Квест "Охота на маньяка" (СИ) - Страница 19

Очкарик вывел нас на асфальтированную дорогу, и велел остановиться у белой кривой черты (нарисованной чьими-то кривыми руками), проведённой мелом прямо на асфальте.

— Переступать за черту нельзя. Если нарушите правило, будете наказаны. И ему сделаете хуже.

— Иди лесом, чмо, — громко высказалась Люся. Вся группа одобрительно посмотрела на неё.

Перед нами напротив друг друга возвышались два комплекса сооружений, соединённых путепроводом. С одной стороны стоял высокий цех, с разномастными окнами, словно  разными по высоте, с другой —  цех меньшей этажности. Кажется, вон у той стены пороли Бориса. 

Мы распределились вдоль черты. Эти бетонные монстры, облезшие от дождя и снега, навевали тоску. Когда-то здесь разом исчезли люди, и корпуса застыли немыми свидетелями произошедшей катастрофы. Была ли катастрофа? В сердцах людей точно была. А когда исчезли люди,  безмолвное царство превратилось в логово паука.

Мёртвый завод оплела паутина, он стал паучьим гнездом, в центре которого засел  паук. Жертвы дёргали лапками, попадая в паутину. Закономерно они слабее, потому что у паука ядовитый укус. Но воздействие страха гораздо сильнее яда. Страх – яд медленного действия. Страх тихо растёт, набирает силу, проникает в тело, в кровеносную систему, в мышцы и кости. Следом слабость, усталость, нерешительность, проблемы,  болезни, и жертва сдаётся.

Взвизгнула Люся, я вынырнул из потока мыслей.

Справа в окне цеха примерно на уровне седьмого этажа появился Бабкин. Он стоял на подоконнике, держась за верёвку. Верёвка тянулась по наклонной линии через дорогу в окно противоположного здания. Перепад высот от выхода – входа был несколько метров, но до земли было далеко. Спрыгнуть и не покалечиться в нижней точке подвесной «дороги», не получилось бы даже у двухметрового баскетболиста.

На ум пришёл вопль рыжей заи о том, как Джон боится высоты. Растрепала сударыня страхи кавалера, теперь пожинай плоды.

Бабкин медлил, упирался что есть силы, но кто-то вытолкнул его из окна. Бабкин, быстро перебирая веревку руками, стал продвигаться вперёд. Экстремальный аттракцион.  Под ногами метры пустоты, мышцы на разрыв от веса собственного тела.

Бабкин не был упитанным юношей, но и сухостоем его нельзя было назвать. Высота семиэтажного дома, внизу ни намёка на какую-либо защиту, только земля и растрескавшийся асфальт.

Мне не верилось, что они не позаботились о безопасности.  

Ум метался в попытке найти варианты. Зрелище повисшего Бабкина, отгоняло все здравые мысли, кроме одной. Когда Джон остановится, то…. Усилием воли я заставил смотреть, как Бабкин красный от натуги переставляет руки, двигаясь к спасительному окну.

Можно было бы подтянуться, зацепиться ногой. Бабкин, кажется, подумал об этом: задёргался, сделал замах, тут же сдулся. Зря потратил силы. Джон двигался всё медленнее, хотя надо было наоборот ускориться. Он одолел больше половины пути. Девчонки застыли. Люся не в состоянии контролировать себя двумя руками закрыла рот, скуля от ужаса. Наконец-то до меня дошло, почему тренеры на соревнованиях кричат как сумасшедшие. Я орал также, только без крика.

Пока Бабкин перебирал руками, было понятно, у него ещё есть силы. Но когда он остановился, повис кулем и посмотрел на меня. Стартовый пистолет выстрелил. Я лучше всех в группе бегал стометровку, а здесь не было и половины.

Всё случилось одновременно. Завопила Люся. Бабкин вцепился в верёвку, я рванул  к нему, в спину впился парализующий дротик. Верёвка стала опускаться (лебёдка, чёрт возьми!)  Бабкин разжал руки и рухнул на меня. Я приложился лицом в асфальт. Как в дерьмо.

Включился внутренний таймер.

Силы ещё были, я перевернулся, поплывшим сознанием зафиксировал четверо охотников  недалеко от нас. Почему так много? Руки, ноги налились тяжестью. Услышал крик Светки, увидел Дашу. Последним усилием растянул губы в неестественной улыбке, пытаясь удержать взгляд на её широко распахнутых глазах. Когда-то я перешёл на новый уровень восприятия. А потом завис в нём, как муха в паутине. Как сейчас.

Зелёное на сером. Тридцать секунд.

Темнота.

Я стоял около длинного топчана, задумчиво разглядывая людей, лежащих поперёк него. Рассматривал потому, что люди казались неживыми, но выглядели, как живые. Одетые в новые  красивые одежды, они не двигались, лежали с закрытыми глазами. Я всматривался в лица без единого намёка на тлен с дотошностью коллекционера, собирающего их приобрести. Может кто-то моргнёт? Чихнёт? Да они дурят меня, притворяются! Поменял тела между собой. Перетащил, разместил по-другому. Потом ещё раз перетасовал их. Бесполезно. Никто не шевельнулся.

Чего скрывать, было страшно созерцать с виду живых, на самом деле неживых людей.

Под спиной однозначно был не матрас. Что-то твёрдое, неудобное, местами гладкое, местами острое, не предназначенное для отдыха. Я пошевелился, оно издало какие-то кряхтящие пластмассовые звуки. Открыл глаза. Будто и не открывал. Абсолютная темень.

С детства не переношу темноту. Мои родители — любители туризма, часто ходили в турпоходы с допотопной палаткой, которую на ночь тщательно зашнуровывали от комаров. Но когда я, не дай бог, просыпался среди ночи, то пялился в пространство до звёздочек в глазах, надеясь увидеть хоть одну полоску света. С тех пор я ненавижу спать на свежем воздухе в душной палатке и ненавижу кромешную темноту.

Помахал руками перед собой, проверяя. Не гроб. Воздух в помещении хоть затхлый, сырой, но много. Спина саднила, Бабкин хорошо приложился об меня. Травмата за поясом не было. Ожидаемо. А то бы я ещё кого покалечил.

Телефон?

На месте. Включил фонарик, посветил по сторонам. Да! Вот оно царство неживых. Манекены поломанные и целые — все в одной куче. Кряхтя как старик, я встал. Осветил пространство. Голые неоштукатуренные стены, низкие потолки и тёмный проём. Выход — черный прямоугольный проём без двери.

Хорошо, что здесь никто не заморачивался соответствующими жуткими атрибутами. В фильме про маньяка я бы орал от ужаса, очнувшись в склепе с манекенами, и бился в запертые двери, пытаясь сломать их или что-нибудь себе. Местные аниматоры  сделали просто: обездвижили, чтобы забрать травмат, утащили в подвал и бросили в ближайшую каморку к пластиковым куклам.

Светя под ноги фонариком, переступая через манекены, пиная и отбрасывая их в стороны, я поплёлся к выходу. Ничего особенного за стенами помещения не было. Подвал, коридор, ступени и я на первом этаже огромного производственного цеха.

Нехорошее предчувствие заставило ускориться.

За несколько дней, проведённых на заводе, я стал неплохо ориентироваться в его закоулках. Вышел из цеха на улицу, вздохнул полной грудью вечерний воздух и посмотрел вокруг. Верёвки не было, как и намёка на недавнюю сцену из серии «страшные сказки».

Уже прорезалась на светлом небе круглая луна. Ещё день, два и она станет полноценным желтым блином.

Я двинулся по асфальтированной дороге, свернул на аллею под названием «эдем» и, попетляв между зданий, вышел к профилакторию. Площадь перед корпусом пустовала.

На третий этаж я взбежал с отдышкой: то ли от волнения, то ли откат после транквилизатора. В комнатах никого не было. Рюкзаки лежали по углам около кроватей и матрасов. На столе колода карт, ИРП с водой, галеты в упаковке.

Сюда никто не возвращался. Я дошёл до туалета, проверил его, вернулся в свой отсек, подошёл к окну. Никого.

Тихо. Пусто.

Зашёл в общую комнату, нашёл взглядом рюкзак Даши, сделал шаг по направлению к нему, остановился. Тишина обжигала. Даже скрип кроссовок сейчас доставлял радость. Только не мать её тишина. В корпусе она казалась мёртвой.

Очутившись на улице возле скамеек, я заставил себя успокоиться. Ничего страшного не произошло и не произойдёт. Таковы правила игры: маньяк пугает, мы пугаемся. Сначала пугаемся, потом вступаем в борьбу. Наша борьба кому-то показалась неудовлетворительной.