Лагерь у моря (СИ) - Страница 31

И во взгляде не было угрозы или злости — просто холодная решимость: сейчас эти глаза были страшнее пустых глазниц уничтожившей отряд призрачной твари. И, второй раз за много лет, боец, прошедший горнило бесконечных миссий, где жизнь много раз висела на волоске, почувствовал страх. Пробирающий до костей, животный страх.

Внезапно зазвонил телефон, причем у Дока. Зазвонил — и тут же стих.

— Коллега, я прекрасно понимаю, — раздался из динамиков, которые сами переключились в режим громкой связи, приятный женский голос, — но если есть возможность, попрошу не убивать этих людей. Они сами себя уже наказали, а выжившим мы добавим, будьте уверены. В свою очередь, обещаем не трогать вас и никого из тех, кто с вами связан, вплоть до конца смены.

— Хотите, чтобы я поверил? — иронию в голосе Дока не услышал бы только глухой.

— Коллега, я, как и вы, доктор, ну, не совсем обычный, правда, но, не против, если, я буду обращаться именно так? — голос из телефона умело манипулировал интонациями. — Заметьте, я не лгу: оставить вас в покое после того, что вы продемонстрировали? Да и, положа руку на сердце, уверены, что всегда сможете контролировать аномалию, что завтра от неё не пострадает дорогой человек?

***

Док.

Я не был уверен ни в чем, после того, что сегодня случилось. В голове возник образ: раскрытая пасть, нацелившаяся на хрупкую рыжую девочку. Да и выбора особого нет…

— Я согласен, после смены обговорим детали, — и, добавив в голос твердости, — но при условии, что больше никогда в это не будет втянут кто-либо, кроме меня.

— Естественно, естественно, — поспешил согласиться незнакомый собеседник, — я оставлю свой номер: по всем вопросам, смело обращайтесь, коллега.

И экран мигнул, напоследок высветив новый контакт: Д. Виолетта. Ц.

Взглянув на солдата, я не почувствовал больше злости, ничего, пусть живет. Всё тело дрожало от усталости, или это последствия транквилизатора?

— Шифт.

Спустившись мимо замершего вояки с обсерватории, я аккуратно, как только мог плавно, поднял девочек, и, перекинув обоих на плечи, медленно пошел в корпус. Не хочу, чтобы их видели в таком состоянии, сейчас уже я освоил ускорение настолько, что могу не переживать за столь ценный груз. Я вспомнил, как впервые поймал бабочку в этом режиме, и то, что от неё осталось. Прости меня, бедное насекомое, надеюсь, ты попала в бабочковый рай, где много цветов. Многие часы тренировок, когда я нес в ускорении хрупкие предметы, стараясь их не сломать, сделали своё дело: я мог перемещать людей, не травмируя их.

Добравшись до кабинета, я уложил рыжих на одну кушетку. Блин, ну почему я не удосужился узнать, где они живут?! Алиса и Ульянка так мило спали — два рыжих солнышка, которые влипли в историю из-за меня! Ещё не поздно, можно вернуться к башне, и устроить картину — «боец спецподразделения, пролетающий над холмом, как фанера над Парижем.» Но оставим: сейчас месть — это эгоистично, никому, кроме меня от этого лучше не станет. Я погладил голову Ульянки, укрыл поудобнее Алису и лег на кушетку у противоположной стены: не знаю, когда они проснутся, но пусть я буду рядом, а не в соседней комнате, вдруг они испугаются?

Поставив телефон на зарядку, я ещё раз посмотрел на телефон: контакты, Д. Виолетта Ц. Д. Виолетта Ц.? Почему имя кажется таким знакомы… стоп. Я поднялся и вышел из кабинета: на двери висела бумажка с моим именем и контактами, я же тут временный заместитель. Сорвав листик, я обнажил под ним табличку с именем того, кого я замещаю.

Доктор Виолетта Церновна Коллайдер, ну здравствуй, коллега…

Откуда такая усталость? Чувствую себя так, словно не спал неделю. Последствия выброса аномалии, или просто ещё не отошел от отравы? Заперев дверь в кабинет, я рухнул на кушетку, комната медленно вращалась. Что скажу девочкам, когда они придут в себя? Сознание уплывает: последнее, что я запомнил, это две лежащие на кушетке девочки, озаренные солнечным светом, пробивающимся из окна. В лучах солнца плавали видимые глазу частицы пыли, легкой взвесью витающие в воздухе: надо будет… прибраться…

***

— Нет, ну это уже надоело! — сказал я вслух, оглядываясь вокруг.

Снова это место: ночь, без луны и звезд, вокруг темные силуэты деревьев, а я стою на небольшой полянке. И что делать? Бежать нет смысла: от того, ЧТО здесь живет, скорость не спасет. Я сел на землю, сосредоточился. Вытащить отсюда может только воля: вспомнить всё хорошее, всё теплое, не дать этому месту растворить себя. Улыбки, пушистые рыжие волосы, смех. Пустота уже начала отступать, как вдруг…

Из-за ближайшего к поляне дерева легкой походкой вышла Юля. Точно, эту ладную фигурку, с ушками и хвостиком, ни с чем не спутать! Понюхав воздух, она подошла и протянула мне лапку, словно говоря: хватайся Док, пойдем отсюда! Вокруг лишь мрак, до сих пор загадка, как я в нем вижу? Я посмотрел Юле в глаза: она улыбнулась мне, я ей. И затем, без малейшего перехода, я одним мощным ударом, атаковал её снизу вверх. Какой апперкот! Шиза бы мной гордился. С глухим стуком нека отлетела и впечаталась в дерево.

— Как ты… догадал-с-с-с-я?! — удивленное шипение, казалось, шло отовсюду.

Хрупкая фигурка лже-Юли взорвалась облаком черного дыма, и на месте, где она стояла, появилась огромная змеиная голова, тело которой не было видно, его кольца терялись в лабиринте деревьев, словно заполняя весь лес. Гадкая тварь! Скопировала облик Юли, видимо, ещё со времени, когда гоняла бедную девочку, пытаясь её слопать.

— Тело скопировано идеально, но Юля пахнет по-другому, — говорил я, вставая и готовясь в любой момент рвануть в сторону, — она пахнет теплым лесом, цветами, травой, дергает слегка левым ушком, наклоняя голову вниз, она — большая, добрая кошечка, и взгляд её тебе не повторить.

Мои слова глухим эхом разносились по призрачному миру, а тварь пока не спешила атаковать.

— От тебя же, — я выдержал паузу, прикидывая в уме, куда я ломанусь, когда змея бросится, — от тебя веет холодом, и, во что бы ты не превратилась, взгляд остается пустым.

— Хссс. Ты не глуп. Но рано или пос-с-с-дно… соверш-ш-ши-шь ош-ш-ш-ибку…

С нашей последней встречи змейка заметно подросла, хотя, казалось, куда ещё больше. Пошли впрок солдатики? Шиза говорил — она питается страхом, болью, а на холме всего этого было в избытке. Мир вокруг задрожал, реальность начала рассыпаться — кошмар на сегодня заканчивается, да? Безмолвно тварь провожала меня взглядом ничего не выражающих глаз.

***

Первое, что я почувствовал проснувшись, — это тепло. В глазах плясали солнечные зайчики, весь кабинет утопал в ярком, дневном свете. Но тепло было не только от этого. Ульяна, неугомонный рыжик, каким-то чудом меня не разбудив, умудрилась забраться на кушетку и свернуться калачиком у меня под боком. Рыжая макушка упиралась мне в шею, и пушистая шевелюра мелкой щекотала кожу. Вот ведь… Как приятно-то. Сердце вдруг защемило: я не особо сентиментальный, но когда после кошмара просыпаешься и первое, что видишь, — это такая вот, заспанная милая мордашка — тут любого бы растрогало.

Я аккуратно, стараясь не разбудить малышку, приподнялся. Алиса лежала и смотрела на нас с легкой усмешкой. Я приподнял брови и с немым вопросом посмотрел на неё, потом на Ульянку.