Лагерь Хауксбиль - Страница 6

Квесада опустил глаза.

- Мы все придем к этому раньше или позже.

- Я пока еще держусь. И ты тоже.

- Дай нам срок. Я здесь всего лишь одиннадцать лет.

- А Альтман всего восемь, - ответил Барретт. - Вальдосто и того меньше.

- Некоторые ломаются быстрее других, - заметил Квесада. - А вот и наш новый товарищ.

Ханн вышел из лазарета и присоединился к ним. Он все еще был бледен и взволнован, но страх в его глазах исчез. "Он начал, - отметил про себя Барретт, - приспосабливаться к немыслимому".

- Я невольно подслушал часть вашего разговора, - сказал Ханн. - Здесь много психических заболеваний?

- Некоторые никак не могут найти для себя какое-нибудь занятие, имеющее смысл в этом мире-лагере, - сказал Барретт. - Их пожирает скука.

- А какие здесь есть занятия?

- У Квесады - его врачебная деятельность. У меня - административные обязанности. Несколько наших товарищей изучают жизнь моря, выполняя подлинные научные исследования. У нас здесь есть газета, которая выходит время от времени, ее подготовкой заняты еще нескольких человек. Затем рыбная ловля, трансконтинентальные переходы. Но всегда находятся люди, позволяющие себе впасть в отчаяние, и они ломаются. По-моему, сейчас здесь примерно тридцать-сорок подлинных маньяков, а всего нас в лагере сто сорок.

- Это не так уж плохо, - заметил Ханн, - если учесть внутренне присущую сосланным сюда людям душевную нестабильность и необычные условия жизни здесь.

- Внутренне присущую нестабильность? - повторил Барретт. - Такого я не замечал. Большинство из нас находились в здравом уме, считали себя борцами за правое дело. Вы думаете, что революционером может быть только чокнутый? Но если вы на самом деле так думаете, Ханн, то что, черт побери, вы здесь делаете?

- Вы меня не так поняли, мистер Барретт. Я не провожу никаких параллелей между антиправительственной деятельностью и умственным расстройством, ей-богу. Но вы должны признать, что многие из людей, кого привлекает любое революционное движение, ну, чуточку на чем-то помешаны.

- Как Вальдосто, - пробормотал Квесада. - Нашвыряли бомб...

- Ладно, не будем, - сказал Барретт и засмеялся. - Ханн, а вы весьма красноречивы для человека, который мямлил что-то невразумительное всего лишь несколько минут назад.

- Я вовсе не хотел поучать вас, - быстро ответил Ханн. - Возможно, это звучало несколько самодовольно и снисходительно. Я имел ввиду...

- Забудьте об этом. А чем вы все-таки занимались там, наверху?

- Я был экономистом.

- Это как раз то, что нам нужно, - обрадовался Квесада. - Он поможет нам разрешить проблему нашего годового баланса.

- Если вы там были экономистом, - сказал Барретт, - то вам представится возможность очень много говорить об этом здесь. Этот лагерь полон чокнутых экономистов-теоретиков, которые с удовольствием забросают вас своими идеями. Некоторые из них даже почти здравые. Я имею ввиду идеи. Пойдемте со мной, и я покажу, где вы будете жить.

3

Тропинка от главного здания к хижине, где жил Дональд Латимер, в основном шла вниз, и Барретту это слегка улучшило настроение, даже несмотря на то, что он понимал: на обратном пути ему все же придется идти в гору. Хижина Латимера находилась на восточной окраине лагеря. Ханн и Барретт не спеша направились к ней. Ханн старался не подавать виду, что замечает, с каким трудом дается Барретту ходьба, а того раздражали попытки молодого человека подстроиться под его темп.

В этом Ханне его многое смущало, ибо тот был полон явных противоречий. С одной стороны, он появился здесь, испытав наиболее тяжелое темпоральное потрясение из всех, какие когда-либо видел Барретт, с другой же - оправился после него удивительно быстро. И еще - с виду хрупкий и застенчивый, он на самом деле обладал твердыми мускулами. Он создавал впечатление общей некомпетентности, но говорил, сохраняя полное самообладание. Барретта очень интересовало, что же все-таки натворил этот прилизанный молодец, чтобы заработать право на поездку в лагерь "Хауксбилль". Но чтобы выяснить это, будет еще достаточно времени. Сколько душе угодно.

Ханн показал рукой на горизонт и спросил:

- Неужели и все остальное точно такое же? Только скалы и океан?

- Да, все. Жизнь на суше еще не возникла. И не скоро возникнет. Все здесь удивительно просто, не правда ли? Ни суеты, ни огромных городов, ни транспортных пробок. Пока что на сушу вылезло только немного мха, совсем немного.

- А в море? В нем плавают динозавры?

Барретт покачал головой.

- Позвоночные животные появятся только через тридцать - сорок миллионов лет. Они возникнут в ордовикском периоде, а мы находимся в кембрийском. У нас не то что рептилий, даже рыб нет. Все, что мы можем предложить, это что-нибудь ползающее: немного моллюсков, несколько больших уродов, похожих на каракатиц, и трилобитов. Здесь семьсот миллиардов, не меньше, различных видов трилобитов. И еще у нас есть один человек по имени Мэл Рудигер, тот самый, что дал вам выпить, когда вы здесь объявились, который их коллекционирует. Он составляет каталог трилобитов. Это подлинный шедевр.

- Но ведь никто не сможет прочитать его в... в будущем.

- Там, наверху, как мы здесь говорим.

- Там, наверху.

- Очень жаль, - сказал Барретт. - Такая замечательная работа - и впустую, потому что здесь никто и гроша ломаного не даст за жизнь и трудные времена трилобитов, а там, наверху, никто даже не узнает об этом. Мы советовали Рудигеру выбить свою книгу на непортящихся золотых пластинах в надежде на то, что палеонтологи будущего найдут их. Но он говорит, что вероятность этого ничтожно мала. Миллиард лет пережует до молекул все его пластины, прежде чем их смогут найти. И даже если их все-таки отыщут, то используют скорее всего для создания новой религии или чего-нибудь в этом духе.

Ханн потянул носом воздух.

- Почему воздух здесь так странно пахнет?

- Другое сочетание газов, - пояснил Барретт. - Мы сделали его анализ. Больше азота, чуть меньше кислорода, почти нет углекислого газа. Но эта причина не главная. Дело в том, что это чистый воздух, не загрязненный продуктами выделения живых организмов. Никто здесь не дышит, кроме нас, а нас так мало, что это никак на воздух не влияет.