних раскладах. И с них обязанности никто не снимал - все понимают, что не исключены попытки снабжения мятежников оружием и всяким прочим. Еще есть в Улле некий военно-морской кадетский корпус. Точнее - был. Не повезло местной Нахимовке располагаться на окраине недалеко от Пушзавода - восставшие коммунары взяли ее одной из первых. Курсантов по большей части перебили - к чести последних, они не сдались, а вступили в бой, орудуя палашами и кортиками, но их и было всего-то несколько десятков. Арсенал в училище разграбили, но там было в основном учебное оружие. Один из сержантов, впрочем, заметил, что на то он и завод, чтоб из учебного сделать боевое, и он таки прав. В общем, нахимовцы уцелели только те, кто был по каким-то причинам в городе - от силы пара десятков. В бой они рвутся, пылая жаждой мщения, но, во-первых толку от них не очень много, во-вторых - кто ж их пустит, будущих бомбардиров, механиков и штурманов, под дурные пули и штыки? Еще из местных оставалась полиция... Но с полицией все было и вовсе грустно. Эти ребята с ржавыми саблями и нечищеными револьверами годны кое-как поддерживать порядок, разгонять всякую пьян и ловить ворье. Немногочисленные хваткие парни среди них погоды не делали. И потому большинство из них в первые же часы или очень спешно покинули опасные районы (порой не только без оружия, но и не полностью одетыми), а кто не успел - уже распрощался с жизнью. Большинство - долго и мучительно. Как и положено коммунарам, местные парни миролюбием и добротой не страдали, как и отсутствием изобретательности. Таким образом, на полицию серьезной надежды тоже нет. Ну и последняя красная линия - это ополчение и частная охрана - купцов и знати. Увы. Даже не беря малочисленность и боевую ценность - существовали серьезные опасения 'кто за кого воевать будет'. После массовых чисток в высших эшелонах, последовавших за неудачным заговором Алабина, все было 'не так однозначно'. Потому приказом полковника Палема этой категории граждан было велено не соваться, дабы не попасть под руку, и охранять и защищать себя, свое и вверенное имущество. Сбор ополчения Палем все же объявил, но проводить его придется выборочно, и даст это человек триста к середине дня от силы. Достаточно хорошо обученных... когда-то, неплохо вооруженных (каждый резервист обязан хранить дома в исправном состоянии карабин армейской системы и два десятка патронов), но вот возраст и сохранность навыков - вызывали вопрос. Мотивация, правда, должна иметься - чем череват захват города мятежниками все понимали

  Вот, собственно, и все, что было в Улле 'своего'. И - мы. Ограниченный контингент рисских войск. А если точнее - то, по сути, лишь обеспечение рисской военной миссии. Всего около сотни солдат и офицеров, считая и наш взвод. И, по словам Горна, боеспособных с учетом моих парней наберется едва на полный взвод, может, самую чуть больше. Все остальные - не вояки вовсе. И помощи ждать неоткуда - нашему пароходу удалось проскочить одним из последних - а сейчас мятежники уже выставили батарею в самом устье реки, и в речпорту снаряжаются какие-то лайбы - вряд ли они сошли с ума, чтобы сунуться под огонь укреплений, а вот перекрыть судоходство - смогут вполне. Речных флотилий на Великой нет издавна, ибо статус у реки пограничный, и потому, еще лет сто пятьдесят назад решено было никому на ней военных кораблей не заводить. Морские охотники, конечно, могли бы сунуться туда и разогнать эту сволочь - но, с одной стороны - тот самый договор нарушать не следует, с другой - сесть на мель, да под огнем полевой батареи - не самое верное решение. Да и главное - некому прийти на помощь. То, что Вайм снимет с фронта серьезные силы ради решения внутренних проблем Союза - не верилось. Союзу, как уже говорилось, тоже никак быстро не отреагировать. В Свирре сидит Верген, ему ближе всех и у него могут найтись свободные войска - в войне он уже не то чтобы не участвует - но, так сказать, ограниченными силами. Потому что свое он уже взял, а за чужое воевать большого интереса нет, только выполняя договор. Барон, пожалуй, мог бы и помочь, достаточно быстро и серьезными силами. Если бы захотел. А с чего бы ему хотеть просто так? А не просто так... Все видели пример Ирбе, которого только чудо в виде войны и захвата Свирре избавило от ненавязчивого присутствия барона со своим войском. Ирбенцы пяткой в грудь крестились, наверное, провожая барона на новое место жительства, так горевали, что, поди, все баяны порвали. Как говорится, 'Как жаль, что вы наконец-то уходите!'. Так что барона звать на помощь решатся только в самом крайнем случае. Княжество же Лурре, с которым граничил на севере тут Союз, и которое отделяло его от Рисса, сохраняло строгий нейтралитет во-первых, во-вторых же - если честно говорить, то Лурре тоже было бы крайне выгодно иметь на границе неких сепаратистов из Союза - ведь наверняка это означало бы более выгодные договоры по поводу пошлин и торговли... Луррских денег в мятеже, вроде бы, не просматривалось, нейтралитет они держали по-честному - но и помощи от них ждать не стоило. Им был выгоден, в общем-то, любой вариант развития событий. Итого рассчитывать мы могли на пять-шесть сотен пехоты, от силы сотню кавалеристов, и полное отсутствие полевой артиллерии с нашей стороны. При примерно вдвое-втрое большей численности пехоты с несколькими пушками у противника.