Квартирный вопрос (сборник) - Страница 29

Но, к счастью для Влада, оружие из этого мира еще не ушло.

Легкое движение пальцев, ускользающее от неподготовленного взгляда, — и совершенный в своей смертоносности Хекклер — Коховский оружейный модуль впечатывается в собранный у ног сугроб пены. Мгновение — и Влад нагибается, пропуская обрезок трубы над головой, и закрывает глаза, одновременно накрывая ладонью начавший трансформацию сугроб. Еще миг — и мир наполняется оглушительным треском и запахом озона, а потом — тишиной, в которой с глухим стуком оседают на покрытие парковки три тела.

Проверив пульс и дыхание каждого из незадачливых грабителей, Влад сгреб пену вокруг неподвижных тел, слегка припорошил сверху и бросил в центр композиции полицейский маячок. Пена мгновенно застыла сверхпрочным коконом, наглухо спеленав всю троицу по рукам и ногам. Торчащие из флуоресцирующей массы неумытые лица и откровенно грязные кисти рук выглядели донельзя гротескно в сине-красных всполохах проблесковых огней.

Оставляя поле боя, Влад задумчиво улыбался.

Поначалу всё шло хорошо. Авто оказалось простым и послушным в управлении, магистрали в направлении центра — пустынными; облачная пелена над столицей постепенно рассеивалась, позволяя солнечным лучам играть на радужных завалах пены, засыпавшей весь мир. По мере приближения к Кольцу поток транспорта уплотнился; авто всех фирм, форм и расцветок сначала мчались бок о бок, потом — неспешно катились, потом — ползли… пока наконец не замерли в многорядной и многокилометровой пробке.

Влад с завистью смотрел из окна машины на проносившиеся над пробкой коптеры и автобусы, жалея, что не воспользовался-таки метро. Далеко впереди столкнулись при маневре сразу несколько авто, и двигаться стало и вовсе некуда; пока не прилетел коптер дорожной инспекции, Влад с интересом вслушивался в визгливые крики участников столкновения.

Вереща винтами, коптер на бреющем прошел над бескрайними рядами автомобилей, на мгновение завис над местом аварии и, особенно не разбираясь, полил всех ее участников неселективным дестабом из брандспойта. Крики на мгновение усилились, перекрыв даже шум винтов, а потом из облака брызг, расползающегося над пробкой, пулями вылетели и помчались к ближайшему терминалу соцснабжения сразу несколько совершенно голых, растрепанных и мокрых людей.

Среди них были и отчаянно матерящиеся крепкие мужички с манерами водителей-дальнобойщиков, и явные клерки из офисов Центра с поджарыми фигурами, и даже очень ухоженная дама, которую Влад совсем недавно лицезрел восседающей на подушках явно бонусного лимузина, распространявшегося исключительно в жилых зонах со статусом не ниже Привилегированных Кварталов. Теперь же все эти люди были наконец абсолютно, безусловно, безгранично равны в своих возможностях — до первого терминала, разумеется.

Пробка тронулась было раз, другой, но потом встала окончательно. Со стороны Центра потянулись аэроцистерны с распылителями, и Влад, не дожидаясь, пока и его настигнет всеобщее равенство, бросил машину и заторопился на метро.

— Пять максов, что твой выкормыш и первого этапа не пройдет! — Василёк был в реале не менее невыносим, чем по телефону. Он размашисто шагал по коридорам лабораторного корпуса радиозавода, не отставая от спешившего Влада ни на шаг. — Слышь! Или переноси сроки проведения теста, пока модель до ума не доведешь, или готовь монету!

И так все пять минут, пока Влад летел на всех парусах к родной Лаборатории Адаптивности. Спасся он от Василька, лишь коварно нырнув в шлюз душевой. Василёк остался снаружи, а Влад покорно подставил всего себя под струи хлынувшего с потолка дестаба. Костюм от Dolce & Gabano, дизайнерские туфли и швейцарские часы бурыми хлопьями утекли в сток.

«Невеликая цена за пару минут покоя», — подумал Влад, суша волосы феном. Достал из личной кабинки старомодные джинсы, футболку и белый лабораторный халат. Положил в карман халата два термоконтейнера, в которых скреблись, стремясь освободиться, топовые модели главных фирм-конкурентов, глубоко вздохнул напоследок — и отправился в Лабораторию начинать серию тестов на адаптивность нового потенциального хита, которому вскорости предстояло рвать свой сектор Рынка, под названием «Мишутка (зарегистрированная ТМ)».

Рвать — в прямом смысле слова.

А еще кусать и грызть. Уж как придется.

Серия тестов на адаптивность в среде сотрудников посвященных носила простое и понятное название «телефонных боев».

Тотализатором ведал Василёк. Кто ж еще?

На подходе к лаборатории Владу повстречалась Зиночка Савельева из приемной Генерального, порхающей походкой пролетевшая было мимо — и в нерешительности замедлившая свой легкий шаг, а потом и вовсе остановившаяся в изумлении. Потому что несколькими секундами раньше произошло вдруг событие странное, необычное и малообъяснимое.

Всегда строгий, суровый и сдержанный заведующий Тест-лаборатории Адаптивности, проходя мимо, внезапно, безо всякой видимой причины, подмигнул ей и расцвел совершенно замечательной улыбкой. И Зиночка, озадаченная странным ходом вещей, вдруг на минуту задумалась, что случалось с ней не слишком часто.

А потом повернула обратно.

Запуская в тест-камеру, в просторечии именуемую ареной, первого из своих пленников, Влад настроил камеры слежения и начал фиксировать происходящее. Десятки людей по всему зданию прильнули к экранам инфотерминалов в предвкушении настоящего зрелища. Часть из этих людей просчитывала в уме шансы на успех и вероятные суммы в Международных Акцизных Стандартах — максах, которые к вечеру неминуемо поменяют своих хозяев.

Когда в дальнем углу арены зашевелился, просыпаясь, и защелкал челюстями «Мишутка (зарегистрированная ТМ)», Влад внезапно утратил всякий интерес к происходящему и отошел к окну.

За окном с ясного неба вдруг повалил снег.

Совершенно обычный.

Белый и пушистый.

В дверь лаборатории осторожно, очень по-девичьи, постучали.

— Войдите! — позвал Влад.

И улыбнулся.

Не открывая глаз, Вадим откинул одеяло и сел.

— Плохо всё. Всё плохо. Можно даже сказать, дерьмово. А еще точнее — как всегда, дерьмово! — громко, с выражением, произнес он.

Немного полегчало. Воевать с депрессией бесполезно, это он понял еще на Земле, когда поднимал себя с постели после тяжелейших смен в операционной. Надо просто расслабиться, весь негатив принять как есть и потом выплеснуть.

Тяжело вздохнув, он открыл-таки глаза. Все было как вчера, позавчера, неделю назад — раздражающим и удручающим. И пастельно-бежевые оттенки спальни («Может, цвет поменять?»), и причудливо выгнутые стены («Или перестроить все к чертовой матери?»), и нежный рассвет над бескрайней ржаво-красной пустыней за окном («А, все равно смысла нет…»).

Выпустив наружу раздражение, Вадим переключился на мысли о хорошем. Это тоже давно вошло в привычку, иначе свихнуться проще простого. Хорошее нашлось быстро: кофе с каждым разом получался всё ароматнее, а сигареты уже давно не воняли тухлятиной и не разваливались в руках. Даже березка у порога вчера как настоящая получилась — весь вечер на нее любовался и, кстати, сегодня собирался еще таких же сварганить штук десять. Или на сколько сил хватит. Итак — утро, кофе, сигарета. Нет, сначала зарядка и душ — нельзя нарушать режим. Стоит расслабиться, и накрывает так, что хочется удавиться.

Лениво почесываясь, он выполз на крыльцо и замер. Опаньки! Это что за самодеятельность?

Перед домом сочно зеленели березки.

Медленно, затаив дыхание и боясь поверить своим глазам, он подошел к деревьям. Нереальность сгустилась — все были точной копией его творения. Такая же плотная и гладкая кора, и ветки торчали в том же порядке. Он надломил одну — ветка рассыпалась облачком красной пыли. Всё правильно, но откуда?