Кухарка из Кастамара - Страница 2

Перед отъездом в Кастамар Клара написала сестре с матерью. Благодаря тому, что теперь король Филипп разрешил любому подданному – а за пределами страны аристократии и купцам – пользоваться почтой, она смогла известить их о переезде и пообещала в следующем письме сообщить свой постоянный адрес. Из своих скромных сбережений она оплатила отправку каждого письма. Несмотря на то, что обычно расходы оплачивал получатель, Клара предпочла взять на себя эту обязанность и избавить родных от дополнительных трат.

После отправки писем пришлось подождать еще один день, пока сеньор Педро Очандо, кучер и закупщик лошадей в Кастамаре, закончит свои вечерние извозчицкие дела и на рассвете загрузит тюки с соломой. День оказался дождливым – в этом ей повезло. Мужчина был так любезен, что заехал за ней прямо в конюшни госпиталя, и ей не пришлось скрывать свой панический страх открытых пространств.

– Я лучше поеду сзади, если не возражаете, – нашла хитрое оправдание Клара. – И смогу укрыться от дождя под тюками с сеном. Я не очень тепло одета.

Они ехали больше трех часов под проливным дождем из Мостолеса до дороги, ведущей в Боадилью. Время от времени она ощущала, как их трясет на выбоинах, и с ужасом думала, что соломенное покрывало вот-вот сползет и обнажит открытое пространство. Однако этого не произошло. Вскоре повозка остановилась, успев утомить ее своей тряской, и немногословный сеньор Очандо сообщил, что они приехали.

Она попрощалась, сказав спасибо, и слезла с повозки с закрытыми глазами. Холодные капли дождя просочились через вышитый воротник платья, заставив ее поежиться. Клара подождала, пока скрип колес удалится на достаточное расстояние, и с замиранием сердца повязала платок на глаза. Надеясь только на узкую щель, через которую едва была видна земля под ногами, и посох, служивший прежде тростью слепым, она направилась к огороженному стеной патио[4], расположенному позади основного здания. Не отрывая взгляда от собственных башмаков и молясь, чтобы платок продолжал закрывать остальную часть Кастамара, Клара ускорила шаг. От этого в висках застучало, дыхание сделалось слишком частым, в конечностях возникло ощущение мурашек. Через небольшую аркаду она попала в патио, где чуть не налетела на служанок, которые со смехом собирали забытые на сушилках вещи.

Внезапно она обнаружила, что потерялась в этом обширном пространстве и щелочки в платке не хватает, чтобы сориентироваться. Она подняла взгляд и в глубине деревянного прохода заметила ворота. И неважно, что дверцы, по-видимому, были закрыты. Тело ее дрожало, силы постепенно таяли, и она бросилась к ним, молясь, чтобы не упасть ничком и не потерять сознание. Очутившись под козырьком, она сорвала повязку с глаз, прислонилась лбом к косяку, даже не задумываясь о неведомом открытом пространстве за ним, и в отчаянии постучала.

– Что ты тут делаешь?

Резкий, властный голос у нее за спиной заставил сердце замереть. Она обернулась, стараясь сохранить самообладание. Потом подняла голову и встретилась с суровым взглядом женщины лет пятидесяти с небольшим. Кларе хватило и секунды, чтобы почувствовать исходящую от нее неумолимую строгость.

– Я Клара Бельмонте, новая кухонная работница, – задыхаясь, проговорила она и протянула рекомендации, подписанные сеньорой Монкадой и собственной матерью.

Женщина мельком взглянула на нее и хладнокровно взяла бумаги. Кларе это мгновение показалось вечностью, у нее закружилась голова, и она постаралась незаметно опереться о стену, чтобы не упасть. Почувствовав это, женщина нахмурила брови и внимательно оглядела Клару, словно могла заглянуть ей прямо в душу.

– Ты почему такая бледная? Случаем, не больна? – спросила она и вернулась к чтению.

Клара отрицательно покачала головой. Ноги у нее подкашивались, и она поняла, что не может больше делать вид, что все в порядке. Но она знала, что если о ее страхе открытого пространства станет известно, то она потеряет эту работу, и потому сжала зубы и постаралась дышать глубоко.

– Сеньор Мелькиадес сказал, что пришлет работницу с опытом. Не слишком ли ты молода для всего того, что тут написано?

Клара присела в реверансе, показав свои лучшие манеры, и ответила, что научилась всему у матери в доме его высокопреосвященства Альберони. Женщина с безразличием вернула ей рекомендательные письма. Потом четким движением вытянула руку, достала связку ключей и открыла дверь.

– За мной, – приказала она, и Клара с облегчением протиснулась в коридор.

Следуя за энергичными шагами женщины, она постепенно приходила в себя. Коридор с голыми белыми стенами оказался очень длинным, и она воспользовалась тем, что шла сзади, чтобы незаметно опираться на них. Не терпящим возражения тоном женщина сообщила, что дверь, через которую они только что зашли, всегда должна быть закрытой, а вход для прислуги находится с противоположной стороны патио. Этот приказ стал для Клары облегчением: судя по всему, тот вход вел прямо на кухню, а она не намеревалась покидать пределы помещения.

Им навстречу попались трое слуг, которые громко что-то обсуждали; несколько горничных – те, едва завидев женщину, поправили свою униформу и пошли наверх; два ученика лакея с уставшими глазами, которых так называли, потому что они были претендентами на должность лакеев; закупщик продуктов, некий Хасинто Суарес, заведовавший в Кастамаре пополнением кухонных запасов. Рядом с ним шел Луис Фернандес, ответственный за буфет, в котором хранились основные продукты, за погреб с овощами и зеленью и за кладовую со свечным воском, углем и дровами. Женщина поздоровалась с обоими, назвав их по именам, сухо и высокомерно. Петляя по коридорам здания, они наткнулись на двух отвечавших за освещение дома и сада фонарщиков, которые с таким усердием склонили головы перед женщиной, что коснулись подбородком груди. Еще им встретилась по пути пышнотелая девушка по имени Галатея Борка, с ямочками на щеках, державшая в руках комплект разных соусниц, которые ей нужно было разнести. Перед ней стояла ее начальница Матильде Маррон, ответственная за подачу еды и фруктов, и, нервно жестикулируя, выговаривала ей, что нужно хорошо протереть уксусницы. Все и каждый бросали свои дела и вытягивались по струнке перед экономкой.

– Ты на испытании столько, сколько я посчитаю нужным, и, если твое усердие или результаты работы мне не понравятся, сразу же отправишься обратно в Мадрид. Получать будешь шесть биллонных реалов[5] ежедневно, есть трижды в день, один день в неделю будет выходным, обычно по воскресеньям. В любом случае к воскресной обедне сможешь пойти. Спать будешь на кухне, в каморке за сдвижной дверью, – строго уточнила она, проходя мимо двух прачек и не обратив на них никакого внимания.

Клара согласилась. Если бы она родилась мужчиной и состояла на службе при королевском дворе, то получала бы около одиннадцати биллонных реалов в день, но Кастамар, хоть и являлся одним из самых влиятельных домов Испании, был не королевским Алькасаром, да и она была не мужчиной. При всем при том ее жалованье выходило выше среднего, и она подумала, что ей еще повезло, ведь некоторые девушки мыли лестницы меньше чем за два реала в день. А она могла даже что-то отложить на случай, если дела пойдут хуже.

– Я не потерплю ни лени, ни секретных отношений между слугами, ни, естественно, тайных встреч с мужчинами, – продолжила экономка.

Они прошли по коридору, кессонный потолок которого украшали мастерски выполненные росписи, и подошли к двустворчатой двери из золотистого вишневого дерева. На ней висела табличка с надписью «Печи», из которой следовало, что вы на пороге кухни. Неожиданно появилась еще одна горничная с серебряным подносом. На нем был завтрак, представлявший собой консоме[6] из птицы, молоко и шоколад в отдельных кувшинах, хлеб, поджаренный на смальце и посыпанный сахарной пудрой с корицей, вареные яйца, мягкие булочки и ломтик бекона. Клара по запаху поняла, что в консоме переборщили с приправами, хлеб слишком жирный, яйца безбожно переварены, а булочкам не помешала бы еще пара минут в печи. Кроме того, рядом с горничной она не увидела посыльного из пекарского помещения, который должен был сопровождать подачу столовых приборов, бокалов, хлеба и еды из кухни до комнаты господина. Один только бекон, похоже, был должным образом приготовлен, правильно нарезан и изжарен на собственном жире. Но больше всего ей бросилась в глаза сервировка. Несмотря на изысканный набор чашек с узором и элегантное столовое серебро, среди которого особо выделялась нечасто встречавшаяся вилка с четырьмя зубцами, казалось, что подача не соответствовала уровню испанского гранда. Расстояние между приборами не было выверено, а хуже всего было возмутительное отсутствие цветов – неизменного атрибута завтрака; вышитая кружевная салфетка недопустимо свисала с подноса; а выпечка, консоме, бекон и яйца, которые для сохранения тепла должны были быть накрыты соответствующими серебряными клошами, наоборот, своим открытым видом убивали всякую интригу, создаваемую этими колпаками.