Культурология. Дайджест №4 / 2017 - Страница 12
По Руссо, цель человека – не возвыситься над массой, а братски раствориться в ней. Самый авторитетный идеолог равенства, призывающий вернуться в «пастушеский рай», в своей пасторальной утопии «Новая Элоиза» создает мир, который современный французский исследователь А. Филоненко афористично назвал «фискальным раем». В утопии Жан-Жак воплотил идею, сформулированную им однажды так: людей «можно сделать счастливыми, только принудив к этому, и нужно заставить их испытать счастье» (12, с. 26). Эту идею в романе реализуют герои тонкие, возвышенные, глубоко чувствующие. Руссо более всего ценит в человеке чувствительное сердце. Вскоре «эпидемия чувствительности» захватила все французское общество, заставив и писателей, и читателей превозносить всякого, кто способен растрогаться, всякого, кто любит проливать слезы, всякого, кто страдает и сострадает. Чувствительность стала считаться неотъемлемым свойством добродетельного и порядочного человека.
Однако культ чувствительности не помешал фанатичным адептам женевского мыслителя создавать тоталитарные доктрины, провозглашающие унылую уравнительность в материальном и ужасающую уравнительность в духовном.
5 ноября 1793 г. Мари-Жозеф Шенье произнес в Конвенте речь, в которой призывал заменить католичество «религией Отечества» – религией универсальной, у которой нет тайн, единственный догмат которой – равенство. 10 ноября 1793 г. в соборе Парижской Богоматери происходил антихристианский праздник Свободы: на «алтаре Разума» горел «факел Истины», собор был переименован в «Храм Свободы».
Вскоре атеизм признали чересчур аристократичным, и был принят декрет, в котором говорилось, что французский народ признает существование Верховного существа и бессмертие души. Таким образом, была создана новая государственная религия, отменившая провозглашенную ранее свободу вероисповеданий. В день культа Верховного существа Робеспьер, избранный президентом Конвента и ставший как бы первосвященником новой религии, сам поджег аллегорическую статую атеизма.
Понятно, почему в конце 1793 г. Шиллер писал: «Век достаточно просвещен, т.е. знания найдены и провозглашены ко всеобщему сведению, в количестве, достаточном для того, чтобы исправить по крайней мере наши практические основоположения. Дух свободного исследования рассеял пустые призраки, которые долгое время заслоняли доступ к истине, и основа, за которой фанатизм и обман воздвигли себе трон, подорвана. Разум очистился от обманов чувств и от лживой софистики, и сама философия, которая сначала заставила нас отпасть от природы, теперь громко и настойчиво призывает нас в ее лоно, – отчего же мы все еще варвары?» (19, с. 309).
На этот вопрос ответил А.С. Пушкин: после смерти Людовика XIV, «умы, пренебрегая цветы словесности и благородные игры воображения, готовились к роковому поединку XVIII века… Ничто не могло быть противуположнее поэзии, как та философия, которой XVIII век дал свое имя. Она была направлена противу господствующей религии, вечного источника поэзии у всех народов, а любимым орудием ее была ирония холодная и осторожная и насмешка бешеная и беспощадная» (10, с. 312). Просветители «убивали воображение» (А.В. Шлегель), рубили корни древа искусства.
Романтики уйдут из мира «моральной геометрии» в мир мечты, фантазии, грез, в котором музыка воспринимается как «откровение бесконечности» (Жорж Санд).
1. Гусейнов А.А., Иррлитц Г. Краткая история этики. – М.: Мысль, 1987. – 592 с.
2. Дидро Д. О красоте // Дидро Д. Собр. соч.: В 10 т. – М.: Госполитиздат, 1946. – Т. 6. – С. 593–594.
3. История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли: В 5 т. – М.: Искусство, 1964. – Т. 2. – 835 с.
4. Каплан А.Б. Философия беспокойства и крах пасторальной утопии Руссо // История социалистических идей и стереотипы массового сознания. – М.: ИНИОН РАН, 1990. – С. 71–111.
5. Мандельштам О.Э. Заметки о Шенье // Мандельштам О.Э. Сочинения: В 2 т. – М.: Худ. лит., 1990. – Т. 2. – С. 161–167.
6. Мерсье Л.-С. Год две тысячи четыреста сороковой. – Л.: Наука, 1977. – 240 с.
7. Монтескье Ш. Опыт о вкусе в произведениях природы и искусства // Монтескье Ш. Избранные произведения. – М.: Госполитиздат, 1955. – С. 738.
8. Музыкальная эстетика Западной Европы XVII–XVIII веков. – М.: Музыка, 1971. – 688 с.
9. Плутарх. Застольные беседы. – Л.: Наука, 1990. – 593 с.
10. Пушкин А.С. Собрание сочинений: В 10 т. – М.: Изд-во АН СССР, 1964. – Т. 7. – 765 с.
11. Русский и западноевропейский классицизм. – М.: Наука, 1982. – 391 с.
12. Руссо Ж-Ж. Об искусстве. – М.: Искусство, 1959. – 295 с.
13. Руссо Ж-Ж. Рассуждение на тему: Способствовало ли развитие наук и искусств очищению нравов // Руссо Ж-Ж. Об искусстве. – М.: Искусство, 1959. – С. 65–86.
14. Руссо Ж-Ж. Трактаты. – М.: Наука, 1969. – 703 с.
15. Свирида И.И. Идеальная личность эпохи Просвещения в парке a l’anglaise // Человек в контексте культуры. Славянский мир. – М.: Индрик, 1995. – С. 99–107.
16. Свирида И.И. Садово-парковое искусство в системе культуры Просвещения // О Просвещении и романтизме. – М.: Ин-т славяноведения и балканистики, 1989. – С. 30–51.
17. Софронова Л.А. Польская театральная культура эпохи Просвещения. – М.: Наука, 1985. – 272 с.
18. Театральная жизнь России в эпоху Анны Иоанновны. Документальная хроника 1730–1740. – М.: Радикс, 1995. – 752 с.
19. Шиллер И.Х.Ф. Собрание сочинений: В 8 т. – М.; Л.: Госполитиздат, 1950. – Т. 6. – 762 с.
20. Шлегель Ф. Разговор о поэзии // Литературные манифесты западноевропейских романтиков. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1980. – С. 62–64.
Кумиры «сиреневого десятилетия»: По, Бодлер и американская декадентско-богемная культура 1890-х 1
Отсутствие выраженного полновесного переходного периода, соединяющего два века, и своеобразной «рубежной» культуры – яркая особенность заокеанского варианта развития на рубеже XIX–XX вв. Европейские понятия «конец века» («fin de siècle»), «рубеж веков», «эпоха декаданса» практически не применяются к американской литературной ситуации 1870–1890‐х годов. Общим местом является утверждение несовместимости понятия «декаданс» (упадок, старение) с молодой, становящейся американской культурой.
«В исторической перспективе главная, если не единственная ценность подражания европейскому декадансу в Америке заключается в протестном, бунтарском характере этих имитаций. В Америке 1890‐х кружки декадентов и мир богемы занимаются культуртрегерством, пытаясь насадить на “гранитных скалах” Нового Света экзотические орхидеи, вывезенные из Лондона и Парижа» (с. 331). Для них демократический реализм с его пуританским морализмом и назидательностью – воплощение отсталости и безвкусицы. «Они воюют и с викторианской традицией благопристойности, и с “цивилизацией больших денег”, где писатель работает на заказ и за плату, угождая издателям и вкусу демократической публики» (с. 332).
Разумеется, американские адепты европейского декаданса не могли составить сколько-нибудь серьезной конкуренции мейнстриму. Но тем более отважным является их демарш, движение «наоборот». «Заимствованный и подражательный американский декаданс стал важным обертоном переходной эпохи 1890–1900‐х и первым камнем, положенным в основание американского модернизма» (с. 332).
В 1926 г. вышла книга Томаса Бира «Сиреневое десятилетие» (1926). Бир предложил считать американские 1890–1900‐е годы сиреневыми, отсылая читателя к известному высказыванию Уистлера: «Сиреневый – это просто розовый, который пытается стать лиловым». Сиреневый цвет символизирует состояние перехода – начавшийся отход от пуританских ценностей и обаяние «запретного плода»: аморальности, гедонизма и прочих примет «упадка» и «вырождения».