Лабиринты души - Страница 32
С тех пор капитан следовал пути, указанному Крессой, творя добро. Однако прошлое еще висело над ним. В недобрый час его судно наткнулось на Армаду. Среди сброда, затесавшегося в войска испанцев, нашлись его старые сподручные. Они узнали Лунда и донесли на него. Накануне встречи с англичанами капитана повесили на флагманском корабле.
— Зачем ты снова встретилась мне? — спросил Лунд ведьму. — Ты видишь, добро привело меня на виселицу.
— Это искупление, — ответила Блонделен. — Но теперь ты можешь получить поцелуй, который заслужил, но не осмелился взять.
Капитан опустился к ее ногам и замер…
— Я не хочу вспоминать, — заявил дон Паскуаль Санчес. — Мой девиз — «Идти без оглядки».
— Увы, мой капитан, время — круг, и ты пришел к своему прошлому. Но если так тяжело возвращение, послушай меня, я расскажу тебе знакомую историю, и может, глаза твои увидят в ней что-то новое.
Жил-был один славный идальго. А в нем жило-было непомерное честолюбие. Идальго выбирал в жизни все самое-самое: он не мог пить обычное вино — пил самое лучшее, он одевался в самые роскошные одежды, жил в самом роскошном особняке, принимал приглашения лишь от самых знатных сеньоров. И даму сердца он выбрал себе такую, которая, по мнению многих, была самой красивой во всей Испании. Звали ее Амарго де Рийос. Была сыграна великолепная свадьба, но когда угар торжества развеялся, дон Паскуаль обнаружил, что схватил кусок не по зубам. Донна Амарго казалась ожившей статуей: без меры прекрасная со стороны, при приближении она становилась холодным мрамором. Воистину, дон Паскуаль мог бы гордиться, что его жена — самая ледяная из дам. Однако он был лишен философских склонностей и вскоре начал испытывать безграничную зависть к прочим супружеским парам. Воображение рисовало ему ореол страсти вокруг любой красотки, проходившей мимо.
Трудно сказать, что чувствовала при этом Амарго, от которой не могло укрыться, что взор Паскуаля чуть не прожигает встречных женщин, но избегает ее.
Как-то в канун годовщины их свадьбы они плыли на корабле дона Паскуаля. Команда в честь праздника получила бочонок отличного вина. Моряки подняли кубки с добрыми пожеланиями благородной чете и упросили сеньору Амарго хотя бы пригубить чудесного напитка. К общему восторгу и удивлению дона Паскуаля, его супруга осушила свой бокал до дна и протянула его для повторения. После третьего бокала капитан готов был вознегодовать, но вдруг красавица потребовала кастаньеты. Три моряка-кастильца схватились за гитары, и их хриплые голоса разбудили ночь.
Никогда в жизни дон Паскуаль не видел свою супругу в таком танце. Слезы брызгали на ее щеки, словно тысячи гвоздей разом вбивали в палубу ее каблучки. Когда же смолкал рев обезумевшего экипажа, из уст Амарго летели звуки песни, да такой, что пламя факелов темнело…
Кончилось веселье, но потрясенный дон Паскуаль так и не мог узнать своей супруги. Она явила ему страсть, испепеляющую, как огонь ада, одарила его ласками, от которых он лишился сознания. Его пренебреженье к донне Амарго растаяло, как воск, его гордость была посрамлена, самолюбие унижено. Воистину, он показался сам себе пигмеем рядом с могучим демоном ее любви.
Но ночь миновала, и дон Паскуаль горько раскаялся, что вызвал к жизни ураган, таившийся в груди его супруги. Взошло солнце, и обнаружилось, что Амарго исчезла. Весь корабль обыскали, но ее не нашли. Оставалось единственное предположение — Амарго упала в море.
Словно бес обуял дона Паскуаля. Потеря возлюбленной в тот миг, как она раскрылась перед ним, вызвала в нем ненасытную жажду: он потерпел крушение в любви и в ней же искал спасения. Не было более отчаянного ловеласа, чем тот, каким стал теперь Паскуаль Санчес. Пожалуй, в этом проявился его дар. Он писал стихи, сочинял музыку, пел серенады, дрался на дуэлях. Он чувствовал женщин, будто сам нес в себе женское начало, и являлся им в том идеальном образе, который они хотели видеть.
Однако победы недолго насыщали его. Он летел все вперед и вперед к новым триумфам. Бедный слепец, он полагал, что восторг женщин вызван блеском его дарований, что число его возлюбленных заменит ему потерю той единственной, которой он оказался недостоин. А меж тем только это его внутреннее горе и давало ему привлекательность. Чуткие сердца красавиц ощущали в его душе тайную боль и из жалости снисходил к нему. О дон Паскуаль, какой удар вашему самолюбию! С ужасом и отвращением вы отбросили бы те лавры, что были дарованы милостью, а не ослеплением восторга!
Но вот как-то дону Паскуалю рассказали, что в одной портовой таверне видели бедную рыбачку, удивительно похожую на сеньору Амарго. Капитан поспешил туда. Золото, шпага и страсть помогли ему избавиться от соперников и завоевать сердце девушки. В память об утерянной жене, следуя своей прихоти, дон Паскуаль назвал свою возлюбленную именем Амарго, она не противилась. Связь дона Паскуаля с рыбачкой дала пищу сплетням, и чтобы избавиться от них, она просила капитана взять ее с собой.
— Нет, — ответил дон Паскуаль, — я не могу принадлежать тебе одной, хоть ты и дала мне радость любви. Я устремлен в будущее, я привык жить постоянной новизной, ожидание пронизывает все мое существо и дает мне силы для жизни и искусства. Прости меня, если можешь, не в силах человеческих остановить мой бег, только смерти это подвластно.
Амарго только рассмеялась его словам.
Дон Паскуаль вновь ушел в море. Увы, его плавание оказалось недолгим: судно село на рифы. Команда, видя безнадежность усилий, на шлюпках покинула корабль. Капитан остался на борту один. Меж небом и морем, меж смертью и жизнью. Будто судьба подслушала его речь и наказала его. Его бег остановился. День проходил за днем — ни единого паруса на горизонте. Корабль дона Паскуаля был абсолютно цел, но рифы держали его мертвой хваткой. Постепенно безумие стало овладевать капитаном. В ночные часы ему являлась покинутая возлюбленная. Амарго-вторая оказывалась в его каюте. Вначале он пугался ее молчания, осенял ее крестом, но она не исчезала. Потом, поддаваясь чарам, он уже ждал ее прихода, потом ее образ заполнил сердце, и она стала ему необходима, как свет для глаз. Невольный отшельник, дон Паскуаль Санчес получил второй урок любви.
Вскоре на него наткнулись испанские корабли, его сняли с мели, и он принял участие в сражении, где с честью погиб.
Блондален замолчала.
— Зачем ты рассказала мне мою жизнь? — с горечью воскликнул капитан Санчес.
— Чтобы преподать тебе третий урок, Паскуаль, — ответила ведьма. — Истинно любящий забывает себя в любимом. Ты так и поступал, но любил самого себя. Твой бег был жаждой становления. Твои победы являли всегдашнее поражение.
— Нет! Нет! Ты лжешь, ведьма! — закричал капитан. — Я любил донну Амарго де Рийос, и она будет свидетельствовать за меня перед лицом Создателя!
— Ты в этом уверен, Паскуаль? — спросила Блонделен, выпрямляясь.
Капитан упал на колени.
— Да, бедный сеньор, Амарго первая, вторая и третья. Твое сердце не узнало меня, и ты веришь, что в нем горит истинная любовь?
— Рамон Фонтерас— обратилась Блонделен к капитану, спрятавшему лицо в смуглых ладонях.
Он не поднял головы.
— Одна партия! Бридж или покер? — продолжала старуха.
Черные глаза моряка полыхнули недобрым огнем, но тонкие пальцы привычно потянулись к колоде.
— Пусть будет покер. Кто сдает? — произнес хриплый голос.
— Вас следовало скорее назвать доном Азартом, — усмехнулась ведьма.
— Делайте игру, сеньора Ампаро, — процедил капитан.
— Она уже сделана. И вы наконец победитель.
Рамон Фонтерас взглянул на карты и, торжествуя, хотел подняться. Но Блонделен остановила его:
— Капитан, вы выиграли у меня свою смерть.
Много лет в тавернах Испании и Нового Света имя Рамона Фонтераса заставляло терзаться завистью самых знаменитых картежников. Этот человек всю свою жизнь подчинил игре. Ни золото, ни женщины, ни слава не прельщали его — только игра, только вечный поединок с судьбой! Увы, мир страстей не дарит своих милостей без жертвы. Игра требует денег, деньги требуют игры. Рамон Фонтерас незаметно для себя стал шулером. Однако натура его гнушалась обычным обманом. Он возвел свое ремесло в искусство и охотнее всего садился играть против таких же шулеров. Охотник за охотниками, он один сражался против всех, находя в этом неведомое наслаждение. Если его собратья по профессии, сорвав куш, стремились скрыться и не рисковать выигрышем, то девиз Рамона был — «Игра с любым, кто меня вызовет».