Кухарка из Кастамара - Страница 34

– …и задать один вопрос, – закончил он, пытаясь заглянуть ей в глаза.

Клара отвела взгляд на своих подчиненных, изо всех сил стараясь сохранить самообладание. Ее пылающие щеки свидетельствовали о том, как она смущена.

– Ваша светлость… – сказала она, глядя на кремовый жюстокор господина.

– Посмотрите на меня, – прямо приказал он.

Она подчинилась и различила в янтаре вокруг его зрачков оттенок грусти вместе с силой, которая, казалось, ничего не боится.

– Когда мы наслаждались вашими превосходными блюдами, возник интересный разговор.

– Слушаю, ваша светлость, – ответила она, прямо глядя ему в глаза и думая, что, несмотря на благопристойность, присущую ей как женщине, она не позволит робости взять над собой верх.

– Некоторым из нас показалось странным, что женщина с вашим образованием вместо того, чтобы удачно выйти замуж, зарабатывает на жизнь работой на кухне. Возникло даже предположение, что вы к этому и не стремитесь, – просто изложил он.

Клара сглотнула и ответила, хорошо взвешивая слова, чтобы точно донести свою мысль и не вызвать ошибочного толкования.

– Этого и близко нет в моих намерениях, ваша светлость. Достойно выйти замуж входит в мои планы, но вынуждена признаться, что готовить я люблю не меньше, чем жить полной жизнью. Поэтому я сообщила донье Урсуле, что ваша светлость удостоили меня чести, оказав такое доверие. На этой кухне я чувствую себя счастливой.

– Больше, чем если бы нашли хорошего мужа? – наморщил он от удивления брови, все еще удерживая ее за подбородок.

– Именно так.

Дон Диего еще больше нахмурился и отпустил ее.

– Как такое возможно? Разве не естественно для женщины желать выйти замуж и родить наследников?

Это больше походило на желание испытать ее, чем узнать ее мнение на этот счет.

– Именно так. Отец всегда учил меня, что так и должно быть, ваша светлость, – немного успокоилась она. – Но моя мать также учила, что у меня могут быть и другие стремления, кроме брака.

Среди слуг послышался легкий вздох, который не остался не замеченным ни ей, ни доном Диего. Клара обратила внимание, что глаза у слуг уже величиной с тарелку и, хотя они ничего не говорили, между ними мелькали недоуменные взгляды.

– Значит, я вынужден сделать вывод, что вы не желаете выходить замуж? – сказал герцог, не прекращая смотреть на нее.

Она не понимала, почему он прилюдно ее допрашивает, но не могла освободиться от притягательной силы его глаз. Она на мгновение опустила голову, а потом снова взглянула на герцога.

– Мне неизвестно, встречу ли я мужчину, способного вытерпеть такие мысли, которые считаются неподобающими для представительниц моего пола, ваша светлость, но когда я готовлю среди сажи и печей, то чувствую полное наслаждение, – объяснила она. – И… я уверена, что в браке я лишусь этой радости.

Тут герцог сделал нечто, что застало ее врасплох и вызвало еще больше удивленных взглядов среди всех слуг: он подошел к ней и решительно склонил голову, как сделал бы это перед какой-нибудь дамой.

– Не все мужчины одинаковы по твердости духа и силе воли. Я уверен, что в будущем вы непременно встретите кого-то, кто будет не только мириться с вашими мыслями, но и гордиться тем, что у его жены они есть, – сказал он с вежливым поклоном. – Сеньорита Бельмонте.

Она даже не смогла ответить ему, а лишь вместе с остальными сделала реверанс и, подняв голову, встретилась глазами с устрашающим и одновременно ошеломленным взглядом доньи Урсулы. Клара повернулась и с дрожью в коленях сосредоточилась на готовке. Краем глаза она видела, что дракон все еще стоит у двери, пытаясь понять, что происходит между ней и господином, на что у самой Клары не было ответа.

16 октября 1720 года, после завтрака

К тому времени, как Диего вернулся в столовую, маркиз уже закончил завтрак, матушка отдыхала в одном из кресел, а донья Амелия с Габриэлем беседовали в глубине зала о чем-то несущественном. Он сел на свое место, будто прошло всего несколько мгновений и разговор, который вынудил его спуститься на кухню, не закончен.

– Она любит готовить, поэтому и не выходит замуж, – сухо объяснил он маркизу.

Тот нахмурился, слегка изумленный, и дал понять, что поведение герцога выходит за рамки приличного и что он опоздал к разговору, который уже давно окончен. Матушка же быстро встретилась взглядом с маркизом, чтобы несколько снизить значимость слов своего сына.

– Друг мой, не хочу вас обидеть, но я и подумать не мог, что вы так серьезно воспримете эти малозначительные разговоры, – сказал дон Энрике с улыбкой.

Диего снова ощутил тот снисходительный тон, который заставил его притворно улыбнуться и всем своим видом смягчить напряжение, возникшее после его замечания. Похоже, у этого представителя знати особая способность использовать общественные нормы как тонкие шпильки, направленные против него лично. Возможно, первое впечатление, которое у него сложилось в первый день их знакомства, было не таким уж и ошибочным. Он взял себя в руки и не моргая посмотрел на маркиза. Тот в ответ посмотрел на него, и именно в этот момент Диего явно разглядел опасный блеск, скрытый за этой поддельной улыбкой. Матушка улыбнулась ему и закончила мысль дона Энрике:

– Дон Энрике хочет сказать, что не важно, что думает кухарка, сын мой, – уточнила она с другого конца зала.

– Конечно, – ответил он.

Маркиз лишь задержал на нем взгляд еще на несколько мгновений, а потом подошел к донье Мерседес. Она, такая же отстраненная, как и остальные, улыбнулась и предложила ему сыграть в шашки. Диего протянул руку к чашке шоколада, размышляя над тем, что, возможно, тонкие колкости дона Энрике имели какую-то цель, а не были просто естественным проявлением его сути. Безупречная улыбка маркиза свидетельствовала о полнейшем отсутствии страха. Однако, похоже, тот и не подозревал, что будит спящего в герцоге зверя, который, если так дальше пойдет, вырвется наружу и уж точно не придется ему по вкусу.

16 октября 1720 года, позднее утро

Эрнальдо услышал стук в дверь и сонно открыл глаза. Он решил, что это вернулась его дочь Адела, ходившая за покупками на Пласа-де-ла-Себада, пока он спал. Он недовольно приподнялся на тюфяке и обнаружил, что разведенный накануне огонь в очаге едва теплится. Должно быть, уже наступил полдень, поскольку сквозь ставни лачуги проникали кривые лучи света и освещали висящие в воздухе частицы пыли. В дверь постучали еще раз, и он, натянув потертые кожаные штаны и сапоги, вынул из ножен шпагу, подарок господина, и схватил острый нож. Мадрид был небезопасным местом, особенно для таких, как он, которые стольким несчастным устроили встречу с Создателем. Не хватало еще, чтобы заявился чей-нибудь брат или родственник с целью отомстить. Эрнальдо давно смирился с мыслью, что однажды умрет именно так, это были издержки его ремесла. Он поднялся без рубашки, с голым, покрытым шрамами торсом и прокричал, что если там не прекратят дубасить в дверь, то он выйдет и перережет горло тому, кто это делает. Кто бы ни был снаружи, он воспринял его угрозу всерьез.

– Кто там? – спросил он, подходя к двери.

– Посылка, – раздался мальчишеский голос.

Он чуть приоткрыл дверь, заблокировав ее изнутри ногой на случай проблем. На лестничной площадке стоял мальчишка лет двенадцати.

– Вот, пжалте, – сказал он и протянул маленький предмет, завернутый в тряпку. – Левша сказал, что бут вас ждать в «Эль Сагуане», штоп забрать свою долю.

Эрнальдо забрал посылку и отпустил парнишку. Потом убедился, что дверь закрыта, и развернул тряпку. Оказавшийся там металлический ключ, не имеющий абсолютно никакой ценности, вызвал у него улыбку. Это означало добрые вести для его господина, дона Энрике де Арконы. Он давал маркизу свободу действий внутри Кастамара. Эрнальдо вздохнул и стал одеваться. Добыть ключ было первым из поручений Энрике. Второе ему предстояло выполнить сегодня утром, и оно подразумевало участие доньи Соль Монтихос, женщины, с которой нужно держать ухо востро.