Лагерь у моря (СИ) - Страница 39

Змея посмотрела на меня, во взгляде отчетливо читалось: «Харэ бегать, дай сожрать себя спокойно». Раздвоенный черный язык хлестанул по воздуху.

— Не дождешься, — сказал я, встретившись с ним взглядом, и, прежде чем кошмар сделал второй ход… — ШИИИИИФТ!

Привычной дрожи реальности не было, но змея застыла, не делая ни малейшего движения, яркие глаза в орбитах перестали следить за мной. Теперь надо уносить ноги и подумать, что делать дальше. Развернувшись спиной к врагу, краем глаза я заметил пролетевший перед носом черный листик, сорвавшийся с недалеко растущего дерева. Если есть предел страха, то вот он: я почувствовал, как душа уходит в пятки, как спина от ужаса покрывается липким потом. Сердце пропустило пару ударов. Лист движется, а значит…

— ХИТРАЯ МРАЗЬ! — закричал я, и, надрывая мышцы, что есть силы буквально бросил своё тело в сторону, не успев на мгновение, на долю секунды!

Нападающая тварь задела меня самым краем клыка, торчащего из разинутой пасти. Не прыгни я в сторону, уже был бы проглочен, целиком, блять! Клык пропорол мне левую ногу, на землю потоком хлынула кровь — боль, как же больно! Если это просто кошмар, то почему, почему?!

— Теперь в-с-сё, — удовлетворенно прошипела гадина.

В голове плыло, окружающее пространство стремилось меня поглотить, темнота и пустота растворяли, обещая конец страданий, обещая освободить от терзающего ужаса, от боли. Пустота звала меня, обволакивая, утешая: просто надо перестать сопротивляться, перестать… быть. По ноге, откуда сочилась кровь, поплыло темное пятно, чернота с земли наползала на меня, а в голову хлынули не забытые, нет, просто отложенные в уголки памяти события.

Школа. Маленький мальчик сидит один, пока другие дети играют и резвятся. Почему так всегда? Чем он хуже других? Что с ним не так? Вот большая дискотека, все танцуют, всем весело, кроме одного парня, который сидит в тени и смотрит в окно: его отвергли, бросили, он не нужен. Вот компания друзей, пьют, отдыхают, смеются, сидя в кафе, у них праздник, они окончили институт, радость на лицах, и лишь в одних глазах — пустота.

«Одиночество, страх, отчаяние, тебя ничего не ждет. Ты никому не нужен, смирись, закрывай глаза, исчезай…»

Темнота почти поглотила меня, покрыв пеленой все тело, кроме головы, глаза закрывались, словно онемение, боли нет, ничего нет… Как хорошо?! Я рад этому? Забвение? Вот к чему, я стремился?!

НЕТ! Откуда нашлись силы, я и сейчас, и наверное никогда не пойму. Это есть в каждом человеке, когда он, загнанный в угол, выжимает последний резерв, показывает судьбе безумный оскал, отрицая свой рок, не желая с ним мириться. Так всё не закончится! Алиса. Ульяна. Девочки, я… вернусь, я больше не один, не хочу быть один, не могу быть один! Тепло, оно хлынуло изнутри, сжигая сковывающий тело мрак, и вот это очень не понравилось рептилии. Попятившись и прищурив глаза, она больше не делала попыток напасть, во взгляде твари промелькнул… страх?

— Почти, почти, ещё бы чуть-чуть, — сказал я, стряхивая с себя остатки темноты, как ненужный мусор, сейчас тело было легким, а порез на ноге — затягивался на глазах.

В мире, покрытом тьмой и тишиной, появлялись звуки — зашумели деревья, завыл ветер, зашуршала трава — и свет, свет неяркий, мягкий, будто утренняя заря, но обещающий конец ночи.

— Гадина, — я обвиняющее указал на змею пальцем, — ты не так опасна, как кажешься, да?

А ведь верно: я огляделся вокруг, самое опасное тут — это пространство, эта пустота, которая стремится поглотить всё, что её заполняет. Но теперь я понял, понял, что можно ей противопоставить.

— Тварь питается всем темным, что есть в людях, — так ведь говорил шиза? Ты не более, чем часть, — я обвел руками мир вокруг, говоря прямо кошмару в лицо, — часть всего этого, часть декорации, часть пустоты, что я сам создал. Хочешь сожрать меня? — я осмелел настолько, что выпрямился и без страха смотрел на змея, от которого бегал очень долго. — Так подавись! Вот, вот то, что Я могу противопоставить тебе!

Сосредоточиться — я не тот, кем был раньше, уже не тот! Пространство снова пыталось меня поглотить, но сейчас на каждое его внушение я отвечал полной противоположностью, став абсолютным его антагонистом, отталкивая каждую попытку меня уничтожить. Прошлое больше не властно надо мной, с каждым разом вспыхивавшие в голове образы прогоняли подступающий мрак.

Против страха —решимость!

В голове пролетела череда светлых, словно ясный день, воспоминаний и картин. Две золотые косы и красивая голубоглазая девушка, стремящаяся помочь всем, не ради благодарности, не ради признания, просто, просто потому, что хочет… Издалека я слышал голос Слави, обрывки фраз.

— В том числе не заметит и тебя, если только ты не упадешь рядом, или не закашляешь.

— Нет, нет, это я должна просить прощения

— Ой, какая я некультурная, меня — Славя зовут, а вас?

— Приятно было вас встретить, док.

Свет, источником которого я стал, озарил причал, вспыхнула трава вокруг, начала сгорать в ярко-желтом пламени, а тварь отпрянула от меня в ужасе. Не нравится? Вот тебе ещё.

Против отчаяния — надежда!

Рой воспоминаний с ярким красно-рыжим оттенком. Та, кто никогда не унывает и всегда улыбается на людях, та, чьи шалости и энергия ничему не уступят, — сдалась бы она сейчас? Нет! Пушистые волосы, биение маленького сердечка и ясные синие глаза — бесенок в майке и шортиках, источник бесконечной радости. Ульяна, её голос тоже звучит внутри…

— Да скажу я всё, скажу.

— Гражданин начальник, не велите казнить, велите миловать.

— Так я и не одна гуляла!

— У тебя тут столько всего, смотри, начну к тебе бегать просто так, за сладким.

После этих воспоминаний свет стал ослепительным: дома, деревья — всё вспыхнуло, как сухие спички. По чешуе змеи, пригнувшей голову в тщетной попытке, защитить от огня глаза, пошли подпалины. Мир трещал, пожираемый очищающим огнем, домики разваливались, причал рухнул в кипящую и испаряющуюся воду. Где-то вдалеке слышны звуки лесного пожара, падающих деревьев. Огонь поглощал всё, всё пространство, всю тьму, сжигая во прах…

— Ос-с-тановис-с-ь, — яростно зашипела тварь, — ты и с-с-ебя убьеш-шь!

— Вот как ты заговорила? — такая легкость, полное ощущение того, что с этим призрачным миром сгорает мое темное прошлое.

И против одиночества — любовь…

Эти воспоминания, эти чувства, они — самые дорогие. Хулиганка снаружи, рыжий ангел внутри, такая нежная, ранимая, теплая, родная… янтарные глаза, улыбка, чуть ехидная, старающаяся скрыть за напускной бравадой всю чувственность души. Ласковые, но настойчивые, руки, податливые, но требовательные, губы, гладкая кожа, жаркое дыхание. Чудо, обретшее плоть и появившееся в этом мире. Твой голос, он тоже со мной, теперь он — часть меня, и, где бы я ни оказался, что бы со мной ни случилось… твой образ, со мной, Алиса.

— Алиса, — тихо прошептал я заветное имя, сорвавшись с губ, оно эхом прозвучало в умирающем мире.

— Это недоразумение конфет в столовой объелось.

— Да какая разница?

— А, Док, это ты, а я-то думала всё, писец котенку.

— Вот ты и попался, Док.

— Н-не останавливайся, прошу…