Лабиринт - Страница 7

— Можно, я потом этим займусь — заплачу за пропитание? — Она погладила сверток с хлебцем. — Это будет еще один наш секрет, ос? Честная сделка?

На минуту ей показалось, что она зашла слишком далеко и слишком много себе позволила. Но Жакоб, чуть помедлив, усмехнулся.

—  Ben, — кивнула Элэйс. — Хорошо. Я зайду днем и займусь этим. Dins d'abord.Скоро.

Выскользнув из кухни и взбираясь вверх по лестнице, Элэйс слышала, как громыхает повар, разгоняя по местам ротозеев и бездельников. Она улыбнулась.

Все было в порядке.

Элэйс потянула на себя тяжелую наружную дверь и окунулась в нарождающийся день.

Листья вяза, стоявшего посреди крепостного двора, — под ним виконт Тренкавель вершил суд — чернели на побледневшем небе. В его ветвях копошились и неуверенно пробовали голоса жаворонки и крапивники.

Дед Раймона Роже Тренкавеля выстроил Шато Комталь больше столетия назад, чтобы отсюда править своими разраставшимися владениями. Его земли протянулись от Альби на севере к Нарбонне на юге, от Безьера на востоке к Каркассоне на западе.

Прямоугольник стен включал в себя развалины более древнего замка, усилившие укрепления на западной стороне городской стены, — мощного каменного кольца, высившегося над рекой Од и северными болотами.

Донжон, в котором собирались консулы и подписывались важнейшие документы, стоял над юго-западной стеной и бдительно охранялся. В густых сумерках Элис заметила что-то темное у наружной стены. Напрягая глаза, она разглядела спящую в уголке собаку. Пара мальчишек, примостившихся, как воронята, на ограде гусиного загона, норовили разбудить ее, швыряя камушки. В тишине были явственно слышны удары их босых пяток по брусьям ограды.

Попасть в Шато Комталь и выйти из него можно было двумя путями. Широкая арка Западных ворот вела прямо на травянистый склон, сбегавший от стены. Эти ворота почти всегда стояли закрытыми. Восточные ворота, маленькие и узкие, втиснулись между двумя привратными башнями и вели на улицы города. На верхние этажи башен можно было попасть, только вскарабкавшись по деревянным лесенкам, через люки в полу. Маленькая Элэйс любила лазать там наперегонки с кухонными мальчишками. Надо было подняться на самый верх и спуститься обратно, не попавшись стражникам. Элэйс была проворной девчушкой. Она всегда выигрывала.

Плотнее завернувшись в плащ, Элэйс торопливо пересекла двор. Как только колокол приказывал гасить огни, ворота закрывались на ночь, и стража не пропускала никого без разрешения ее отца. Бертран Пеллетье, хоть и не принадлежал к консулам, занимал в замке высокое положение. Не многие дерзали ослушаться его приказа.

Отец никогда не одобрял ее привычку ранним утром выбираться из города, а в последнее время он твердо объявил, что ночью Элэйс должна оставаться в стенах Шато. Она предполагала, что ее муж держится того же мнения, хотя Гильом ни разу не заговаривал об этом с молодой женой. Но только в тихих, скрывавших лица рассветных сумерках, вдали от строгих порядков крепости, Элэйс чувствовала себя собой. Не дочерью, не сестрой, не супругой. В глубине души она всегда подозревала, что отец понимает ее. Она старалась быть послушной дочерью, но отказаться от этих минут свободы не хотела.

Чаще всего ночная стража закрывала глаза на ее проделки. По крайней мере, до последнего времени. После того как пошли слухи о войне, гарнизон стал бдительнее. Внешне жизнь текла как всегда, и рассказы беженцев, временами появлявшихся в городе, о боях и религиозных гонениях представлялись Элэйс в порядке вещей. Всякий, кто жил вне защиты городских стен, должен был опасаться нападения конных отрядов, налетавших и исчезавших, как летние грозы. Ничего нового не было в этих сообщениях.

И Гильома, насколько она могла судить, слухи и шепотки не особенно тревожили. Впрочем, он никогда не говорил с ней о таких вещах. Зато Ориана утверждала, будто французское войско крестоносцев и церковников готовится вторгнуться в земли Ока. Больше того, по ее словам, войну поддерживали папа и французский король. Элэйс по опыту знала, как часто Ориана болтает только ради того, чтобы вывести ее из себя. В то же время сестра часто узнавала новости раньше всех в замке, да и нельзя было отрицать, что все больше гонцов прибывало в Шато и выезжало из его ворот. Трудно было не заметить и того, как глубоко пролегли морщины на лице отца, как запали его щеки.

Глаза у sirjans d'armsпокраснели от бессонной ночи, однако стража не дремала. Правда, серебристые угловатые шлемы они сдвинули на затылок, а стальные кольчуги казались тусклыми в сером рассветном сумраке, и мужчины, устало закинувшие за плечо щиты, скрывшие в ножнах мечи, явно мечтали не о битвах, а о теплой постели.

Приблизившись, Элэйс с облегчением узнала среди стражников Беренгьера. Заметив ее, тот ухмыльнулся и кивнул:

—  Bonjorn, госпожа Элэйс. Раненько поднялась!

Она улыбнулась в ответ:

— Не спится.

— Неужто твой муженек дает скучать по ночам? — бесстыдно подмигнув, вставил его напарник.

У этого лицо пестрело шрамами от оспы, ногти были обкусаны до крови, а изо рта разило вчерашним пивом. Элэйс пропустила непристойную шуточку мимо ушей.

— Как твоя жена, Беренгьер?

— Хорошо, госпожа. Совсем поправилась.

— А сын?

— Растет с каждым днем. Чуть отвернись, проест и дом и хозяйство.

— В отца пошел, — пошутила Элэйс, ткнув стражника в толстое пузо.

— Вот и моя женушка то же говорит.

— Передай ей мои наилучшие пожелания, ладно, Беренгьер?

— Она будет рада, что ты ее вспомнила, госпожа. — Стражник помялся. — Хочешь, чтоб я тебя пропустил?

— Только в город, Беренгьер, ну, может, до реки. Я скоро вернусь.

— Никого не велено пропускать, — буркнул его напарник. — Приказ кастеляна Пеллетье.

— Тебя не спросили, — огрызнулся Беренгьер. — Не в том дело, госпожа, — продолжал он, понизив голос. — Но ты знаешь, какие теперь дела. Коль с тобой что случится да узнают, что это я тебя выпустил, твой отец…

Элэйс потрепала его по плечу.

— Знаю, знаю, — тихо заверила она, — но, правда, тут не о чем беспокоиться. Я сумею о себе позаботиться. К тому же… — она покосилась на второго стражника, который теперь копался пальцем в носу, то и дело вытирая руку о рукав, — что бы ни грозило мне на берегу, все будет не так страшно, как то, что тебе приходится выносить здесь.

Беренгьер расхохотался.

— Обещай, что будешь осторожна?

Элэйс, кивнув, чуть распахнула плащ, открыв подвешенный к поясу нож.

— Буду, честное слово.

Дорогу преграждала двойная дверь. Беренгьер отпер оба замка, сдвинул тяжелый дубовый засов на наружной створке и приоткрыл ее так, чтобы Элэйс сумела протиснуться наружу. Благодарно улыбнувшись, она нырнула под его локоть и шагнула в мир.

Выходя из тени, лежавшей между башнями ворот, Элэйс чувствовала, как сильнее забилось сердце. Свобода. Хотя бы ненадолго.

Съемные деревянные мостки связывали ворота с каменным мостом, выводившим от Шато Комталь на улицы Каркассоны. Трава на дне сухого рва блестела от росы: в небе разрастался дрожащий лиловый свет. Луна поблекла в сиянии приближающегося рассвета.

Элэйс почти бежала, и ее плащ оставлял в пыли размашистые дуги следов. Ей хотелось избежать беседы со стражей на дальней стороне моста. На удачу, стражники дремали на посту и проспали появление молодой женщины. Она поспешно нырнула в путаницу узких переулков, привычно выбирая дорогу к башне Мулен д'Авар — древнейшему участку городской стены. Ее ворота выходили прямо к огородам и faratjals— пастбищам, занимавшим земли под стенами города и северного пригорода Сан-Венсен. Ранним утром отсюда можно было выйти на реку быстро и незаметно.

Придерживая подол платья, Элэйс осторожно пробиралась среди следов, оставленных очередной бурной ночью в таверне Святого Иоанна Евангелиста. В пыли валялись разбитые всмятку яблоки, огрызки груш, обглоданные кости и черепки. Чуть дальше она обошла нищего, уснувшего в подворотне в обнимку со старой косматой дворнягой. Еще трое спали вповалку у колодца, заглушая храпом пение птиц.