Культурология. Дайджест №2 / 2013 - Страница 6

Австрийский и британский философ Карл Поппер еще в 1930‐х годах вводит понятие критического рационализма, принципы которого позже перекликаются с основными выводами постмодернистской философии Умберто Эко и Жана Лиотара.

«Постмодернизм – это ответ модернизму: раз уже прошлое невозможно уничтожить, ибо его уничтожение ведет к немоте, его нужно переосмыслить, иронично, без наивности», – пишет Умберто Эко (цит. по: с. 43). Осмысление современности постмодернистскими теоретиками культуры как постсовременности наиболее полно прояснено в работе французского философа Ж.-Ф. Лиотара «Постсовременное состояние»10, а также в его письме «Заметка о смыслах “пост”». Лиотар обращал внимание на следующее: «…нельзя согласиться с мнением, что в случае постмодерна… речь идет о простой преемственности, какой‐то диахронической последовательности периодов… “пост” в таком случае обозначает нечто вроде конверсии: какое‐то новое направление сменяет предшествующее. Однако эта идея линейной хронологии всецело “современна”. Она присуща одновременно христианству, картезианству, якобинству: раз мы зачинаем нечто совершенно новое, значит, надлежит перевести стрелки часов на нулевую отметку. Сама идея такой современности теснейшим образом соотнесена с принципом возможности и необходимости разрыва с традицией и установления какого‐то абсолютно нового образа жизни или мышления. Сегодня мы начинаем подозревать, что подобный “разрыв” предполагает не преодоление прошлого, а, скорее, его забвение или подавление, иначе говоря – повторение» (цит. по: с. 43).

Таким образом, пишет Е.Б. Липский, наступает понимание того, что проблема наиболее приемлемого социального сосуществования не только отдельных людей, но и целых народов не может быть решена путем обращения ни к традиционалистскому идеалу «великого прошлого», ни к «светлому будущему» в отрыве от исторического опыта.

В сфере искусства художники отвергли возможность утопического преобразования жизни с помощью искусства, представители постмодернизма приняли бытие таким какое оно есть, и, сделав искусство предельно открытым, наполнили его не имитациями или деформациями жизни, но фрагментами реального жизненного процесса. Появляются новые художественные течения, такие как концептуальное искусство, инсталляции, перформансы, активно используются информационные технологии.

Старые средства выражения (традиционные виды живописи, графики, ваяния и т.д.) вошли в беспрецедентно плотное общение с новыми техническими средствами творчества (помимо фотографии и кинематографа, видеозапись, электронные звуко-, свето- и цветотехника), проявившись прежде всего в поп-арте и кинетизме. Этот электронно-эстетический синтез достиг особой сложности в «виртуальных образах» компьютерных устройств последнего поколения.

Для постмодерна ирония – один из наиболее ценных инструментов, чтобы дразнить и потрясать; это и есть то, что прежде всего делает постмодернистское искусство. Однако даже в англоязычной литературе эта эпоха иронии, отказа от некой Истины, постулируемое сочетание опыта прошлого с опытом настоящего с целью ответа на существующие вопросы и вызовы именуется «деконструирующим постмодерном», что подразумевает существование и другого этапа – «конструирующего постмодерна». Это разделение, пишет автор, более верно отражает специфику того явления, которое в российских исследовательских источниках получило определение «пост-постмодерна». Перед нами сегодня тот же постмодерн, но уже во второй стадии. Как и в любом полноценном новаторстве, претендующем на изменения существующего миропорядка, постмодерн, отрицая идеалы прошлого, должен создавать идеалы собственные. Исследуя опыт российских теоретиков и практиков современного искусства, можно попытаться определить общую схему наступающего культурного периода – периода «конструирующего постмодерна». В качестве «деконструирующего» постмодерн свою миссию уже выполнил.

Так что же такое пост-постмодерн? Согласно одной из версий, в классификационном плане пост-постмодерн наследует постмодернизму и трактуется как один из этапов эпохи «постмодерности» (М. Эпштейн); конец «героического» периода постмодернизма и перехода к «мирной жизни» (В. Курицын), т.е. свидетельство исчерпанности, усталости постмодернизма.

Характерными особенностями русского пост-постмодернизма являются новая искренность и аутентичность, новый гуманизм, новый утопизм, сочетание интереса к прошлому с открытостью будущему, сослагательность, «мягкие» эстетические ценности. Идеи «мерцающей» эстетики (Д. Пригов), эстетического хаосмоса как порядка логоса, живущего внутри хаоса (М. Липовецкий), сопряжены с происходящим в самом искусстве синтезом лиризма и цитатности («вторичная первичность»), деконструкции и конструирования.

Культура постмодерна нуждается сегодня в большей легализации, которая может быть достигнута путем критического переосмысления самого проекта постмодерна, более точном определении его границ, определении творческого и культурного потенциала новой, наступающей вслед за ним эпохи. Это особенно актуально в современном мире. Под культурой постмодерна стоит понимать то новое, что возникло как специфический феномен второй половины ХХ в., совокупность учета результатов ошибок прошлого. И именно сейчас эта культура должна продемонстрировать то, за счет чего она претендует на новизну, а именно: то самое критическое переосмысление теперь уже не предшествующих эпох, но себя самой исключительно с целью самосовершенствования и недопущения ошибок прошлого с целью не стать очередным «метанарративом».

Образ человека в трансперсональной философии 11

Реферируется глава из книги Павла Семеновича Гуревича о культурфилософских воззрениях различных мыслителей.

В семнадцатой главе рассматриваются те положения трансперсональной (интегральной) философии, «на которых развивалось философское постижение человека на протяжении многих веков» (с. 433). Трансперсональная философия «опирается на целостное ви́дение человека» в перспективе его духовного роста и на разнообразные способы самопознания (с. 433).

Это направление философской мысли говорит о кризисе наук, которые связаны с человеком. Современный американский исследователь Станислав Гроф и другие теоретики-трансперсоналисты, как и постмодернисты, считают, что гуманитарные науки не могут объяснить феномены культуры, религии, психики и сознания человека. Основу такого подхода положил Рене Декарт (1596–1650), согласно которому тело и душа человека независимы друг от друга и взаимодействуют посредством «так называемой шишковидной железы»12.

Основоположник холизма Ян Христиан Смэтс (1870–1950) писал в книге «Холизм и эволюция» (1926), что в человеке существует тяготение «ко все более высоким уровням единства» (с. 435), т.е. целое каждого уровня человеческого устройства становится частью целого следующего уровня. Интегральная философия спрашивает, к какой высшей стадии единства следует стремиться. «Автономная индивидуальность», индивидуальное «эго» являются «высочайшими достижениями человеческого сознания» (с. 436). Субъективный внутренний мир человека и объективный внешний мир находятся в оппозиции. Поэтому философы с первых шагов человеческого познания разделялись на два подхода к знанию – внутреннему и внешнему. Интегральная трансперсональная философия претендует на «синтез этих двух направлений» (с. 436).

Бенедикт Спиноза (1632–1677) выдвинул положение о бесконечном разуме, о вечной мудрости, поскольку считал, что «глубокие прозрения сути жизни оставались неизменными в разные века и в разных культурах и содержались в учениях великих мудрецов всех времен и народов» (с. 438–439). Вечная философия складывалась на протяжении веков. Автор реферируемой работы предлагает выразить таковую через четыре положения о реальности мира и о человеческой природе. I. Существуют две сферы реальности – повседневная и сфера сознания. II. Человек входит в эти обе сферы. III. «Человеческие существа способны осознать свою божественную искру и божественную причину, из которой она происходит» (с. 439). IV. «Осознание нашей духовной природы есть величайшее благо: высокая цель и наибольшая польза человеческого существования» (с. 440).