Кукольный загробный мир (СИ) - Страница 2

— Вот оно! Внизу!!

На крики уже прибыли Фалиил и Раюл, ничего не говоря, обмениваясь лишь удрученными взглядами. Когда все вместе подошли ближе, то приготовленные шутки сразу исчезли с языка. А ведь чудовище-то на самом деле было… только не объемное, а плоское. И абсолютно-абсолютно черное. Оно извивалось по земле, корчилось — возможно, пытаясь зацепиться за траву и приподняться. В его уродливом облике даже просматривались конечности, чем-то похожие на руки и ноги. Когда Гемма отмахивалась от него, оно в ответ озлобленно шевелилось, то сворачиваясь бесформенным пятном, то распускаясь внезапным взрывом темноты. По всей видимости, основным его оружием являлся страх, что оно нагоняло на свои жертвы.

— Ну прогоните же эту тварь!! — Гемма чуть не плакала, она несколько раз уже пыталась скрыться, но черная невидаль бежала за ней по пятам — беззвучно, дерзко и совершенно бесцеремонно.

— Это не чудовище, — произнес только что подошедший Авилекс. — Это тень.

— Что-что-что??

— Гемма, замри!

Девчонка послушно обратилась в неподвижное изваяние, как будто они играли в «замороженное время», ее пластмассовые руки оказались поднятыми вверх, подражая деревьям-сталагмитам. И — невероятно, чудовище тоже замерло, передразнивая ее и поднимая собственные пятна-руки, более похожие на щупальца. Гемма растопырила пальцы, потом сжала их в кулаки, потом вновь растопырила, и так несколько раз… То, что звездочет назвал «тенью», несколько раз подряд отрастило собственные пальцы, явно кривляясь или же стараясь своим неумелым подражанием привлечь к себе внимание. А может, ОНО вовсе и не враждебно? Откуда оно вообще взялось?

— И что? Теперь чудовище будет повторять за мной все мои…

— Она только делает вид, что копирует твои действия, — грубо прервал Авилекс, в его голосе чувствовалась раздражительность. — Не верь ей, она пытается усыпить твою бдительность!

— А… тень… это вообще хорошо или плохо? — реплика принадлежала Фалиилу, он стоял совсем рядом с растрепанными капроновыми волосами и с переменчивыми чертами лица, которое никак не могло подобрать мимику, адекватную сложившейся ситуации.

— Это очень плохо! — Авилекс закрыл лицо руками и на некоторое время погрузился в себя. Он был почти на полголовы ниже остальных кукол, впрочем, недостаток в росте с лихвой компенсировался его неформальным лидерством. Все шли к нему за советом (кроме Гимземина), все к нему прислушивались (опять-таки, исключая алхимика Гимземина), в любом спорном вопросе почти всегда его слово являлось решающим. Фраза «если этого не знает Авилекс, значит не знает никто» давно стала крылатой, хотя, справедливости ради, она не всегда соответствовала действительности. — Вы даже не представляете, насколько это плохо! — звездочет повторил только что высказанную мысль, обогатив ее лишними негативными эмоциями.

Легкий ветерок, фривольно разгуливающий вдоль поляны, был почти неощутим. Внутри Сингулярности, с момента ее образования, вообще никогда не наблюдалось сильных ветров. Они когда-то имели место, но в бесконечно далеком прошлом, столь далеком… И именно в это прошлое сейчас был направлен взор звездочета, его лицо до сих пор было закрыто ладонями. Мраморная экспонента, уносясь ввысь, своим острием пыталась проткнуть эфемерное полотно небес, но она довольно быстро заканчивалась. Ханниол как-то выдвинул идею, что здесь в землю по самую голову закопан воин-исполин, держащий в руках копье, и наконечник этого копья торчит сейчас из-под поверхности. Да… при богатой фантазии внизу можно было дорисовать все что угодно, хоть воображаемую ось мира. На самом же деле мраморная экспонента являлась незатейливым архитектурным сооружением: расширенная у своего основания, она с четырех сторон устремлялась вверх, постепенно сужаясь, что и вызывало обманчиво-радостное впечатление наконечника. Четыре циферблата мертвых часов, направленные в разные стороны света, давно уже не работали. Стрелки, когда-то показывающие точное время на востоке, западе, севере и юге, застыли на месте и скорее всего успели уже заржаветь. Недаром эту мраморную стелу иногда называют памятником Вечности. От последних двух слов веет загадочной романтикой: в любом случае, это разумнее, чем представлять себе несуществующих и неуклюжих великанов.

— Мне-то что теперь делать?! — Гемма уже злилась. Как и все девчонки, она всегда мечтала быть в центре всеобщего внимания, и вот наконец добилась своего… Тьфу на все!

— Лучше ошибиться, ничего не делая, чем ошибиться, совершив неверный шаг, — тихо произнес Авилекс, и пожалуй, его услышал только ветер, перемалывающий всякие звуки. А громче он добавил: — Не обращайте внимания, это философская апория. А тебе — просто успокоиться. До вечера тень бессильна причинить вред, а к вечеру мы наверняка что-нибудь придумаем… О, нет. Кажется, я уже придумал.

Фалиил, вечно чем-то да недовольный, несколько раз перевел взгляд с гемминого чудовища на звездочета и обратно. Тень, кажется, успокоилась и вела себя предсказуемо, даже слишком покорно — подчеркнуто-услужливо, что ли. Тень будто бы исполняла какую-то роль, и это ему не нравилось ровно настолько, насколько он вообще не понимал происходящего. Фалиил почти всегда был одет в темно-синюю кримпленовую рубашку с длинным рукавом, монотонную и совершенно неброскую, часть пуговиц которой всегда была небрежно расстегнута. Ему было все равно, как он выглядит со стороны, и что о нем вообще думают. Чаще всего он был погружен в собственные мысли, мало следя за окружающими вещами. Но теперь выдался случай из ряда вон выходящий.

— Кажется, ты знаешь что-то такое, о чем не знаем мы.

Фраза была адресована звездочету, и тот вежливо поправил ее смысл:

— Я помню что-то такое, о чем не помните вы. Так вернее. У кукол плохая память, это ни для кого не новость…

— Не забывай, ты тоже кукла! — Фалиил никогда не говорил с повышенной интонацией об очевидных вещах. Даже удивился сам себе и опять все списал на неординарность ситуации.

— Да, да, да… Наши мозги сделаны из обыкновенной ваты, а вата — я вам скажу — самое ненадежное хранилище знаний. В отличии от вас я много читаю, особенно древние свитки с преданиями. Если вы совершенно забыли, что такое тени, придется еще раз рассказать вам эту старую легенду. Итак, вы готовы слушать?

Авилекса всегда слушали с неподдельным интересом, дар рассказчика был такой же неотъемлемой частью его натуры, как способность считать по ночам звезды. Он, как никто другой, умел интонацией выделять кульминационные моменты историй, его бархатный, слегка хрипловатый голос был проводником эмоций из других времен, забытых и несправедливо заброшенных. Он знал, где сделать паузу в своем рассказе, дабы продлить интригу, знал как надо заглядывать в души своим слушателям, знал вообще многое, о чем другие куклы лишь мечтали знать.

Ароматный час достигал своего апогея, где-то над головой кружили бумажные птицы, издавая вместо звуков лишь легкое шуршание. Иногда они пикировали с высоты вниз, демонстрировали чудеса воздушной акробатики и вновь возвращались в родную стихию, пафосно именуемую небом. Порой их артистический полет заводил их так высоко, что казалось будто они уже парят в безымянном пространстве, совершенно исчезая из глаз. Ведь каждому известно, что небо — это еще не конец, над ним находится безымянное пространство — там, где звезды… Для кошастого птицы являлись практически недосягаемым развлечением, поэтому сейчас он гонялся за какой-то размалеванной бабочкой, бегая вокруг мраморной экспоненты. Порой подпрыгивал, хлопал передними лапами, будто это у него ладоши, и ни с чем кубарем катился по траве. Затем он резко поднимался, недовольно тряс мордой, выискивая озлобленным взором разноцветный мираж своей жертвы. А бабочка издевательски кружила неподалеку, безмятежно и почти влюбленно порхая капроновыми крыльями.

Авилекс присел на передвижной пенек, что в изобилии были расставлены по всей поляне, и кивком головы сделал знак, чтобы остальные тоже садились.