Культурология - Страница 35
Попробуем ответить на этот вопрос, прежде чем вернуться к вымышленному путешествию во времени. Для современного читателя, с детства воспитанного на восприятии реалистической живописи, фото, кино, телевидения, этот вопрос может показаться странным. Но, во-первых, совсем маленькие дети (до года) не видят изображенного предмета, хотя хорошо видят сам рисунок. Во-вторых, примитивные народы тоже часто не видят изображенного на фотографии или картине. Что же говорить об архаическом человеке, который впервые увидел профильный контур животного: он, вероятно, видит просто линию, ограничивающую это животное. Однако естественно предположить: человек, создавший подобный контур, невольно сравнивает его с самим животным; при этом он обнаруживает, усматривает в последнем новое свойство — профиль. Вся ситуация требовала осмысления: профильный контур (рисунок) похож на животное, в него бросают камни и стреляют из лука, как будто это само животное. И архаический человек «открывает» в рисунке животное. Происходит метаморфоза сознания и восприятия — в рисунке появляется животное. Каким образом? Психический опыт, сложившийся в результате предыдущих актов восприятия зверя (и знаний о нем) и обеспечивающий его видение, актуализуется, реализуется теперь с опорой на рисунок. Возможность смены опорного визуального материала — характерное свойство человеческого восприятия. В результате профильный рисунок зверя начинает выступать в качестве визуального материала, на котором реализуется теперь представление о звере. В этом процессе (поистине удивительном), с одной стороны, профильный рисунок зверя становится его изображением, знаком (как изображение рисунок визуально сходен с предметом, как знак обозначает этот предмет), с другой — для человека появляется новый предмет (существо) — изображенное животное (в архаическом сознании оно осознается как душа животного, поселившаяся в рисунке). Однако для архаического человека изображенный предмет отличается от реального предмета: с животным-изображением можно делать то, что можно делать со знаками, но воспринимает (видит и переживает) их человек не только как знаки (изображения), но и как самостоятельные предметы (назовем их «знаковыми» или «предметами второго поколения»). Освоение предметов второго поколения, осознание «логики» их жизни, их отличий от других предметных областей в психологическом плане сопровождается формированием новой предметной области. В ней осознаются и закрепляются для психики как события жизни предметов второго поколения, так и различные отношения между ними. По сути, когда Л. С. Выготский писал, что в игре ребенок оперирует смыслами и значениями, «оторванными от вещей, но неотрывными от реального действия с реальными предметами» (за палочкой видит лошадь, за словом — вещь), он говорил о предметах второго поколения [47. С. 293]. Интересно, что представление о душе позволило, с одной стороны, связать нарисованное животное с реальным животным, с другой — развести их. В дальнейшем эта связь обеспечила перенос свойств с реального предмета (животного) на новый (идеальный) предмет, т.е. на нарисованное животное, а также помогало элиминировать другие свойства, не отвечающие возможностям самого знака-изображения (так, например, нарисованное животное нельзя съесть, с него нельзя снять шкуру, и т. д.). Каков же окончательный итог? Сложился новый вид предметов (нарисованные животные и люди), осознаваемые как души. Но вернемся к нашему путешествию.
Оказавшись еще чуть ближе к нашему времени, автор увидел, что архаические люди хорошо освоили технику обвода животных и людей и даже стали обводить их тени, падающие на поверхности. («Какова была первая картина, — спрашивает Леонардо да Винчи в "Книге о живописи" и отвечает: — первая картина состояла из одной единственной линии, которая окружала тень человека, отброшенную солнцем на стену» [88. С. 118].) Иногда тень была меньше оригинала, иногда больше; в первом случае изображение получалось уменьшенным, во втором — увеличенным. В одном племени автор увидел, как древний «художник» обводил в убежище тень человека от костра, которая начиналась на стене и заканчивалась на потолке (вот, оказывается, как был нарисован «великий марсианский бог»!). В другой раз автор увидел, как художник «обводил» людей и животных просто «на глазок», не прислоняя их специально к стене. Стало ясно, что по мере овладения способом обвода, такие случаи стали практиковаться все чаще и чаще, пока полностью не вытеснили технику непосредственного обвода.
Глаз, очевидно, привык снимать профильные и фронтальные формы животных и людей и поэтому мог руководить рукой художника; новая способность глаза заменила вещественную модель. Уже не было сомнений, что в этот период контуры животных и людей превратились для древнего человека в изображения, точнее даже не в изображения, как их понимает современный человек, а скорее в «живые» воплощения этих животных и людей. Древние охотники практически перестали пользоваться изображениями животных и людей для тренировки, зато обращались к ним, как к живым существам. Автор часто наблюдал, как вокруг подобных изображений плясали, обращались к ним с просьбой и даже, рассердившись, били и уничтожали изображения (замазывали краской). Присмотревшись, автор понял: древние люди считают, что в нарисованные ими изображения поселяются души изображенных людей и животных, и, если они там поселились, изображения стали живыми, поэтому на них можно влиять. Воспринимая изображения как живые существа, древние художники старались теперь нарисовать у них все, что им принадлежало по праву: и глаза, и цвет шкуры, и одежду людей, и внутренние органы («рентгеновский стиль»).
Конечно, это воображаемое путешествие представляет собой историческую реконструкцию первых этапов формирования древней живописи. Однако автор вовсе не ссылался при этом на мистических учителей рисования и не считал архаических людей умнее современных. Архаическое искусство, как мы видим, существенно отличается от современного. Оно не странное, а иное. Наскальные изображения животного или человека — не произведение изящного искусства и вообще не произведение, это живое существо (душа), с которым архаический человек общается, к которому он обращается. Архаическое искусство не выражало прекрасного (хотя его «произведения» в особом смысле прекрасны). Оно сводило человека с душами животных и людей, позволяло ему влиять на них. Иными словами, архаическое искусство создавало особую действительность, где обычный мир сходился и переплетался с миром сакрального. Этот момент отмечает известный искусствовед Р. Арнхейм, говоря, что искусство первобытного общества возникает не из любопытства и не ради самого «творческого» порыва, а для выполнения жизненно важных задач. Оно вселяет в человека небывалую силу, позволяет «магически влиять» на отсутствующие вещи и живые создания.
Попробуем на этот же материал взглянуть с семиотической точки зрения. Замечательной особенностью всех архаических практик является то, что все они выросли, так сказать, из одного корня — из представления о душе. Рассмотрим поэтому более подробно семиотическую интерпретацию и особенности формирования представлений о душе и связанных с ней других архаических понятий. С семиотической точки зрения душа — это сложный тип знака, который я в своих работах назвал «знаком-выделением» [136; 139].
Изобретение этого знака, как мы здесь предположили, позволило архаическому человеку осмыслить явления смерти, обморока, сновидений и появление зверей и людей, созданных с помощью рисунка. И не только осмыслить, а, что не менее существенно, создать соответствующие практики. Опишем, как архаический человек действовал с душой как со знаком. Семиотическая формула действия со знаком-выделением такова: знак А (душа) включается в ряд операций преобразования — al , а2, аЗ и т.д. (они потенциально задаются строением знака), в результате получаются знаки Bl , B 2, ВЗ и т.д. Эти знаки относятся к реальному объекту X (в данном случае — человеку). Подобное отнесение позволяет в объекте X выделить (отсюда название типа знака — знак-выделение) определенные атрибутивные свойства cl , с2, сЗ и т.д., т.е. в данном случае — свойства и состояния души. Эти свойства позволяют человеку объективировать новый, уже идеальный объект Y — реальную душу. Необходимое общее условие действий со знаками-выделениями — предварительное формирование связи-значения, т.е. замещения объектов знаками. Характерная особенность знака-выделения в том, что здесь объект X и объект Y по материалу не совпадают, как это происходит в других типах знака. Например, знаки-модели (по другой классификации «иконические знаки») относятся к объектам X , которые по материалу (но не по функции и природе) совпадают с объектом F . Так, пальцы (камешки, ракушки, зарубки, черточки), с помощью которых считали древние народы, являются знаками-моделями. Они относятся как к реальным предметам (объектам X ), которые считают, так и к соответствующим «совокупностям предметов» (объектам Y ). Ясно, что по материалу это один и тот же объект, но по функции — различные объекты. Объекты Y можно только считать, отсчитывать, соединять в группы или разделять на группы, с объектами X можно делать и все то, что с ними обычно делают в той или иной практике.