Квартирный вопрос (сборник) - Страница 35
Итак, внезапные родственники все-таки обозначились. Определенно, пора было звонить консультанту по поводу новых претендентов на бабушкино наследство.
Моцек Карлович не удивился.
— Ну что ж, — его голос звучал уверенно и непринужденно, — этого следовало ожидать! Только что-то быстро они пронюхали, не иначе утечка информации произошла. Не обращайте на ходоков внимания, посылайте сразу подальше.
— Претензии рассматривать не будем?
— Какие претензии? — хохотнул консультант. — И думать не смейте, нельзя сдавать позиции! Все только начинается, а вы уже либеральничаете. Нет, дружище, стоять как скала! Из дома ни шагу, продукты вам завтра подвезут. И порезче с посетителями, порезче — тогда вас лучше поймут. Не стесняйтесь, кройте их по матушке: наш народ любит прямоту и открытость.
Ободренный словами консультанта, Сема решил стоять скалой и следующего визитера встретил с ледяным спокойствием. На этот раз гостем оказался стриженый молодой человек с портретным профилем павиана. Кулаки посетителя болтались в районе колен. «Неужели брат?» — подумал Сема, но вслух спросил:
— Вы кто?
— Бдунд, — невнятно ответил тот и почесал под мышкой.
— Кто?
— БДУНД. Бюро добрых услуг на дому, — гость достал из кармана спортивных штанов визитку и, запинаясь, прочитал: — Сопровождение гражданских дел, взыскание задолженностей, урегулирование споров. Короче, крыша. Если наедут, типа.
Сема покачал головой:
— Спасибо, не нужно.
Гость с минуту размышлял, потом сказал:
— А. Ну смотри, чувачок! Если что, мы, типа, можем.
— Если что — обязательно, — заверил его Сема.
Представитель бюро услуг удалился, однако посетители продолжали прибывать. Неведомых родственников оказалось на удивление много. В течение дня надрывался телефон; в дверь то звонили, то колотили ногами; народ шел косяком. Обнаружились еще три бабушкиных мужа, две сестры, пятеро детей разного пола, восемь внуков и один внучатый племянник. Семья росла как на дрожжах. Родственники нервничали, потрясали протоколами экспертиз и паспортами с расплывчатыми штампами; а внучатый племянник предъявил завещание, причем совсем свежее, датированное сегодняшним днем. Родня кричала, топала ногами, шипела, плакала и грозила санкциями. Но Сема был тверд. В конце концов, квартира — вопрос принципа, вопрос уважения к памяти покойной бабушки.
День клонился к вечеру. Слегка утомленный, Сема выдернул телефонный шнур и прилег на диван. Голова гудела. Натиск оголтелой родни пока удавалось сдерживать, но его слегка беспокоила перспектива целый месяц жить в подобном бедламе, под нескончаемые «дзынь-дринь» и вопли претендентов на квартиру. «Так и свихнуться недолго!» — мелькнула невеселая мысль.
«Дринь!» — опять звонок в дверь.
Сема низко зарычал, поднимаясь с дивана. Захотелось кого-нибудь слегка убить.
— Симон! Я вернулась! Обними меня!
Сема оторопел:
— Люси? Какими судьбами?
Чаровница Люсьена, роковая женщина и бывшая жена Симона Кандибобера, стояла на лестничной площадке, трагически заламывая руки. Зеленые глаза на кукольном личике горели неподдельной страстью. Рядом с Люси задумчиво хмурился незнакомый амбал, до глаз заросший стильной щетиной.
— Наконец-то я все поняла! — простонала бывшая супруга, терзая дрожащими пальцами пергидролевые локоны. — О, как я ошибалась! Как я могла так поступить с тобой!
— Да ладно тебе! — пожал плечами Сема. — С кем не бывает! Дело прошлое. А это твой Лёлек?
— Нет, — она покосилась на амбала. — Лёлек оказался такой же скотиной, как и ты. Это Болек.
— Здрасьте! — кивнул амбал.
— Очень приятно. А я вам зачем понадобился?
— Кандибобер, — голос Люси зазвучал бархатно и волнующе, — я поняла, что наше расставание было роковой ошибкой. Мы не можем друг без друга. Мы должны снова жить вместе!
— Гм, — Сема озадаченно поскреб в затылке. — Это очень неожиданно. А как же Болек?
— Он оказался такой же скотиной, как и Лёлек. Я не люблю его. И никогда не любила.
— Точно! — подтвердил амбал. — Никогда.
— И без тебя, Кандибобер, — продолжала Люси с надрывом, — я не смогу дальше жить! Я очень сильно люблю тебя, Кандибобер!
— Точно! — кивнул Болек в подтверждение. — Любит.
— Ну-у, — смутился Сема, — спасибо, конечно… А вообще, ты тоже женщина с изюминкой.
— Правда? — встрепенулась Люси. — Тогда давай поженимся! Тут недалеко ЗАГС, я уже договорилась. Сейчас быстренько пойдем и распишемся, да?
— Если что, я на машине, подвезу, — предложил Болек.
— Нет, ребят, так не пойдет! — запротестовал Сема. — Я очень занят. И вообще, жениться как бы не планирую.
— Кандибобер! — взвизгнула Люси. — Да как ты можешь! Да как ты смеешь! Я отдала тебе все: свою красоту, свою молодость, свою невинность…
— Люсенька, я ведь у тебя не первым мужем был! — напомнил Сема на всякий случай.
— Да? Вот так? Считаться теперь будем? Будем считаться, да? — Люсьена неожиданно разрыдалась. — За что ты меня так ненавидишь?
— Нехорошо! — покачал головой Болек.
— А наш сын, наш трехлетний Петенька? — всхлипывала Люси. — Ты о нем подумал? Мальчику нужен отец!
— Нужен, — кивнул Болек.
— Подождите! — опешил Сема. — Люси, какой еще Петенька? Мы с тобой лет восемь не виделись уже!
— И это все, что ты можешь сказать в свое оправдание? Ты думаешь, восемь лет твоего разнузданного разгула тебя извиняют? Какой же ты гад, Кандибобер!
Люси разразилась потоком бессвязных эпитетов, междометий и вульгаризмов. Болек укоризненно вздыхал.
— Стоп, хватит! — не выдержал Сема. — Васеньки-Петеньки, Лёлеки-Болеки, черт бы вас всех… Короче так: квартира все равно достанется твоему Петеньке, раз уж мы родня. Но только после моей кончины. Устроит такой вариант?
Люси притихла, наморщила лобик и задумчиво сказала:
— Ага, вот ты как хочешь… После кончины. Дело, конечно, хозяйское. Как скажешь. Можно и после кончины. Пойдем, Болек, нам надо подготовиться.
Амбал потер руки, весело подмигнул и ушел вслед за Люсьеной. Сема закрыл дверь и, шумно выдохнув, оборвал провод звонка. Хватит на сегодня посетителей!
В целом можно было считать, что день прошел победоносно: атаки претендентов на бабушкино наследство отбиты, враг отступил. Героические предки Семы взирали с портретов удовлетворенно.
Ночью он долго не мог уснуть, ворочался на диване и вздыхал. В конце концов Сема решил почитать что-нибудь успокоительное на сон грядущий и зажег настольную лампу.
Звякнуло оконное стекло, что-то вжикнуло над ухом, и подушка неожиданно подпрыгнула, выпустив облачко перьев и пуха. Сема обалдело посмотрел на дырку в окне, разбегающуюся паутиной трещин, пробормотал: «Мама!» — и рухнул плашмя на пол. Извиваясь ужом, он дополз до телефона и лихорадочно набрал номер.
— М-м-м? Слушаю, — послышался в трубке сонный голос Моцека Карловича.
— В меня стреляли! — завопил Сема. — Эти сволочи хотят меня убить! Тут снайперы на каждой крыше сидят! Окно разбили, мерзавцы!
— Даже так? — удивился консультант. — Странно, я думал там пуленепробиваемые стекла. Ну ничего, завтра пришлю специалистов, заменят. Не волнуйся, ложись и отдыхай.
— Как отдыхать? Кругом пули свистят! Я вызываю полицию!
— Ну да, полиции больше заняться нечем, только тебя с квартирой сторожить! Не психуй, ложись пока в ванной — там спокойней. Утром позвоню в Генштаб, попрошу пару человек в усиление. По старой памяти не откажут, я думаю. Все, приятных снов!
Остаток ночи Сема провел в ванной, завернувшись в плед и задрав ноги на стену. Входная дверь квартиры периодически сотрясалась от ударов, неведомые голоса матерились и требовали немедленно открыть. Сема злорадно отвечал: «Идите к черту, прием окончен!» — но посетители не унимались. Кто-то гнусаво ныл: «Симон, открой, я твой папа!»
— Мой папа томится в застенках жестокого опупейского диктатора Мамардама Кадардама! — возражал Сема. — А ваш голос на папин совсем непохож. Валите прочь, пожалуйста!