Купол на Кельме - Страница 35

Дождь, моросивший с утра, все усиливался. Капли барабанили по дороге, порывы ветра вздували их – как бы водяной дым проносился над булыжником. Нахлобучив капюшон, Маринов пошел в Дом колхозника, чтобы справиться о ночлеге… И здесь, в прокуренных сенцах, он впервые услышал слово «фонтан». Ударил нефтяной фонтан! Фонтан за Молоканкой! Огромный столб, и в речку стекает, всю воду испортил! – говорили приезжие.

За Молоканкой? Не путают ли? К северу от Молоканки, ближе к станции, находился благополучный участок Савчука, к югу и западу – участок Маринова. Ехать туда нужно через Молоканку. «За Молоканкой» – это значит на мариновском участке. Неужели фонтан ударил там?

Попутной машины не оказалось, и Маринов пошел пешком. Вечерело, дождь все усиливался, косые водяные плети хлестали мокрую глинистую дорогу. Маринов скользил, оступался, шлепал по лужам. Вскоре у него промокли ноги, брюки на коленях, воротник, грудь, холодные струйки текли за шиворот. Маринов только ускорял шаг. До Молоканки было километров двадцать пять, до скважин – около тридцати. Тридцать километров предстояло пройти по лужам, прежде чем он узнает, где ударил фонтан: у Савчука или у него.

Едва ли у Савчука. Савчук занят добычей из старых скважин, новые у него только что заложены, еще не прошли пермский песчаник. Вероятнее, нефть дали мариновские скважины: все они подходили к девонским рифам. Интересно, какая из них принесла удачу? Скорее всего, седьмая, крайняя западная. Тогда надо будет бурить от нее на север и на юг по параллельной складке.

Из-за дождя смерклось раньше, и раньше наступила ночь. Темные поля слились с темными тучами. Остались только скользкие рытвины и шелестящий шум капель. Неожиданно Маринов встретил попутчика. Это был демобилизованный солдат в мокрой шинели с пустым рукавом, засунутым в карман. Маринов не стал его расспрашивать – не до того было, но солдату хотелось поговорить. Оказалось, что он сын хозяйки Маринова, тот самый, якобы похожий на Толю Тихонова, которого считали мертвым и оплакали уже год назад.

Маринову на всю жизнь запомнилась эта фантастическая ночь: тьма, робкий свет карманного фонарика, шелест дождя, хлюпанье сапог… кругом вода, вода, вода, как будто они идут не по полям, а по дну океана, и рядом этот солдат, вернувшийся из могилы, фотография которого, обвитая черной ленточкой, висела у них в горнице.

Нетерпение подхлестывало обоих. Маринова ожидал подарок – нефтяной фонтан, солдата – родной дом и мирная жизнь. Он расспрашивал о матери, о соседях, о колхозе, о невесте и, не слушая ответа, твердил:

– Все ладно будет. Поправлю, починю. Одна рука есть еще – пять пальцев. Будем живы – наладим…

А Маринов в такт ему думал свое:

«Если у меня фонтан, все хорошо, разберемся. Главное, найдена складка. Теперь разбурить ничего не стоит. Потянем скважины на север и на юг. Сейсмику привлечем, электроразведку. Важно, что нашли резервуар, обнаружили – тут она. Всю выкачаем без остатка».

В темноте они заблудились, потеряли дорогу, попали в какие-то заросли, потом на колхозное поле, потом в овраг. Но ни один не предложил остановиться. Они спешили: солдат – к родному дому, а Маринов – к фонтану.

Когда стало рассветать и черные поля сделались мутно-серыми, солдат узнал местность. Они оказались северо-восточнее Молоканки, на участке Савчука. Здесь все было спокойно, никаких признаков фонтана. Как видно, нефть действительно нашлась у Маринова. И, срезая угол, Маринов через лесок двинулся к скважине № 7.

Дождь все еще шел, тропинки стали ручейками, листья блестели, словно смазанные маслом, каждая ветка стряхивала на Маринова тысячи крупных капель. Но, когда сидишь в воде, дождь не страшен. Маринов промок насквозь – он мог не бояться воды.

Вот и опушка. Вот и вышки за холмом. Отсюда видны скважины №5, №6 и №7. Но никакого фонтана нет. Возможно, он застлан пеленой дождя. Или за ночь его усмирили, теперь нефть идет в резервуары.

На проселке, разбрызгивая лужи, по ступицу в воде пробирается заляпанный грязью автомобиль.

– Эй, эй, подождите, постойте!

И вдруг из распахнутой дверцы выскакивает сияющий Толя Тихонов. Его костюм, галстук, воротник, лицо и волосы – все залито нефтью.

– Леонид Павлович! Где вы пропадаете? Победа, полная победа, поздравляю вас!

– Шестая или седьмая? – спрашивает Маринов хриплым голосом. Всю ночь он думал об этом: шестая или седьмая, а еще лучше, пятая.

Толя удивляется:

– Да нет! С чего вы взяли? Почему шестая? Фонтанирует вторая. Да вот поглядите – отсюда видно.

И в самом деле: за лесом сквозь дождь просвечивает размытый фонтан. Он похож на дым, отнесенный ветром. Косой столб нефти и потоки дождя пересекаются крест-накрест. А Маринов до сих пор не замечал фонтана – он не туда смотрел.

Вслед за скважиной № 2 дали нефть № 3, № 4 и № 7.

Победителей не судят. Маринова поздравляли те самые люди, которые осуждали его. «Что же вы прибеднялись?» – сказал взъерошенный старичок, который упрекал его в дезертирстве. И Геннадий Аристархович несколько раз повторял с улыбкой: «Сами видите, не такие уж мы плохие геологи. Не такие плохие!..»

Многие на месте Маринова успокоились бы, почили на лаврах, наслаждались бы поздравлениями. Но Маринов не обманывал себя.

В этом успехе не было его заслуг. Нефть пряталась под землей, на нее наткнулись. Вот и всё.

Он хорошо понимал: на участке Савчука была складка – подземный резервуар нефти. Маринов искал следующую параллельную складку и бурил разведочные скважины на запад. Он надеялся, что последние скважины, № 5, № 6 и № 7, обнаружат эту складку. Нефть дали № 2, № 3, № 4 и № 7. Складка была найдена, но не там. Складка Савчука тянулась с севера на юг, а складка Маринова – под прямым углом к ней. В геологии так не бывает, но факт на лицо.

Спрашивается: как же бурить теперь? Какие складки искать на западе – параллельные Уралу или перпендикулярные? Какие складки вообще могут быть вдалеке от гор – на обширной Русской равнине? До сих пор предполагалось, что складки там есть, но редкие, затухающие, на расстоянии двести – триста километров друг от друга. Вдоль Волги, например, тянется Саратовский вал, параллельный Уралу. Окско-Цнинский вал тоже тянется с севера на юг. А что такое Жигули? Это тоже вал? Почему же он перпендикулярен Уралу. Или Жигули – это складка, порожденная давлением с Кавказа?

По вечерам, при свете керосиновой коптилки, Маринов набрасывал план будущих работ:

«Необходимо подробнее исследовать строение Русской равнины: изучить Поволжье, Тиманский вал. Нужно также изучить Карельский щит и Подольский щит, где древние породы выходят на поверхность».

В то время – осенью 1942 года – эти планы еще не могли осуществиться. На Подольском и Карельском щитах хозяйничали оккупанты, а на Волге собирались силы для Сталинградского удара.

Маринову удалось поехать в Приволжскую область только весной 1945 года.

Экспедиция была несложной: климат привычный, местность густонаселенная, хорошие дороги… Маринову дали грузовую машину. Он мог ехать прямо из Москвы. Нашелся очень хороший шофер – Евгений Григорьевич Баранов, участник автопробегов, артист своего дела. В качестве ученика, поваренка, чернорабочего, носильщика и дровосека Григорьич рекомендовал своего пятнадцатилетнего сына Женьку. Отец с сыном были очень похожи: оба худые, жилистые, долговязые. У обоих были продолговатые лица с длинными носами и высокими скулами. Странно было видеть на двух лицах одни и те же черты. Только одно лицо было обтянуто сухой, морщинистой кожей, а другое – гладкое, румяное, с мягким, юношеским пушком. Женька был парень неторопливый, любил ходить вразвалочку, и отец то и дело покрикивал на сына. Со стороны можно было подумать, что Григорьич презирает Женьку. На самом деле, он обожал сына и при всяком удобном случае рассказывал, какой у Женьки глаз и какой выйдет из него со временем блестящий шофер.