Кукловод (СИ) - Страница 3
– Хорошо, солнышко. Пока, целую-люблю.
– И я тебя люблю. До вечера, Галь.
Особенность, отличавшая Иду от других людей, не мешала ей быть хорошей хозяйкой. На кухне она управлялась виртуозно – жарила, варила и пекла всё, что только душа пожелает. Мама, вечно рассеянная и беспробудно погрязшая в амурных делах, готовила чуть лучше, чем никак, вот Иде и приходилось совершенствоваться в кулинарии самостоятельно. Дошло до того, что она просто стала выдавать родительнице список продуктов:
– Купи вот это, а приготовлю я сама. Ты к плите вообще не лезь, а то всё испортишь.
Мама делала обиженно-кислое лицо.
– Ну да, конечно, мать лентяйка, мать неумёха, – ворчала она. – Мать всегда всё делает не так.
– Ой, мам, не надо, а? – морщилась Ида. – Ты сама знаешь, что это правда.
Бурчала мама только так, для виду, а стряпню Иды с удовольствием уплетала и она сама, и её мужчины. Им было удобно и хорошо до тех пор, пока Ида не переехала к Гале. Теперь новый муж давился маминой пригоревшей овсянкой.
«Я пью слишком много кофе, – думала Ида, колдуя над новой чашкой. – Надо бы поменьше». Без излишней скромности, кофе она варила сногсшибательный, вдохновенно манипулируя душистыми специями с виртуозностью дирижёра. Галя была покорена, когда Ида после их первой «брачной ночи» подала в постель две чашки этого шедевра – для себя и для любимой.
– М-м, это лучший кофе на свете! – отпив глоток, восхитилась Галя. – Ты чудо, солнышко. Люблю тебя, обожаю...
И она целовала Иду ароматными тёплыми губами.
Инна тоже любила кофе, но из-за недостатка времени обходилась растворимым: бросил в кружку, залил водой – и готово. Изредка они устраивали совместные кофепития по видеосвязи, но прежде чем отправиться на кухню, Ида прикрывала чем-нибудь камеру. Ей не хотелось, чтобы Инна видела её особенность.
– А вот и я, – бодро улыбалась она, вернувшись к компьютеру и сняв с камеры носовой платок.
А однажды Инна огорошила и напугала Иду похоронно-мрачным лицом.
– Ты извини, я чуть-чуть нетрезвая сейчас, – медленно и тщательно выговаривая слова, сказала она. – Но не в этом дело. В общем, спалилась я... Ленка всё узнала. Ну, про наше общение. Планы на совместную жизнь рухнули. Всё. Кранты.
– Ты погоди, может, всё ещё утрясётся, – пробормотала Ида, похолодев. – Ты же объяснила ей, что мы просто общались?..
Взгляд Инны был убийственно грозен.
– «Просто»? Не знаю, Идушка, не знаю. Ты... что-то сделала со мной. Околдовала, обворожила, с ума свела – не знаю, как это назвать. Ты у меня в мыслях круглыми сутками – вместо Ленки. Твои глаза... это что-то невообразимое. Всю душу ты из меня вытянула глазами этими! Приговорила и казнила...
Волны холода, чередуясь с лихорадочным жаром, накрывали Иду одна за другой. А Инна, помрачнев ещё больше, – самая чёрная туча по сравнению с её лицом казалась бы лёгким светлым облачком – вдруг пошла в атаку:
– Погоди, то есть, для тебя это – «просто общение»? Я не верю, что ты ничего не видела, не осознавала. Всё ты понимала, маленькая ведьмочка!.. Но тебе просто нравилось играть мной, как этими своими грёбаными куклами, да ведь?! Это так приятно – играть чужим сердцем! Ну, и чем ты лучше своей мамаши, меняющей мужиков, как перчатки? Чем это отличается от блядства? Только тем, что нет физического контакта, а суть – та же!
Сердце Иды оледенело. Мороз распространялся, выбрасывая острые лучики-ледышки, и вскоре вся грудь стала гулкой и холодной.
– Так, стоп, – оборвала Ида Инну. – Это уже переходит все границы. Не я тебе первая написала, а ты мне – так, на минуточку. Я не навязывалась тебе и ничего не обещала. С какого перепугу ты бросаешься такими обвинениями?
– А вот с такого! – И Инна сунула в объектив камеры ту злополучную куклу. – Ты играешь мной, как кукловод!
– Извини, но ты псих и неадекват, – сказала Ида, стискивая мертвенно окоченевшие пальцы. – В таком тоне я разговаривать не буду. Проспись сначала.
– Я тебя найду, – пообещала Инна. – Я хочу посмотреть тебе в глаза в реале.
Выключив компьютер, Ида откинулась на спинку кресла. Она чувствовала себя мёртвой, выжженной, высосанной до дна. Вот тогда-то она и обожглась о край раскалённой сковородки, в самом буквальном, материальном смысле прочувствовав смысл выражения «руки опускаются». Они действительно повисли сухими лианами, крючок валился из пальцев, нитка путалась. Ни о каких куклах не могло быть и речи в таком состоянии.
У неё было ощущение конца света. Пепел Армагеддона хрустел на зубах, Ида с молчаливым стоном рвала незримые ниточки, которые тянулись от неё к Инне – если таковые существовали, исступлённо кромсала их и рубила вслепую. Виновата или нет? Она грызла себя, разрезала и распахивала настежь, переворачивала себе душу вверх дном в поисках злого умысла, но ничего не находила.
Вконец измучившись, она заболела – просто однажды утром проснулась с осипшим горлом и заложенным носом.
– Ну вот, расклеилось моё солнышко, – огорчилась Галя. И сразу же окутала Иду коконом заботы, даже на работу не пошла.
А ведь с ней Ида познакомилась при сходных обстоятельствах... Тоже была кукла, потом письмо. Галя сразу всё о себе бесхитростно выложила, выслала фото. С экрана на Иду ласково лился солнечный день, и загорелая незнакомка с обалденной фигурой улыбалась ей, зарывшись босыми ногами в пляжный песок. Ида тогда ещё жила с мамой и предложение встретиться сперва отклонила: испугалась. Слишком красивая, потрясающая, крышесносная женщина протягивала ей руку... Нет, всё было слишком хорошо, чтобы верить в это. Ида зажмурилась и пропищала «нет», но Галя оказалась достаточно решительной и настойчивой, чтобы прийти, увидеть и, не дрогнув, сказать «люблю». А потом – на руках унести Иду из родительской квартиры на глазах у обалдевшей мамы. Просто взять и унести – победоносно, напролом. Она тоже состояла тогда в отношениях, но не на расстоянии, как Инна, а с тем самым пресловутым «физическим контактом». Куклу ей подарила её тогдашняя девушка – теперь уже бывшая.
«Неужели я – разлучница?» – беззвучно шевеля горькими, пересохшими губами, думала Ида.
Она уже шла худо-бедно на поправку, когда в дверь вдруг позвонили. Сердце трепыхнулось и сделало кульбит, будто что-то почувствовав.
– Кто там? – из-за двери спросила Ида.
– А в глазок не видно? – ответил холодно-насмешливый, язвительный голос. Знакомый голос, от которого Ида разом провалилась в бездну слабости.
– Прости, но – нет, не видно, – еле слышно пробормотала она. – Извини, я не могу сейчас... Я болею.
Это было правдой лишь отчасти: Ида уже выздоравливала, от хвори осталось лишь лёгкое недомогание и тяжесть в голове. За дверью помолчали, а потом тот же голос сказал – уже тише и мягче, с ноткой усталости:
– Ида, открой... Я не сделаю тебе ничего плохого, я просто хочу увидеть тебя. Не лицо и буквы на экране, а тебя – живую, настоящую.
Что-то лопнуло внутри – не то струнка, не то нить. Удивительно: всего лишь тоненькая ниточка сдерживала этот тёплый поток слёз – похлеще Ниагарского водопада.
– Идушка, впусти меня, – прозвучало уже совсем грустно и нежно. – Я не уйду, пока ты не откроешь.
Ида громко всхлипнула, дёрнувшись всем телом, и зажала себе рот. Пальцы тряслись, поворачивая рукоятки замков, но она кое-как справилась с дверью. Перед ней стояла Инна с букетом страстно-алых роз в шуршащей прозрачной обёртке. Худые ноги в чёрных джинсах шагнули в прихожую. Когда-то здесь был порог, но Галя убрала его после приезда Иды.
– Прости меня... Я поняла про глазок. И почему ты всегда закрывала камеру, когда отлучалась. И вообще... за всё-всё меня прости.
Букет, шелестя упаковкой, упал. Инна присела, обрушив на ледяные руки Иды град поцелуев, а потом подхватила и принялась носить по квартире, не спрашивая разрешения пройти. Поднять Иду не составляло труда даже ей, с виду щуплой и сухощавой.
– Ну-ну... Не плачь, родная, – шептала она.
Тонкие руки кукольной мастерицы обвивались вокруг её плеч, обтянутых кожаной курткой. Ида тряслась всем телом, не в силах укротить водопад слёз, ворошила дрожащими пальцами тёмные волосы. И вздрогнула, только сейчас на ощупь обнаружив, что они стали короткими. Сквозь мокрую пелену, застилавшую глаза, она не сразу разглядела причёску Инны.