Кто ты? (СИ) - Страница 2

— Как зовут?

Неизвестная вздрогнула, напряглась. Обвела взглядом склеп.

— Да кто как, ваше благородие. Можно просто Ви. Отец звал Витой, мать Вирой, братья Вишкой.

— Как нарекали?

— Вирой.

— Где твоя одежда?

Девушка нахмурилась, задумавшись. Растерянно осмотрелась.

— Не знаю. Не помню.

— Как здесь очутилась, тоже не помнишь? — нехорошо прищурился офицер.

— Не помню. — Пальцы Виры, сжимающие края гобелена, побледнели, губы затряслись.

"То ли очень хорошо играет, то ли и в правду с головой не все в порядке," — подумал Дирек.

— Лексий, проводи девушку к кухарке, пусть помоет и оденет, за платье, скажи, я заплачу. И за доктором пошли.

Секретарь протиснулся вперед, схватил девицу под локоток и, отгоняя слишком любопытных, потащил ее в сторону кухни.

Янус обошел склеп. Лично проверил каждый угол, простучал стены и пол, но кроме нескольких гробов, пыли, пепла и странного медальона на кожаной веревке ничего не нашел. Медальон отправился в карман, крышки гробов на законные места, а сам новоиспеченный хозяин дома — в кабинет.

Появление незнакомки настораживало. Неожиданно свалившееся офицеру в руки поместье было связано с очень странными событиями, в которых бывший военный счел своим долгом разобраться для собственной безопасности. Не успел он заняться расследованием, как в дом неизвестным никому способом проникает некая девица в неприглядном виде… Абсурд. Особенно, учитывая неряшливый и болезненный вид девушки. Однако даже если появление незнакомки не связано с его расследованием, то это ничего не меняет, кроме количества проблем: вместо одной их становиться две. И первую стоило решить, как можно быстрее.

Этот дом Диреку подарили за "верную службу короне" около месяца назад. Пока он уладил все дела, пока приехал и обустроился, прошло еще две недели. Итого полторы недели назад он задумался о том, а куда делся предыдущий хозяин этого маленького поместья. И нарыл неутешительную информацию: владельцем являлся один очень известный промышленник, оказавшийся государственным преступником. С тех пор офицер стал очень бдительно следить за исполнением его приказов и поручений. Помимо этого, он тщательнейшим образом проверил прислугу, поставщиков продуктов и обыскал весь дом, но ничего интересного не нашел.

Дирек не верил в богов, но верил в офицерскую честь, силу данного слова и присягу. Он не являлся фанатичным сторонником короля, однако искренне считал своим долгом служить на благо родной страны. И теперь, сосланный на волю, с ужасом взирающий на светскую жизнь, он с удовольствием занялся этим расследованием. Сегодня же мысли о доме потеснила незнакомка в гобелене. Янус прокручивал в памяти произошедшее в склепе и так и эдак, но уловить фальшь в голосе девушки не смог.

От размышлений его отвлек секретарь, пришедший с докладом о прибытии доктора. После тщательного осмотра девицы врач появился с отчетом о состоянии гостьи в кабинете Дирека. Янус, как гостеприимный хозяин, предложил спиртное на выбор.

— Что конкретно вас интересует? — поинтересовался доктор, наливая себе вина. — Интимные заболевания? Физические или психические отклонения? Наличие побоев?

Офицер поморщился. Интересовало его отнюдь не это.

— В первую очередь — голова. Она могла потерять память? Частично.

Доктор огладил редкую козлиную бородку и неуверенно кивнул.

— Могла. На голове есть пара шишек, вполне может быть кратковременная потеря памяти в результате сильного ушиба.

— А в целом?

— Истощение, синяки, царапины — ничего, требующего немедленного вмешательства.

Дирек усмехнулся. Будь девушка из знатного семейства, доктор плясал бы вокруг нее с бубном после сломанного ногтя, а подобранная замарашка не стоила его внимания даже полумертвая. А то Янус не видел ее заострившиеся скулы и шаркающую походку. Впрочем, спасибо медику, что, хотя бы согласился ее осмотреть "только из личного уважения к столь выдающемуся военному".

Офицер еще немного послушал городские сплетни и вежливо выпроводил гостя, сославшись на позднее время. Отдав распоряжение Лексию насчет завтрашнего дня, он направился в служебное крыло.

Вира смотрела на отблески огня. Печь гудела, дрова весело потрескивали. Но в горле стоял ком, а в глазах слезы.

Страшно. Там, в склепе, ощущая кожей пронизывающий взгляд военного, она впервые почувствовала необъяснимый ужас. На мгновение пришла мысль, что умереть было бы не так уж и плохо…тем более у нее не было ни плана дальнейших действий, ни средств и друзей, способных помочь в осуществлении этого непридуманного еще плана. Но она справилась с собой и сыграла дурочку. И не важно, поверили ей или нет. Суть была в том, что у нее худо-бедно получилось притвориться. Отец всегда говорил, что лицедейка из нее никудышная. Он ошибся. Просто раньше стимула не было.

Итак, игра. Хотя страх ее там, в склепе, был настоящим. И растерянность тоже. Она просто не ожидала, что окажется в этом месте. Вира погладила рукой выщербленные края стола. Такие знакомые предметы. Такие чужие лица. Дом дышал прошлым и в тоже время казался просто близнецом того замка, который был ей знаком с детства. Сновали туда-сюда слуги — их было намного меньше, чем раньше. Появились суровые охранники с дубинками у пояса и ружьями на плечах. Где-то что-то пропало, а где-то появилось, что-то переставили на другое место, покрасили, починили. Не рассказывает сказки при свечах неугомонная Нида, не дергает за косу кухаркин сын Асен — кучерявый мальчишка, уже превращающийся из ребенка в подростка. Даже доктора теперь приглашают другого. Впрочем, оно и к лучшему. Теперь, когда все так сложилось, она не может позволить раскрыть себя, не может просто умереть. Она должна кое-что узнать и кое-что сделать. А для этого надо остаться неузнанной.

Итак, игра. Игра с целью, со смыслом. У нее есть задача. У нее есть поле для деятельности. И один маленький козырь в рукаве.

Поле… Дом, который стал чужим. А ведь когда-то здесь они с…

Не стоит вспоминать умерших. А живых из прошлой жизни лучше сторониться. Благо, это не сложно — ни одного знакомого лица она здесь пока не встретила. Это облегчает ей игру. Если только она вообще с ней справиться. А она должна справиться. Другого шанса у нее не будет, ведь она осталась одна — остальные предали или умерли. Ей некуда деваться, а значит, у нее нет выбора…

По телу прошла дрожь. В душе поднялась ненависть. Глаза на мгновение полыхнули зеленым.

Девушка провела дрожащей рукой по лицу.

Ненависть так ненависть. Говорят, она прочнее любви.

— Вира?

Скрипнули половицы под военными сапогами. Вскипело внутри раздражение: он что, всегда в форме ходит? Но она подавила невольную гримасу и обернулась к военному, привычно опустив глаза в пол, и с нейтральным выражением лица.

— Да, ваше благородие.

Она чувствовала, как он поморщился. Не любит подобные обращения. Наверно из "чистых" вояк, кои служат за совесть, а не ради наживы. Таким претит титулованность — слишком много бездарных благородных особ они видели. И в этой совестливости Вира тоже видела опасность: такие люди предают не за деньги, а, что гораздо хуже, за идею.

— Садись.

Девушка послушно села, офицер устроился напротив.

— Я Янус Дирек, отставной офицер королевской армии. Ты знаешь, где ты находишься?

— Нет.

— А где сейчас твоя семья?

На глаза непроизвольно навернулись слезы. Вира поглубже вдохнула и ровным голосом ответила:

— Я сирота.

Дирек заметил и сжатые кулаки, и судорожный вдох. На мгновение захотелось поверить, пожалеть истощенную девчонку, но его слишком часто били в спину. Да и с даром этим королевским, недозамком государственного изменника, было все не так просто. У Януса складывалось ощущение, что его бросили в пасть чудовищу и теперь ждут исхода сражения: змей то ли съест офицера, то ли отравиться и выплюнет. Кто кого в общем. Поэтому он напустил в голос суровости и продолжил: