Кухарка из Кастамара - Страница 31

– Росалия, не поднимайся! Росалия! – беспомощно умоляла она у двери срывающимся голосом.

Услышав Клару, девушка остановилась и посмотрела на нее, отпустив одну руку, чтобы поздороваться.

– Я хочу летать… – ответила она с полным ртом слюны.

Клара стиснула зубы и сделала шаг вперед. Сзади на ее крик собралась вся кухня.

– Росалия! Спускайся сейчас же! – срывающимся голосом прокричала она.

Девушка, слыша чертыхания лакеев и помощников по кухне, начала сомневаться. Клара почувствовала, что силы ее покидают, и, чтобы никто не заметил, прислонилась к внешней стене патио. Росалия поднялась еще на несколько шагов.

– Но ведь я умею летать…

Клара попыталась закричать, но это оказалось бесполезным: силы ее покинули, и ей пришлось схватиться за стену, чтобы не потерять сознание. Росалия, едва втискивая пальцы ног в щели между блоками каменной опоры сарая, продолжала подниматься. Посудомойки и Кармен дель Кастильо голосили внутри кухни. Неожиданно дверь, в которую Клара отчаянно стучала в день своего приезда в Кастамар, открылась. Оттуда появилась Элиса Коста, пробежала через патио и очутилась прямо под Росалией.

– Спускайся немедленно! – решительно скомандовала она девушке, показывая рукой вниз на землю.

Росалия начала спускаться и уже внизу безутешно разрыдалась.

– Мы тебе тысячу раз говорили, чтобы ты не поднималась туда, что ты упадешь, – сказала Элиса, проходя с Росалией мимо Клары.

Клара, как смогла, подавила стон, вырывающийся сквозь приступ тошноты. Нужно было войти и сделать вид, будто ничего не произошло, но она не могла даже пошевелиться. Элиса повернулась к ней и задержалась на пару секунд, видя, как она прижалась к дверному косяку с полными ужаса глазами. Горничная не поняла, что с Кларой, но взяла Росалию за руку и отвела на кухню. Клара закусила губы, но тошнота усиливалась, и она не могла унять непроизвольную дрожь в теле. Вот-вот все заметят. Она отвела взгляд и увидела, что Элиса задержалась у порога калитки, прикрывая ее. Она закрыла глаза и, словно слепая, потянулась и схватила Элису за руку, которую та крепко сжала. Клара старалась не смотреть на патио, готовое, казалось, поглотить ее, и позволила подруге медленно отвести ее назад. Уже на кухне Элиса обняла ее и сказала, что Росалии ничего не угрожает и что не нужно за нее волноваться. Клара, опираясь на ее плечо, поняла, что та дает ей время прийти в себя. Она открыла глаза уже в безопасности среди плит и отошла от Элисы, поблагодарив ее. Прислуга как ни в чем не бывало вернулась к своим делам, и Клара отерла холодный пот льняным платком. Придя в себя, она подошла к Росалии, которая сжалась в комок в дальнем углу, и отругала ее.

– Я умею летать, – говорила та и сосала палец.

– Не умеешь! Понятно? Не умеешь! – не выдержала Клара. – Вот и не пытайся больше! Никогда!

– Время от времени ей взбредает в голову забраться наверх, – объяснила Элиса. – Это не впервые.

Клара кивнула.

– Спасибо, – повторила она, снова взяв Элису за руку.

Элиса помотала головой – мол, не стоит благодарности – и ушла в веселом расположении духа. Клара вернулась к своим меню, не сводя глаз с Росалии, которая вскоре заснула, посапывая. Следовало внимательнее за ней следить. Если по ее недосмотру с бедняжкой бы что-нибудь произошло, то она бы себе этого не простила, а кроме того, донья Урсула воспользовалась бы этим, чтобы выгнать ее из Кастамара за недостаточную заботу о девушке.

16 октября 1720 года, перед завтраком

Диего отправился показывать сеньорите Амелии поместье. Это была идея матушки, которую поддержал Габриэль, а маркиз отказался, поскольку нужно было рано вставать. Альфредо и Франсиско на рассвете уехали по делам в Мадрид и не собирались возвращаться до ужина. Выполняя роль гостеприимного хозяина, он выбрал лесной участок, куда обычно ездил верхом с Альбой в поисках уединения в такие утренние часы, как сейчас, вплоть до наступления зимы. Пока Габриэль и матушка объясняли сеньорите Амелии достоинства своих садков для рыб, он, влекомый воспоминаниями, решил поскакать вперед. Диего потрепал по шее скакуна, на котором раньше ездила его супруга, и помчался до кромки леса, находя определенное удовольствие в одиночестве. Миновав дубовую рощу и оставив справа часовню с фамильным склепом, герцог направился к берегу ручья Кабесерас. Каждый раз, оказываясь в этом удаленном от герцогского дома уголке, он вспоминал тот день, который изменил все.

Тем утром девять лет назад Диего встал рано, поскольку королева Мария Луиза устраивала небольшую трапезу с горячим шоколадом и сладостями. Альфредо и Франсиско накануне сообщили, что будут там его ждать. И вот, сидя втроем в одном из освещенных солнцем патио дворца Буэн-Ретиро[29], они разговаривали о политике того времени и о ходе войны; тогда все, казалось, идет к победе. Тут в патио появилась Альба, роскошная в своем голубом наряде из баскиньи[30] и жакета с золотой вышивкой. Высоко собранные волосы подчеркивали тонкую изящную шею, а приподнятая вуаль закрывала часть лица и огромные голубые глаза. Она прошла мимо представителей знати, останавливаясь, чтобы поздороваться, и непроизвольно вызывая большой интерес, будто бы в патио вышла сама королева.

Франсиско и Альфредо поздоровались с ней, а она, кокетливо позволив им помочь ей устроиться, развернула инкрустированный перламутром веер. Затем с обезоруживающей улыбкой, которая могла положить конец любой империи, сделала вид, что рассержена, и во всеуслышание упрекнула Диего в том, что он оставил ее одну, беззащитную, совершенно забыв об утренней верховой прогулке. Альфредо улыбнулся, предрекая, что непобедимой армаде Диего настал конец еще до начала сражения.

– У меня никогда не было шансов на победу, – ответил тот.

Попрощавшись с друзьями и покинув Буэн-Ретиро, он вернулся в Кастамар вместе с Альбой, которая мило щебетала о его дерзости и о том, какое страшное наказание его за это ждет. Диего засмеялся сейчас от этого воспоминания. Для Альбы жизнь была сплошным удовольствием. Она обожала скакать на лошади, танцевать, читать, петь, играть на клавесине, смеяться, а больше всего – путешествовать. До замужества она уже успела объездить всю Европу. Но война разрушила ее мечты, и она в последние годы чувствовала себя в заточении.

– Да когда же это все закончится! – как-то посетовала она. – Что ж эти каталонцы никак не сдадутся…

– Они не только не собираются этого делать, но и будут биться до последнего, – ответил он.

Так и получилось. Доказательством тому стала осада Кардоны[31], которую так и не удалось захватить войскам Бурбонов. Крепость сложила оружие только в конце войны, когда Барселона пала под ударами собственных войск. Диего вынужден был признать мужество каталонского народа, которое вызывало заслуженное уважение. Альбу, напротив, война раздражала. Она ненавидела насилие, оно казалось ей чем-то из мира животных, а не людей. Кроме того, по ее мнению, браться можно было лишь за те проблемы, которые могли быть решены, да и то в течение какого-то ограниченного времени. А от остальных следовало отказаться как можно быстрее, признав свое поражение.

Диего углубился в лес, где росли каштаны и дубы, и пустил коня шагом по тропинке, по которой они обычно вместе прогуливались. Потом поднялся по небольшому склону оврага и наверху привстал в стременах, наслаждаясь пейзажем. Под сводами этой огромной рощи, где было слышно, как быстро бежит ручей Кабесерас к реке Мансанарес, он подошел еще ближе к тому месту, где потерял жену. Они оказались там после скачки наперегонки, в которой она, как всегда, победила. Ставкой было празднование ее дня рождения, хотя не имело значения, кто победит. «Боже правый, если бы так было все эти годы», – сказал он себе, грустно улыбаясь. Он вспомнил, как она улыбнулась со своей особенной искренностью и поцеловала его, зная, что победит в любой возможной ситуации.