Купель дьявола - Страница 22

Херри-бой и сам понимал это. Когда Ванька перевел ему пожелание владельца, он судорожно сомкнул и разомкнул губы. И снова уставился на картину. Только она интересовала его. Не отрывая взгляда от «Всадников», он попросил разрешения сфотографировать картину.

– Это можно. Скажи, что мы нарушаем правила, но ради высокого голландского гостя и крупного специалиста…

Крупный специалист метнулся в предбанник Ванькиной мастерской и приволок огромную сумку с аппаратурой. Полчаса ушло на то, чтобы установить крошечные софиты, сама же съемка заняла больше часа. Херри-бой никак не мог расстаться с картиной, это было видно невооруженным взглядом. Сфотографировав ее во всех ракурсах, он приступил к съемкам деталей, он как будто раздевал ее и снова одевал. Похоже, что именно она становилась лицом модельного дома Лукаса ван Остреа.

– Не нравится мне этот голландец, – сказал Снегирь, от скуки выдувший уже три кружки чая и подкрепившийся китайской лапшей. – Бродит вокруг картины, как хохол вокруг сала. Как бы не спер …

Я тотчас же усовестила Лавруху, я понимала интерес к «Всадникам» несчастного Херри-боя. Он был помешан на Лукасе ван Остреа, ничем другим его патологическую тягу к доске объяснить было невозможно. Странно, что он до сих пор жив.

Мобилизовав свой английский, я решилась спросить о странностях, которые несут в себе картины Лукаса:

– Скажите, Херри, я могу называть вас Херри?.. Скажите, Херри, правда ли, что картины Устрицы мстят людям, ими обладающим? Влюбляют их в себя и доводят до смерти?

– О, это всего лишь легенда, милая Катрин, всего лишь легенда… Но в его вещи люди действительно влюбляются, самым мистическим образом, влюбляются в то, чего нет даже на полотне… It is truth.[17] В этом смысле Лукас ван Остреа самый эротический художник в истории. В его картинах, тех немногих, что дошли до нас, живописуется зло. А зло всегда эротично.

Зло всегда эротично.

Не в бровь, а в глаз, Херри-бой. Фартовый вор, подонок и ублюдок Быкадоров был очень эротичен.

…Нам удалось выдавить Херри-боя из мастерской только через три часа. Он цеплялся за поводы и предметы, уделил даже некоторое внимание реставраторской деятельности Бергмана – и только потому, что ему не хотелось расставаться с картиной. В том, что он останется в Питере до аукциона, я не сомневалась ни секунды.

Аукцион был назначен на одиннадцатое августа.

Эту дату я не забуду никогда. До сих пор картина не доставляла нам никаких неприятностей: смерть Аркадия Аркадьевича и последовавшая за ней смерть Быкадорова, а также временное помешательство младшего Гольтмана и булавочные уколы капитана Марича в расчет не шли. Мы провели со «Всадниками» больше месяца и за это время не заметили никаких отклонений – ни в здоровье, ни в психике.

За несколько дней до начала аукциона, когда «Всадники» были благополучно помещены в хранилище одного из банков, обстановка начала накаляться. Снегиря как владельца картины осаждала толпа желающих провести предварительные переговоры о покупке, засланные казачки обрывали телефоны и толпились у дверей галереи. Я выслушала в свой адрес такое количество комплиментов, какого не удостаивались покойные Мэрилин Монро, Жаклин Кеннеди и принцесса Диана вместе взятые. Снегирь надоумил меня эти комплименты записывать и присуждать недельный приз авторам самых изощренных из них. Но и я, и вошедший в роль хозяина Снегирь были непреклонны: встретимся на аукционе, господа хорошие. Несколько дней я провела с Херри-боем. Он оказался неважным собеседником: о чем бы не говорили, беседа непременно сползала к Лукасу Устрице. Красоты Петербурга совсем не тронули его. Оживление вызвал лишь ничем не примечательный замызганный домишко с башней на углу Пятнадцатой линии и Малого проспекта. Он напомнил милый сердцу Херри-боя дом в Мертвом городе Остреа, только этажность не совпадала. В такой же башне, на втором этаже рыбной лавки, по преданию снимал комнаты под мастерские Лукас ван Остреа. Взволнованный Херри-бой отирался вокруг домишка полчаса, пока я, не без удовольствия сообщила голландцу, что до революции, под изящной башенкой, располагался публичный дом.

Херри-бой страшно покраснел, было видно что никаких дел с женщинами он не имеет – даже с публичными.

Кроме того, Херри-бой оказался довольно прижимист, самое большее, что я могла из него выдоить – посещение «Макдоналдса» с обязательной лекцией вместо гарнира к кока-коле. Лекция была прочитана в свойственной Херри-бою заунывно-патетической манере и сводилась к тому, что картины должны жить в странах, в которых были написаны. Только так можно сохранить экологию этих стран. Так и не дождавшись от Херри-боя обещанного чизбургера, я посоветовала ему обратиться с такой революционной идеей в местное отделение «Гринписа».

А за три дня до аукциона появился человек, который заставил меня напрочь забыть и о Херри-бое, и о «Всадниках», и обо всем остальном.

Человека звали Алексей Титов.

Он подъехал к галерее на роскошном представительском «Мерседесе» с двумя джипами охраны. Я даже струхнула, когда дюжие молодчики оккупировали галерею. Но вместо слов «Это ограбление. Всем лечь на пол», их главарь, низкорослый сухонький азиат, произнес тривиальное «Добрый день». После этого появился сам Алексей Титов, милый молодой человек с лицом проектировщика финансовых пирамид. И тем не менее, это лицо показалось мне смутно знакомым.

– Добрый день, – продублировал он свою собственную охрану. – Где она?

– Кто? – опешила я.

– Картина, которую вы продаете. Говорят, она стоит бешеных денег.

– Таких бешеных, что ни один противостолбнячный укол вам не поможет.

Я терпеть не могла финансовые пирамиды, моя родная тетка пала их жертвой перед самой смертью.

Милый молодой человек посмотрел на меня с одобрением.

– А вы забавная штучка, как я посмотрю, – сыто хохотнул он. – Давайте знакомиться. Меня зовут Алексей Титов. Вам что-нибудь говорит это имя?

– Космонавт, что ли?

– Космонавта звали Герман, – терпеливо пояснил Титов. – А меня зовут Алексей Алексеевич. Хочу купить у вас картину.

– Аукцион будет через два дня.

– Никаких аукционов. Беру, не глядя.

– Вы коллекционер? – Это был праздный вопрос. Даже пуговицы на пиджаке выдавали в нем нувориша, поднявшегося в 1991 году на поставках цитрусовых.

– Возможно.

Все ясно, если ты что-то и коллекционируешь, так это неправедные денежки и заказы на устранение конкурентов.

– Боюсь, наша картина вам не по карману, – подначила я Титова, не подозревая, что наношу ему личное оскорбление.

– Сколько?

– Миллион двести долларов, – зажмурившись, выпалила я. Лавруха бы мной гордился.

– Вам чек или наличные? – осведомился чертов нувориш.

– Миллион двести – это начальная цена. Возможно, кто-то предложит больше.

– А вы сами что предложите?

– Могу предложить кофе, – ляпнула я. – Растворимый.

– Валяйте растворимый. – Он посмотрел на меня с интересом.

Этот интерес касался меня самой – моих рыжих волос, жекиного асексуального костюмчика, с которым я почти сроднилась, и туфель на шпильках, нестерпимо натиравших ноги.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.