Лагерь в горах - Страница 4

– Ну, – прошептал Терри, – Оленья Нога, правда, отличается замечательным проворством, тем не менее есть много вещей, которых он не может сделать, и у него полно дел, так что ему пока не до нас!

– Может быть, была рукопашная схватка!

– Может быть, но что…

– Тише, а это что такое?

К удивлению обоих молодых людей, из-за угла хижины выскочил Оленья Нога и быстро помчался к ним навстречу.

Когда молодые люди расстались на холме с намерением подойти к хижине разными дорогами, Оленья Нога подумал, что решит этот вопрос один, какие бы опасности не стояли за этим решением.

Конечно, могло случиться, что какое-нибудь неожиданное обстоятельство откроет истину Фреду или Терри, но друг их, индеец, не строил своих планов на таком шатком основании: он верил, что этот вопрос можно разрешить только путем риска.

Оленья Нога чувствовал себя не вполне спокойно, когда предостерегал своих друзей. Он вообще не имел обыкновения прямо высказывать свои мысли, а в особенности теперь, когда дело шло о жизни или смерти отца Фреда: надо было взять на себя слишком много смелости, чтобы разом разрушить все надежды юноши, дав ему понять, что все в хижине убиты.

Оленья Нога думал, как уже было сказано, что группа виннебаго, подававшая сигналы южному племени, как раз в направлении к нашей хижине, хотела этими сигналами показать, что друзья охотников уже на пути к ним. Густой дым, служивший для этой цели, вряд ли мог сообщить им что-нибудь иное. Он, конечно, не мог сказать им про то, что молодых людей сопровождал индеец племени шавано, который был не только другом белых, но и врагом виннебаго.

В таком случае национальность Оленьей Ноги давала бы ему преимущество перед товарищами. Эти виннебаго вряд ли могли узнать, что произошло на пути между холмом и хижиной, и поэтому, по крайней мере на время, могли принять шавано за нейтральную фигуру.

Конечно, могло случиться и обратное, то есть, они приняли бы его за бродягу, каких в этих краях бывает много.

Обо всем этом Оленья Нога подумал уже раньше и теперь не колебался перед выбором. Он тихо пробрался берегом реки, огибавшей хижину, вплоть до самой лицевой части строения, и остановился в сотне ярдов от хижины. Здесь шавано выбрал себе наблюдательный пост и, не показываясь обитателям хижины, устремил взоры на большую, тяжелую дверь.

Несколько дней тому назад он был здесь в гостях у трех охотников, стоял перед этой самой дверью и разговаривал с ними, а те сидели на бревне, лежавшем на земле против хижины, и принимали его, как старого друга. Теперь дверь была заперта, и охотников не было видно.

Как узнать, кто внутри, охотники или их враги? Этот вопрос, занимавший его прежде, занимал и теперь. Если только белые люди не испугались появления индейцев, но оставалось непонятным, почему они так долго не возвращаются домой в это холодное осеннее утро.

Может быть, они осознали опасность и насторожились? Оленья Нога не видал их там, где стояли капканы для бобров, и на основании этого заключил, что они или бежали, или погибли.

Если бы охотники были в хижине, Оленья Нога без колебания явился бы туда, потому что каждый из них узнал бы его и принял, как друга. С другой стороны, если там сидели виннебаго, которые развели огонь внутри как приманку, чтобы обмануть друзей охотников, то и они, может быть, не сочли бы Оленью Ногу подозрительным человеком, так как не знали, что он друг белых, – разве только до них дошли какие-нибудь слухи.

Таково было заключение молодого шавано, и он пришел к нему быстрее, чем мы это успели изложить. Индеец решился подойти прямо к двери, как будто бы он не подозревал ничего дурного. Но в ту минуту, когда он решился на это, его остановило то обстоятельство, что тяжелая дверь хижины шевельнулась, как будто кто-то потянул ее за ручку.

Дверь открылась не широко, и так тихо, что никто другой, кроме шавано, не мог бы заметить ее движения. Он тотчас же присел перед дверью и стал ждать дальнейшего развития событий.

Дверь, которая отворилась на пять или шесть дюймов, оставалась некоторое время в таком положении и потом приоткрылась еще не на много. Таким образом, можно было бы заглянуть внутрь дома, если бы там не царила полная темнота.

Тем же зорким глазом, который замечал любую мелочь, Оленья Нога, увидел, что край двери придерживают чьи-то пальцы. Из этого нельзя еще было ничего заключить, так как разглядеть кого-либо было невозможно. Однако, Оленья Нога догадался, что такой поведение выдает индейца: трудно было предположить, чтобы кто-нибудь из охотников отворял дверь таким способом.

Минуту спустя индеец увидел, что кто-то чуть-чуть выглядывает из-за двери. Опять-таки нельзя было ничего разглядеть, но Оленья Нога все больше и больше убеждался, что в хижине нет никого, кроме индейцев-виннебаго.

Дверь тихонько закрылась.

Колебаться дальше было бесполезно, и Оленья Нога не колебался. Встав на ноги, он просто пошел по неровному, но открытому месту, как будто бы был вполне уверен, что найдет в хижине своих друзей. Однако, его зрение и слух никогда не были напряжены так сильно, как во время короткого перехода от ручья до хижины.

Осторожный взгляд из-за двери был так непохож на обычные приемы охотников, что Оленья Нога теперь больше не сомневался в том, что найдет в хижине индейцев.

Раз его убеждение было таково, можно было думать, что на все вопросы нашелся окончательный ответ. Было очевидно, что если там сидят виннебаго, то, следовательно, там нет белых людей, иначе чем объяснить это глубокое молчание? Шавано мог бы теперь смело вернуться на назначенное место и с уверенностью сказать Фреду и Терри, чтобы они шли искать охотников в другом месте, так как их не было в доме, где он их видел несколько дней тому назад.

Но вы можете себе представить, что смелого шавано занимали теперь совсем другие вопросы, на которые он жаждал получить ответ и на которые можно было ответить, только заглянув внутрь дома. Главное, что его интересовало, это был вопрос о том, убиты ли его друзья в хижине? Лежали ли их тела перед злодеями, которые жаждали обагрить руки кровью новой жертвы?

Единственное обстоятельство, которое внушало индейцу опасение, было то, что среди индейцев мог бы оказаться тот, кто его знал. Припоминая последние события, шавано вспомнил, что он и юноши шли очень медленно и что, следовательно, любой индеец всегда мог их опередить и предупредить других. Хотя было маловероятно, чтобы случилось что-нибудь подобное, однако, это было все-таки возможно. Присутствие такого посланника к хижине могло бы решить участь шавано, потому что он в достаточной степени заслужил непримиримую ненависть этих воинов, которые были теперь далеко от своих охотничьих земель.

Что могли сделать индейцы в хижине, как не встретить входящего к ним шавано ружейным залпом? Если бы это случилось, то Оленья Нога мог рассчитывать на спасение так же, как и человек, стоящий перед дулом заряженной пушки.

Но тяжелая дверь, на которую Оленья Нога устремил свой взор, не открылась, и он не был встречен залпом. Индеец заметил, что, вследствие отсутствия окон в хижине, единственным местом, откуда могли грозить, была дверь.

Если бы они вдруг открыли дверь и начали стрелять – он погиб бы несомненно, как уже было сказано, но, когда шавано очутился в нескольких шагах от хижины, он совершенно успокоился на этот счет: если бы теперь дверь шевельнулась хоть чуточку, он отпрыгнул бы в сторону и скрылся за строением, где его положение было не менее выгодным, чем положение врагов.

Но, как мы уже сказали, дверь не отворилась, и не произошло никаких других событий.

Он заметил ремень из оленьей шкуры, дверную защелку, и с удивительным, всегда свойственным ему хладнокровием, схватил ее, слегка потянул и очутился в хижине. Здесь его глазам представилось удивительное зрелище.

Раньше уже было сказано, что в хижине не было окон, так как она служила только кладовой для мехов и убежищем для охотников в суровую зимнюю погоду или бурю. Отверстие в крыше заменяло трубу: через него выходил дым, когда в комнате горел огонь, в целях защиты от снега или дождя отверстие закрывалось плоским камнем.