Культурология. Дайджест №2 / 2015 - Страница 7
Жизнь стала восприниматься как творческий процесс. Если в эпоху христианского Средневековья жизнь представлялась служением, то в эпоху перехода к Новому времени она стала пониматься как творчество. В связи с этим для писателей одним из кардинальных вопросов становится вопрос о соотношении жизни и творчества. Коль скоро автор публикует свои произведения, его собственная жизнь также становится в какой‐то мере достоянием критики и публики. И читатели, и критики ожидают от автора, что его произведения и его собственная жизнь будут гармонизировать друг с другом.
Богатый материал, позволяющий проследить эволюцию представлений, моральных требований и идей в сознании английских литераторов, дает документальный материал. XVIII век был в Англии временем расцвета документальных жанров: биографий и автобиографий, апологий и мемуаров, писем и дневников, записок путешествий и анекдотов об известных личностях.
Эпистолярный стиль, принятый в аристократических кругах английского общества XVIII в. сложился под влиянием знаменитых писем мадам де Севинье. Среди поклонников ее манеры в Англии были такие известные мастера эпистолярного стиля, как лорд Честерфилд, Томас Грей, Френсис Берни, Хорес Уолпол. Стиль писем мадам де Севинье тесно связан с салонной культурой XVII в.: они представляют собой письменный аналог салонной беседы.
Страсть XVIII в. к общению породила новую гибридную разновидность жанра – дневник в письмах. Один из первых образцов его – письма Свифта, день за днем повествующие о больших и малых событиях его жизни.
Издавать свою переписку английские литераторы начали именно в XVIII в. Первым, кто это сделал, был Александр Поуп.
Классическая в своей основе концепция гармоничных взаимоотношений страсти и разума характерна для августинской культуры. Однако в произведениях английских авторов XVIII в. можно проследить постепенный отход от этого культурного идеала – сначала в сентиментальной апологии человеческой природы как она есть, культе естественной симпатии и добросердечия, а затем в формировании собственно просветительской моральной теории «разумного эгоизма», основывающегося на принципиально иных, прагматических представлениях.
Теория и история словесных форм художественной культуры
Фридрих фон Гарденберг (Новалис). Вера и любовь, или Король и королева 11
Немецкий прозаик и поэт Фридрих фон Гарденберг (Hardenberg) писал под псевдонимом Новалис. Он родился в 1772 г. в Обервидерштедте (графство Мансфельд, Тюрингия) и происходил из старинного дворянского рода. Фридрих получил разностороннее домашнее образование в духе религиозного сектантства. В 1790 г. Ф. фон Гарденберг изучал философию у И.Г. Фихте (1762–1814) в Йенском университете, а в 1791–1793 гг. он изучает право в Лейпциге и Виттенберге. Новалис входил в круг немецких романтиков (братья А. и Ф. Шлегели, Л. Тик, Ф. Шеллинг и др.). Он является автором «Цветочной пыльцы», «Гимнов к Ночи», незаконченного романа «Генрих фон Офтердинген», повести «Ученики в Саисе», «Духовных песен» и др.
Новалис (Фридрих фон Гарденберг) скончался от туберкулеза в марте 1801 г., не дожив до тридцати лет. Его сочинения были изданы посмертно в четырех томах.
Цикл фрагментов Новалиса «Вера и любовь, или Король и королева» впервые был опубликован в одном берлинском журнале без указания имени автора. А написал его Новалис весною 1798 г. Реферируемая публикация состоит из предисловия и 37 фрагментов. В них излагаются идеи семьи, общества, утопический образ государя и государства. В предисловии Новалис заявляет, что об этих предметах вовсе не следует говорить или писать на латыни. Нужно говорить на общепринятом языке, но так, «чтобы понимал тебя лишь тот, кому надо» (с. 7).
В начальных фрагментах сказано, что немцам следовало бы изобрести страну, доставляющую «удовлетворение уму и сердцу» (с. 8). Король по рождению, считает Новалис, лучше короля провозглашенного, поскольку даже самый хороший из людей не вынесет подобного возвышения, не переменившись внутренне. У рожденного же королем голова не закружится, положение не перевозбудит его. «Король – прочное начало жизни в государстве; он – то же самое, что Солнце в планетной системе. Вокруг него творится высшая жизнь государства – атмосфера света» (с. 9). Королевский трон немыслим без этикета, причем этикет естественный прекрасен, а этикет выученный, модный, искусственный совершенно отвратителен, уродлив.
Каждый гражданин государства есть его служащий, но нельзя называть короля первым слугою государства, ибо король не гражданин и не служит, он является идеальным человеком. «Король исподволь уподобляет себе множество своих подданных» (с. 10).
Государство должно быть зримо во всем, а каждый в нем живущий должен быть отмечен как его гражданин. Дабы сохранить государство, следует придать ему наиболее возможный индивидуальный облик. Далее Новалис пишет, что король немыслим без республики, а республика – без короля, так что король и республика нерасторжимы. «Подлинный король будет республикой, подлинная республика будет королем» (с. 11). Новалис считает, что люди, выступающие против государей, за выборы, муниципалитеты и собрания выборщиков суть жалкие филистеры «с пустой головой и бедным сердцем» (с. 11).
Что касается королевы, то у нее круг деятельности домашний, воспитание младенцев, соблюдение семейных нравов. А в государстве королева заботится о бедных и больных, особенно о женщинах. Поэтому ей следует иметь собственную канцелярию. «Кому же защищать оскорбленное достоинство женщины, как не королеве?» (с. 12). Если королева будет образцом благопристойной женской привлекательности, то повысится благопристойность народа. Король и королева должны облагораживать умы. Королевский двор – это образец дома. «Двор должен быть классическим примером частной жизни в большом масштабе» (с. 12).
Новалис сожалеет о том, что в большинстве европейских королевских дворов «не встретишь и проблеска хорошего вкуса» (с. 13). Он полагает, что «в спальне каждой благовоспитанной женщины, каждой заботливой матери, в спальне ее дочерей должен был бы находиться портрет королевы» (с. 13). Так жизнь королевской четы, сплетаясь с домашней и общественной жизнью людей, рождала бы патриотизм. Молодые люди должны были бы принимать для женитьбы девушек, предлагаемых королевой.
Король и королева, по мнению Новалиса, «охраняют монархию лучше двухсот тысяч солдат» (с. 14). Но Пруссией после кончины Фридриха Вильгельма I12 начали управлять по-фабричному. Политики стали думать, что необходимо такое государство, в котором государственная корысть сочеталась бы с корыстью подданных. Такую политику Новалис называет «квадратурой круга», ибо грубая корысть безмерна, не поддается систематизации. «Она не дает ограничить себя» (с. 14).
Удел честного человека, по Новалису, есть прочное счастье. Таков же удел честного государства. Прочный человеческий брак зиждется на любви в сердце и в уме, а государство, по мнению Новалиса, есть не что иное, как брачное сочетание людей. Вера в благородную простоту жизни короля, вера в любовь счастливой королевской четы «оказала бы самое благотворное влияние на нравственное развитие лучшей части прусского юношества, и тогда исполнилось бы заветное желание короля – стать подлинным реформатором обновленной нации» (с. 15).
Новалис заканчивает фрагменты «Вера и любовь…» выражением надежды на вечный мир и на вдохновенный рассказ о детских и девичьих годах жизни королевы, которые, как он надеется, будут похожи на юность Наталии из романа И.В. Гёте «Годы учения Вильгельма Мейстера», ибо «идеалы непременно должны быть похожи друг на друга» (с. 16).