Лабиринт Ариадны (СИ) - Страница 45

Я сама.

Горло сжимают невидимые пальцы паники.

— Любовником… — пытаюсь набрать воздуха в легкие, но его не хватает в этой душной комнате без окон. — Он рассказал, да? Как я прыгнула к нему в постель? Что вообще люблю прыгать в постель к мужикам из геймдева? Что верю обещаниям взять меня замуж? Вы посмеялись над тем, как меня легко развести?

Шаг за шагом отступаю от кровати. Выход рядом. Уже рядом.

— Поэтому… — перевожу клокочущее истерикой дыхание и нащупываю ручку двери. — Поэтому ты сказал — будущий муж, да? Я теперь переходящий приз? Почетная подстилка для разработчиков игр? Не хочешь еще у Мальцева благословение получить? Я с ним тоже трахалась! Ник и это рассказал? Рассказал?!

Глава пятьдесят первая. Ариадна на Наксосе

Он поднимается с кровати — несколько движений. Сначала опереться на локоть, потом спустить ноги, оттолкнуться ладонью, встать и сделать два шага ко мне. Но эти движения сливаются в одно, медленное, текучее, завораживающее.

Он рядом — и потом у меня за спиной, заслоняет дверь.

Он такой большой, что мне приходится задирать голову. Такой живой, что все вокруг кажется картонными декорациями. Даже я. Такой притягательный — больше всего сейчас я хочу прижать к его груди ладони, прильнуть всем телом, слиться.

Он наполняет пространство вокруг звоном и запахом нагретой земли.

Теперь, чтобы сбежать — мне надо дотронуться до него, но я понимаю, чем это кончится. Он не отпустит — потому что я сама не смогу уйти. Магнетический, завораживающий…

Так было и в ту ночь.

— Что… Что сказал тебе Ник?.. — тихо спрашиваю я полуосипшим от надсадной истерики голосом. — Что?

— Словами? — он протягивает руку, и ладонь ложится на мою щеку. Нежная, шероховатая, теплая. О нее хочется потереться. — Я не слушал. Человеческие тела говорят куда яснее слов, Ариадна.

— Я Ираида! Меня даже зовут не так, как тебе хочется! С чего ты вообще решил, что я…

— Что ты моя Ариадна? — сверкает белоснежный жемчуг зубов. — Я не настолько безумен, чтобы спутать тебя с другой. Если только у тебя нет сестры-близнеца, что смеялась в моих объятиях, зажгла любовь в моем сердце и сбежала поутру.

Мне кажется, рядом с ним все мои страхи осыпаются старой листвой, как осыпалась с меня одежда. И я чувствую, как проклевываются внутри нежные зеленые почки, внутри которых — жизнь. Но мне страшно. Все еще слишком страшно, чтобы разрешить ему раздеть меня и увидеть обнаженную душу.

— А… — тяну я насмешливо, не отрывая взгляда от темного шторма в глазах цвета моря. — Просто не можешь смириться, что кто-то посмел бросить такого красавца? Нечасто случается, что от тебя сбегают одноразовые любовницы?

— Никогда. — Он кладет вторую ладонь на другую щеку и склоняется так близко, что я чувствую его дыхание, ароматное, как терпкое вино. — Не имею привычки просыпаться в одной постели с «одноразовыми любовницами».

Губы слишком близко, чтобы устоять. Я еще чувствую отголоски их вкуса на своих, но мне уже хочется еще. Мне хочется его всего. А думать — не хочется. И тем более спорить с ним.

— Незаметно, — шепчу, поднимаясь на цыпочки. — Вел ты себя как опытный… бабник.

Касаюсь уголка его рта кончиком языка, скольжу им дальше, стискиваю зубами его нижнюю губу. Хочется сжать зубы сильнее. Еще сильнее! Чтобы потек виноградный сок, чтобы он вскрикнул и оттолкнул меня. С трудом отстраняюсь, оставляя царапину на внутренней стороне его губ.

Он смотрит на меня, и я никак не могу прочитать, что хочет мне сказать вечно изменчивое море его глаз.

Я смотрю на него, и не могу отвести взгляд. Он слишком красив. Почти обнаженный, стройный, атлетичный. С узкой талией и широкими плечами. С крепкими бедрами и расчерченным на клетки, словно доска для какой-нибудь настольной игры, прессом.

Темно-синие глаза, налитые губы, крутой локон, падающий на лоб, бархатная на ощупь загорелая кожа, словно чуть-чуть стесанная песком, витые мышцы.

Безупречный бог.

Прекрасный не только внешне — о, в постели он не менее божественен.

Но не Аполлон. Лучше.

— Я даже не знаю, как тебя зовут… — беспомощно говорю я. — Наверное, вы все правы. Руслан, Ник, ты… Неважно, что я чувствую. Главное — как я себя веду. А веду я себя как шлюха!

— Почему не знаешь, как зовут? — густые брови сходятся на переносице.

— Ты не представился, — пожимаю плечами.

— Мы даже пили вино в мою честь.

— «Смех Диониса»? — вспоминаю я. — Это просто название.

Да, конечно, я звала его про себя Дионисом — из-за вина в том числе. Из-за того, что он знал толк в веселье и сексе. Все остальные греческие боги, хоть и не отказывали себе в постельных утехах со смертными женщинами, всегда казались мне высокомерными и слишком самовлюбленными. А он был живым и веселым, хоть и выглядел совершенством.

Однако настоящее имя не удосужилась даже погуглить, хотя могла бы. Человек не на последних ролях в руководстве компании, выпустившей «Стоун Меркури», единственный не кореец среди них — не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы узнать имя своего любовника. Даже на странице конкурса, уверена, оно значилось.

Но я этого не сделала.

— Вино из винодельни моего отца, — мягко говорит он. — Названное в мою честь.

Несколько бесконечно долгих секунд, неловких и ошарашенных, я молчу. А потом осторожно спрашиваю:

— Ты — Дионис?..

— А ты Ариадна, — усмехается он. — Кстати…

Он поворачивает ручку двери, за которую я только что судорожно цеплялась, наклоняется и подбирает с пола кожаную сумку и… снова собранные в букет протеи. Небрежно бросает букет на постель, а пока я провожаю цветы взглядом, ловко выуживает из сумки бутылку вина.

— «Улыбка Ариадны», — говорит он и передает ее мне. — В твою честь. Я попросил отца. Тебе не кажется, что все это неспроста?

— Это просто сказки! — беспомощно возражаю я, покачивая бутылку с розовым вином в ладонях. — Древнегреческие мифы! При чем тут…

— Есть в мире место, где мифы становятся реальностью, — его взгляд серьезен, хоть я и пытаюсь найти в нем насмешку. — Тебя назвали Ариадной.

— Это все мама! — пытаюсь спорить по инерции. — Она очень любила…

— А меня Дионисом, — обрывает он мой лепет, забирая бутылку. Ставит ее на стол, поворачивает защелку на ручке двери и решительно шагает ко мне. — Папа.

— Папа у тебя Зевс?

— Нет, папа у меня Георгий, — все еще очень серьезно отвечает он.

— Русский? — удивляюсь я, смутно припоминая, что он хвастался знанием языков. В том числе и…

— Нет, мы понтийские греки. Папа из Грузии, мама с Крита.

Точно, грузинским.

Смотрю, как он приближается. Чувствую, как скользят шершавые пальцы по ткани футболки, а потом приподнимают ее и ложатся на кожу, которая в ответ покрывается мурашками.

— А ты Дионис… — завороженно говорю я, поднимая к нему лицо.

— А я — Дионис, — его губы скользят по моим губам.

Легко, едва касаясь, но я пью его дыхание, как то самое вино, вкус которого не могла забыть еще долго после той ночи.

Мне хочется забыть обо всем и погрузиться в хмельной туман, такой легкий и такой притягательный. Но бог вина и веселья — еще и бог безумия.

Поэтому я судорожно вдыхаю его запах и отстраняюсь. Одергиваю футболку, которая уже задрана до самой груди.

И спрашиваю:

— Что тебе от меня нужно, Дионис? Только честно.

Глава пятьдесят вторая. Ариадна и Дионис

Дионис — настоящий греческий, мать его, Дионис! — вновь сверкает белоснежной улыбкой, ошеломляюще прекрасной на смуглом лице с глубоко синими глазами.

Отвечает просто.

Слишком просто.

— Я уже сказал. Мне нужна ты.

Ладони его, все еще задержавшиеся под футболкой, скользят выше, накрывая мою грудь.

Зажмуриваюсь — под веками взрываются вспышки воспоминаний о той ночи.