Лампада - Страница 6
4
Как-то я мало рассказываю о монастыре. Все о каких-то “друзьях”…
А я даже не знаю, что рассказывать.
Мы по лености пропускали утренние молитвы (о чем я сейчас жалею) и шли на послеобеденные и стояли там, просто повторяя за всеми (так мой приятель сказал) церковно-славянские слова. Иногда что-то понимая, но большей частью просто повторяя про себя слова и все. И так стояли до вечера, а потом заходили в комнату гостевого дома к физику и военному, которые остались вдвоем (как сказал физик: третьего Бог унес), пили там чай и разговаривали, а потом в темноте шли “домой”, то есть к бабушке, у которой снимали комнату, и снег похрустывал под ногами, и, оглянувшись, мы смотрели на белые стены, кресты и башни монастыря, и темные корабельные сосны, росшие по сторонам дороги. Я сейчас чуть не написал “мачты” вместо “башен”, но этот монастырь, он правда был чем-то похож на стоящий в гавани корабль, что было, то было. Большой белый корабль. Постоит и уйдет…
Так прошло три дня, совершенно незаметно, всего три дня, а мне стало казаться, что мы тут давно, и что это хорошо и правильно, и, может быть, даже важно - вставать, умываться и по тонкому ноябрьскому снегу идти в монастырь и стоять там на молитвах, а иногда заходить в книжную и иконную лавку, смотреть книги и немного разговаривать с отцом Игорем, ни о чем серьезном кстати, так, о книгах и всяких пустяках.
Уезжали из монастыря днем, чтобы доехать до ночи. День был серенький, и, как на картинах Саврасова, вокруг старой монастырской колокольни кружились вороны и галки. Нас вышли проводить отец Михаил и отец Игорь.
- Приезжайте еще.
- Спасибо.
Отец Игорь пожал мне руку, а отец Михаил перекрестил нас с женой. Знал бы, что я не крещеный, а жена вообще мусульманка. В смысле, у нее бабушка когда-то в мечеть ходила, когда моложе была. (Сама-то она не очень это все любит. Тоже, как и я - может быть, к сожалению). Или он знал? Ведь мой приятель скорее всего сказал ему. Откуда-то вытащил большую книжку - “Житие Святого Амвросия” и протянул мне: - Это подарок. Наша новинка. - Спасибо.
Сейчас эта книжка стоит над моим столом, и я иногда на нее поглядываю. Надо было попросить у него надписать, - думаю я сейчас, но тогда я почему-то этого не сделал, растерялся, наверное. Не ожидал. Военный шутливо отдал отцу Михаилу честь.
Приятель торопил: скорее, собирались уехать в 12, а уже два, не доедем засветло. Мы сели в машину, тронулись, было грустно, уезжать всегда грустно. Отец Михаил махал нам рукой.
Когда выехали на трассу, я опустил стекло, закурил. И тут военный - он сидел впереди, обернувшись, сказал мне:
- Не надо.
- Почему? - я удивился.
Он приоткрыл полу куртки, и я увидел, что у него там горит маленький огонек - лампада.
- Купил в лавке, повешу дома. - Он улыбался.
Я выбросил сигарету и закрыл окно.
- А мы не купили. Может, надо было?
Но потом я подумал, что это слишком. Все-таки мы не настолько… не могу подобрать слова. Религиозны, да? Вот купили образа. Два. И хорошо.
Офицер радовался:
- Повешу дома, пусть висит. У меня там иконы - и как раз лампада.
Мой приятель вел осторожно, стараясь, чтоб не трясло. Было хорошо так ехать, осторожно, избегая ухабов, зная, что с нами этот огонечек из монастыря. (Все-таки не хотелось уезжать, повторюсь…) Офицер поддерживал его, как ребенка, иногда заглядывал под куртку, как он там. Я спрятал пачку сигарет и было вынутую фляжку с коньяком - как-то не курилось и не пилось при лампаде, и стал представлять себе квартиру этого военного, он сказал, что живет на Чертаново, как он выразился, обычная трехкомнатная квартира в блочной 12-этажке начала 1980-х годов, узенькая прихожая, вешалка, дверь в кухню, потом детская метров 15, потом, как говорят в народе, - “зала”, в красном углу, рядом с вымпелом победителя ленинского зачета 1984 года и фотографией не то Афганистана, не то Средней Азии, теперь иконы, и под ними будет эта лампада, за окном с беленькими кисейными занавесками зимний пейзаж, рядами такие же дома, деревья, снег…
Наверное, он туда ее повесит, в “залу”, думал я, чтобы смотреть и вспоминать монастырь, свечи, иконы, голос дьякона, читающего молитву. Потом я подумал, что странно, что уезжать не хотелось, все же это не совсем наша, не совсем мирская, та к которой мы привыкли, я хочу сказать, жизнь. Как-то они быстро пролетели, эти три дня, хотя вроде что мы делали - ничего, стояли на молитве, немного гуляли, разговаривали с бабушкой-хозяйкой. У нее сын, кстати, работник космической отрасли. На космодроме Байконур работает, серьезно. Она показывала письма, гордилась, давала смотреть карточки внуков. Правда, давно у них не была… О монастыре говорила неохотно: они там все разные, сейчас все думают, что раз монастырь, то все святые. А она рядом живет, видела всякое.
Смешно, бабушка при монастыре, а сын космические корабли делает. Смежные, так сказать, отрасли, почему я сказал “кстати”.
После Калуги стало темнеть и пошел снег. Тут выяснилось, что у нас не работают дворники, и мой приятель занервничал - на шоссе стало много машин. Мы съехали на обочину, они с офицером вышли, стали копаться в моторе, а лампаду оставили нам, и я минут десять подержал ее под курткой с левой стороны, и было немного тепло у сердца - там же огонь, то есть огонек, и от него тепло.
Починить дворники не вышло, это же “москвич”, у меня была такая машина - она хорошая, тяжелая, как утюг и устойчивая на шоссе, но упрямая. Если не захочет чиниться, ты хоть по уши залезь в нее, ничего не выйдет. И, главное, можно было бы тряпкой снаружи протирать стекло, но особо часто не попротираешь, ветер же, надо окно открывать, а у нас лампада. Мы с офицером поменялись местами, я сел вперед, а он на мое место, сзади все-таки меньше дует… Подумал: “Не довезем, ветер”, - но офицер говорил, что пока горит.
- А куда повесишь, - спросил я.
- Пока не знаю, - он задумался, - может, в детскую, или в залу.
Я засмеялся:
- Я так и думал. А в зале у тебя занавески белые?
- Вот и не угадал, плохой из тебя инженер человеческих душ. В цветочек. Жена купила в магазине “Лейпциг”, знаешь такой? Еще в советское время был.
Вообще странно, об этой поездке почти нет воспоминаний, одни картинки. Воспоминания - пейзажи, воспоминания - жанровые картинки. Вот стоят заснеженные ели вдоль дороги, стояли, когда ехали туда, стоят обратно. За ними лес в снегу - снег, ели, снова снег… Вот люди стоят в церкви, полутемно, только перед иконами горят свечи, они освещают лица. Голос дьякона читает: милости хощу, а не жертвы.
Когда ехали туда, уже после Калуги, мой приятель вдруг стал рассказывать, как люди не могут доехать в этот монастырь, будто что мешает. Сначала собраться не могут, потом поворачивают на полпути, заезжают куда-нибудь не туда, в общем, ерунда какая-то. Ну, мы с женой покивали, Серж сделал круглые глаза, тоже что-то такое стал рассказывать, таинственное. Едем дальше. И вдруг мой приятель руль в сторону как крутанет!
- Ха! - говорит.
Машина вильнула. Он в другую сторону - ха! И все, главное, смеются, типа “о, как здорово, шутник…” - а я-то чувствую, что нас уже юзом ведет. Там еще под горку и поворотик, и то ли у “москвича” этого были задние ведущие, то ли он притормозил не так, в общем, машина управление потеряла. Хорошо, скорость небольшая и дорога пустая была, ну, только метрах в 150 какой-то трактор перся. С большими колесами такой, “Беларусь”. Ну, дорога-то в снегу прочищена, мы крутанулись разок и, уткнувшись носом в сугроб, остановились. Я говорю: ты что, мудак?! Тоже доехать что-то мешает? Он, кстати, даже не огрызнулся. Испугался, что ли? Странное у него какое-то было лицо - я только в профиль смотрел - он почти улыбался. Мазохист.
Конечно, что говорить, всем нам (вообще всем) стоило съездить в этот монастырь, немного помолиться. Пусть даже толком не зная слова.