Культурология. Дайджест №2 / 2017 - Страница 6

С точки зрения эстетики особый интерес представляет оценка Августином юбиляции (лат., у греков «аллилуйя», от древнееврейского «халлелуйя» – хвалить Бога). Юбиляция, пришедшая в христианство с Востока, предоставляла певцу в рамках культового ритуала большие возможности для художественного творчества. Августин воспринимал юбиляцию как форму, которая вырывается непосредственно из эмоциональных глубин души; рацио не участвует в рождении юбиляции. Есть много движений и состояний души, пишет Августин, которые нельзя выразить словами, но можно выразить в музыке. «Радость нельзя передать словами и, однако, голосом можно показать то, что содержится у нас внутри, но не может быть выражено словами. Это и значит воспеть в юбиляции» (цит. по: 1, с. 111). Юбиляция – это «сверхсловесная песнь сердца», ликование души, преодолевающее «оковы» нашего языка.

Музыка в ее высшей форме – юбиляции – непосредственный способ общения души с Богом. Музыка, говорит Августин, одна из всех искусств свободно устремляется от земли к небесам и царит в Граде Божием, ибо его жители вечно восхваляют Творца Вселенной.

Музыка, «песнь новая» связывается Августином с истиной, красотой и мудростью. Музыка – демиург, именно она призвана восстановить гармонию мира, разрушенную в результате грехопадения человека.

Новая музыка для Августина – символ новой жизни. Вся жизнь человеческая должна стать музыкой, ликующей песнью, хвалой Творцу.

Отношение Отцов Церкви к музыке точно и коротко сформулировал патриарх Константинопольский Иоанн Златоуст (ок. 350–407): «Ничто так не возвышает душу, ничто так не окрыляет ее, не удаляет от земли, не освобождает от телесных уз, не наставляет к философии и не помогает достигать полного презрения к житейским предметам, как согласная мелодия и управляемое ритмом божественное песнопение» (Толкование на псалом X).

Музыкальные идеи Отцов Церкви разделяются и художниками ХХ в. Например, Пауль Хиндемит считал, что музыка находится между наукой и религией. Композиторы должны помнить заветы Августина и Боэция и осознавать этические основы музыки и моральные обязанности музыканта. Даже стилистические приемы, по мнению Хиндемита, призваны служить высокой этической цели, непреходящим ценностям. В своих работах Хиндемит постоянно обращается к «Шести книгам о музыке» Августина, но более всего, вероятно, его привлекает последняя часть этого труда Отца Церкви: «Книга шестая, в которой от изменчивых чисел в низших вещах душа посредством созерцания возносится к неизменным числам, пребывающим в самой неизменной истине».

Величайший французский композитор ХХ в. Оливье Мессиан не раз подчеркивал, что высшая цель его творчества – единение веры и искусства. Музыка должна прославлять Бога во всем сущем: в красоте земли, красоте неба материального и неба духовного. Настоящий художник должен быть искусным ремесленником и истинным христианином. Основная, самая важная идея, которую я хотел выразить своим творчеством, говорил Мессиан, – существование истин христианства.

Чрезвычайно интересны размышления о природе творчества одного из самых замечательных композиторов нашего времени Софии Губайдулиной.

В искусстве опыт святости, говорит Губайдулина, в известном смысле проявляется через слышание божественной воли с помощью символа – постижение высших реальностей в образах мира низшего, т.е. материального. Многомерный, множественный смысл становится одним-единственным жестом танца, рифмой стихотворения или формой музыкального произведения. Опыт Святых Отцов – это не только опыт постижения божественной воли, но и осуществление акта любви к Богу. И это – центральный момент Божественной литургии, евхаристии: умереть вместе с Христом и воскреснуть, т.е. осуществить акт абсолютной идентификации со страданиями Христа на кресте, связать себя и Христа нерасторжимой нитью, осуществить legato. Термин чисто музыкальный. Re-ligio – восстановление лиги, legato – восстановление связи земного и небесного, материального и духовного. И это восстановление legato в сущности является смыслом формы художественного произведения.

Для меня музыкальная форма есть дух, потому что в ней происходит преображение реальной материи в символ. А символ есть откровение высшей реальности – проекция многомерного смысла на пространство с меньшим количеством измерений. Множество становится единством. Но для того чтобы достигнуть такого единства, нужно распять вертикаль многомерного Божественного смысла горизонталью времени. Идея в сущности трагическая. Вот почему художественное произведение всегда представляется мне в виде распятия.

Смысл искусства в сущности религиозный, хотя религиозность может и не осознаваться авторами художественного произведения. Дело в том, что свойство взаимосвязи и глубокой зависимости всего заключено в естественной физической природе мира. Это один из всеобщих законов существования – закон всемирного тяготения. Данное космическое свойство коренится в глубинной необходимости: связать, слить воедино Творца и его творение. И связывающая, интегрирующая роль формы в искусстве – как бы метафора этого закона. Конечно, я вовсе не хочу сказать, что религиозная и художественная деятельность людей идентичны. Религия и искусство относятся друг к другу как естественное и искусственное в жизни человеческого общества вообще: религия – это наша естественная духовная жизнь, а искусство – наша искусственная духовная жизнь, т.е. дело рук человеческих, наша человеческая духовная активность, наш ответ на любовь Творца. Религия – это то, что нам дано, а искусство – то, что нам задано. Хотя оба рода деятельности не идентичны, но цель у них общая.

Отдельные произведения искусства могут не иметь никакого отношения к религиозной идее и все же содержать внутри себя вибрирующее чувство космического единства (11).

1. Бычков В.В. Некоторые проблемы музыкальной эстетики в ранней патристике // Музыкальная культура Средневековья. – М.: Сов. композитор, 1992. – Вып. 2. – С. 110–111.

2. Бычков В.В. Формирование основных принципов византийской эстетики // Культура Византии: IV – первая половина VII в. – М.: Наука, 1984. – С. 504–545.

3. Бычков В.В. Эстетика поздней античности. II–III века. – М.: Наука, 1981. – 325 с.

4. Емельянова Л.С. Развитие символики раннехристианских храмов. – Режим доступа: http://rusarch.ru/emelianova1.htm.

5. История эстетики. Памятники мировой эстетической мысли: В 5 т. – М.: Искусство, 1962. – Т. 1. – 682 с.

6. Кириченко Е.И. Ветхий и Новый заветы в типах христианского зодчества. – Режим доступа: http://rusarch.ru/kirichenko2.htm.

7. Ле Гофф. Цивилизация средневекового Запада. – М.: Издательская группа Прогресс: Прогресс–Академия, 1992. – 376 с.

8. Музыкальная эстетика западноевропейского средневековья и Возрождения. – М.: Искусство, 1966. – Т. I. – 690 с.

9. Рабинович В.Л. Алхимия как феномен средневековой культуры. – М.: Наука, 1979. – 269 с.

10. Хейзинга Й. Осень Средневековья. – М.: Наука, 1988. – 540 с.

11. Холопова В.Н., Рестаньо Э. София Губайдулина. – М.: Сов. композитор, 1996. – 331 с.

12. Эко У. Искусство и красота в средневековой эстетике. – СПб.: Алетейя, 2003. – 256 с.

Философской основой романа «Ловец во ржи» является экзистенциализм, т.е. философия существования, получившая особое распространение в мире в 40–50‐х годах ХХ в. По мнению американского критика С. Финкелстайна, Дж.Д. Сэлинджер нарисовал в своем романе мир отчуждения, причем писатель одним из первых американских художников испытал влияние экзистенциализма, нового типа психологии, сложившегося в ходе исторических событий ХХ в.