Кто в замке король? - Страница 13

– Значит, если какой-нибудь ювелир захочет переселиться в Звааль…

– У него ничего не выйдет. Сын ювелира становится подмастерьем отца и в конечном счете наследует дело. Если у ювелира сыновей двое, один из них может стать подмастерьем другого ювелира, у которого нет сына. Или - кажется, между городами все-таки существуют какие-то связи - стать подмастерьем ювелира в другом городе, при условии, что и у того нет сыновей. Это относится ко всем сферам занятости, включая чернорабочих. У них есть свои маленькие гильдии со строгим уставом; туда принимают сыновей своих товарищей и не берут пришлых. Если в какой-то области возникнет нехватка специалистов, город уведомит другие полисы, и вакантные места будут пополнены за счет тамошних гильдий.

– Значит, если ты родился в Зваале, твое будущее предопределено. Если твой отец плотник, то и ты станешь плотником.

– Верно.

– И если бы вы, Джедд Лефарн, были туземцем, ваш сын был бы вынужден стать гурантом.

– Лучше сказать - приговорен.

– А если бы у вашего сына обнаружился талант резчика…

– Ну, если бы ему очень повезло, он мог бы привлечь внимание бездетного резчика, и если бы на это место не претендовал сын другого резчика, его могли бы взять в подмастерья, только все это маловероятно.

– Никогда не слышала о таком негибком обществе.

– Я тоже.

– С таким же успехом они могли быть и рабами, - заключила Раиса.

Лефарн уставился на нее.

– Они могли быть и рабами… - Он задумался. Потом снова повторил: - Они могли быть и рабами. Вот именно! Вот ключ, который я искал! Это все объясняет. Здешние города похожи на образцовые демократические государства, но на деле это самая изобретательная рабовладельческая система из всех известных, - он радостно засмеялся, внезапно осознав, что сделал большое открытие. - Когда Бюро снабдило нилинтские города ярлыком уникальных, оно даже не представляло себе, насколько они действительно уникальны. Это не демократия. Это рабовладение, где хозяевами являются сами города. Это издевательская система, при которой рабы избирают себе правительство на свободных выборах и думают, что администрация трудится на их благо, тогда как на самом деле они работают на нее.

Возникал вопрос - что теперь делать?

Раиса тоже задумалась. После короткой паузы она сказала:

– Люди давно уже должны были сообразить, что все их правительства находятся под пятой прочно укоренившейся бюрократии. Почему же они не восстают?

– Они восстают. Их к этому даже поощряют. Они бунтуют каждые выборы. Но весь их гнев умело концентрируют на правительстве, которое они сами же и выбрали. И в конце концов, когда народ уже сыт по горло своими избранниками, ему дают выпустить пар, позволяя побить верхушку камнями на рыночной площади и заменить выборный орган королевским правлением. До сих пор короли, или, по-местному, яро, вероятно, правили так погано, что народ в скором времени их свергал и требовал возвращения демократии, от которой сам же и отказался. - Лефарн помолчал и медленно продолжил, стараясь удержать поток нахлынувших мыслей. - Пока люди расточают гнев и энергию на проклятия, адресованные правительству, им кажется, что они сами выбирают свой путь, а бюрократия тем временем под прикрытием выборного органа и древней аристократии незримо продолжает властвовать.

– Не могут же люди быть настолько глупыми, - удивилась Раиса. - Рано или поздно они должны раскрыть обман, и тогда их гнев выльется в подлинную революцию.

Лефарн кивнул.

– Именно поэтому здесь так много стражников, чьей единственной задачей является надзор за населением, которое вроде бы в надзоре не нуждается. Но приходит время, когда без стражи не обойтись. Народные избранники, эти ни в чем не повинные, неопытные олухи, настолько зачарованы своим внезапным возвышением, большим жалованьем, роскошным дворцом и целой армией слуг, что покорно делают все, что им говорят, отвлекают на себя гнев народа и - под занавес - бывают изгнаны. Только человек с моей подготовкой способен критически оценить ситуацию и пытаться что-то изменить.

– А средний гражданин, значит, может лишь двигаться по своей маленькой цеховой орбите, платить налоги, постоянно жаловаться и голосовать за бессильное правительство при каждом удобном случае, - подвела итог Раиса. - Что же будем делать?

– Революцию.

– Против яро Окстона?

– Нет, - возразил Лефарн. - Революция должна свергнуть и бюрократию, и хуноблей. - Он задумался. - Это будет кровавая революция. Требуется устранить целое сословие и все, что с ним связано. Но, с другой стороны, почти все революции, которые устраивало Бюро, были кровавыми.

– И как вы собираетесь ее осуществить?

– Продолжая делать то, что я уже делаю. Вы обратили внимание, что Даггет с каждым днем все тревожнее? Я решил его финансовые проблемы. Все идет как по маслу. Люди довольны как никогда. Что же его беспокоит? Ему не нужен король, которого любит народ. Он позволил нам отменить налоги, рассуждая так: когда их вернут, люди придут в ярость, а управляющему лишь останется срежиссировать восстание против яро. Потом, на короткое время, он был настолько заворожен тем, что реформы действительно приносят плоды, что согласился вообще отменить налоги на продовольствие и жилье. Теперь Даггет вспомнил одну важную вещь, а именно: яро и поврун должны быть такими же глупыми, как зваалант и члены ронзвааля, иначе управляющему не удастся в нужный момент организовать восстание. Постоянные перемены - это способ держать население под контролем. Народ, вечно недовольный правительством, никогда не сплотится. Король, пользующийся любовью народа и потому правящий долго, не нужен. Но популярность Окстона продолжает расти. Когда беспокойство Даггета достигнет определенного градуса, он попытается что-нибудь предпринять. Нам нельзя просто сидеть и ждать, когда это произойдет. Мы должны быть наготове.

Чутье подсказывало Лефарну: никакая толпа не сможет противостоять многочисленной и хорошо обученной страже - и даже плохо обученной, если на то пошло. На случай кризиса нелишне было бы разработать план и тактику, чего раньше полевому агенту никогда не приходилось делать.