Кто ты? (СИ) - Страница 17

Незадачливый ухажер стал расстегивать телогрейку.

— Это да! Я этот, прекрасный!

За верхней одеждой на землю кинули рубашку.

— Во! Смотри! — Он напряг руку.

Наверное, он действительно был в каком-то роде совершенен: высокий, широкоплечий, поигрывающий солидными мускулами. Только вот ведьму тошнило и от его вида, и от его запаха.

— Мне пора.

Она развернулась, чтобы зайти в дом, но ее схватили за руку.

— Ты че, немощная? Все девки табуном ходят! Волосы друг другу дерут! А ты нос воротишь?

Его лицо побагровело.

— Слушай, Ванюша, — девушка почувствовала себя наставницей умственно отсталого, — Тебе что, просто не дает покоя, тот факт, что я с тобой на сеновал не пошла?

Парень задумался.

— Ну да, — выдал он, немного подумав. Вира почти услышала, как скрипят, ворочаясь, мысли в его голове.

— Тогда считай, что я больная.

Он недоверчиво прищурился и наклонился к ней.

На самом деле кузнец просто хотел грозно посмотреть нахалке в глаза, люди говорят, мол, можно по глазам узнать врет человек или нет, но ведьма этого не знала и перепугалась не на шутку. Свободная рука нырнула в складки юбки, а в следующее мгновение парень с удивлением взирал на приставленный к горлу нож. Такого от смирной девицы он видимо не ожидал.

— Два шага назад, — раздалось из-за спины деревенского богатыря. Оторопевший парень выпустил вирину руку и отошел назад. Ткнувшись прямо в пистолет.

— Оделся, живо, — Янус показал дулом на брошенные на землю вещи и опять наставил его на неуемного ухажера. — Положил заказ на землю и пошел отсюда.

Иван беспрекословно повиновался. Когда он, нервно оглядываясь, направился в сторону деревни, офицер предупредил:

— Подойдешь к ней еще раз — пристрелю.

Кузнец понятливо закивал и припустился бегом.

— Спасибо.

Вира говорила искренне. К ее удивлению голос не сорвался и руки не дрожали. Военный убрал оружие и подошел к ней вплотную.

— Испугалась?

Она нервно улыбнулась.

— Пока еще не поняла.

Мужчина нерешительно качнулся вперед, потом назад, посмотрел на побелевшие губы…и обнял. Ведьма на секунду замерла, а потом ткнулась ему лбом в плечо. Янус облегченно выдохнул.

— Оторвать бы этому молодцу кое-что, — в сердцах сказал он.

Вира рассмеялась.

Ведьма проклинала себя последними словами. Что она делает! Стояла, как дура, уперев голову ему в плечо, да еще и смеялась! Ну, допустим, смех это нервное. Но остальное! Как можно вести себя так фривольно с малознакомым…хорошо, со знакомым мужчиной, которому не совсем доверяешь? И ведь хотелось! В смысле, доверять. Стоять вот так на крыльце, забыв про все на свете, чувствовать теплое дыхание над ухом и знать, что на кого-то можно положиться. Что он придет, улыбнется и скажет: "Эй, не бойся, я все решу". И можно будет не бояться.

Так говорил отец. И у него даже получалось "все решать". До некоторых пор. А больше мужчин в жизни Виры не было. Тем более тех, на которых можно положиться.

Дирек кстати ей тоже не доверяет. Видимо, офицерская честь заставляет его вести себя соответствующим образом по отношению к ней, не смотря на личные чувства. Хотя и в этом она не может быть уверена: офицеров она видела не мало (трое даже пытались на ней жениться), только вот чести у них не наблюдалось.

Она вспомнила как мужчина ее неуверенно обнял. Это вряд ли соответствовало поведению благородного человека, пришедшего на помощь девушке в беде… А ведь, если вспомнить, ее никогда не обнимали вот так — крепко и в тоже время как будто бы сомневаясь в своем праве на этот жест. Обычно как раз-таки ее пытались обнять, не задумываясь о том, что она может быть против. Приличной дочери следует выполнить волю отца и выйти за того, кого он укажет, — так считало большинство и направляло свою любезность в его сторону. Меньшинство пыталось предложить ей бежать и венчаться без батюшкиного благословения (и соответственно так и старались полапать, якобы от большой любви к ней). А двое даже пытались похитить… Общество ошибалось. Виру не воспитывали послушной марионеткой. Или глупой курицей, думающей только о балах и нарядах. Отец с искренним увлечением сам занимался воспитанием дочери, и пусть она не блистала научными познаниями или тягой к экономике, дурой ее назвать было нельзя. Женихи уходили ни с чем, потенциальные друзья тоже. Для девичьих разговоров и забав хватало приятельниц и служанок. Сердце никто не трогал. А для души была семья.

А теперь никого не осталось. Может, причина в этом? Говорят, одиночество убивает. Однако, Вира чувствовала, что скорее умрет, чем позволит себя обнять тому же Ванюше или, например, конюху Семе. А вот Дирека обнять хотелось.

Наверно, защитный механизм срабатывал. Мол, если военный, то оборонит. А ей как раз-таки хотелось спокойствия и давно покинувшей ее уверенности, что "все будет хорошо".

Списав все на страх и одиночество, девушка успокоилась. В конце концов, Лексия она вообще полуголого видела. А тут всего лишь обняли, делов-то. Пережить можно.

И то, что ей понравилось, как уверенно и в тоже время нежно ее обнимали, она тоже переживет.

— Фекла замуж выходит, — грустно, под стать дождливому дню, сообщил Лексий за обедом. Вира его душевные муки не оценила.

— И хорошо.

Секретарь печально вздохнул.

— Оно конечно хорошо. Но как жалко!

— Кого? Себя? — ведьма смотрела на собеседника с насмешкой. — Так ты бы на ней не женился.

— Это да. Она ж дура дурой. Но фигура… — взгляд парня стал мечтательным.

— Ешь уже, — девушка подвинула к нему тарелку, — сейчас Дирек позовет.

— Не позовет, — Лексий вгрызся в кусок пирога, проигнорировав луковый суп. — На сегодня одно задание: перерисовать медальон. А я рисую хорошо и быстро. Так что все уже сделано.

Сердце ухнуло в пятки.

— Какой медальон?

— Кругленький, на кожаной веревке, — секретарь с сомнением посмотрел на суп, потом на свой живот и решительно потянулся к тарелке. — Узорчик какой-то витиеватый. Обычный, в общем. Даже не золотой.

Мысли в голове путались. Как спросить, чтобы не вызвать подозрений?

— Подарок?

Парень дрожь в голосе не заметил.

— Да нет, нашел где-то. Он ювелиру в столицу писал, тот сказал прислать находку, но офицер наш уперся: не хочу, мол, отдавать, еще потом не докажу, что мое. Сошлись на рисунке. Я так думаю, этому знатоку украшений и самому интересно посмотреть на вещицу, из-за которой его так активно беспокоят. Сейчас Дирек послание допишет, и я могу возвращаться в город, заодно на станцию зайду, занесу письмо, я ж там рядом живу. Стати, слышала хохму? Вроде кто-то, вернувшийся из-за гор, сказал: в диких землях появился закон. Это в месте, которому второе имя беззаконие! Не иначе, чья-то шутка, неправильно понятая спьяну. О! Пока вспомнил! Мать просила узнать: ты где розы покупала? Она у меня цветочница, так что не зря интересуется. Эй, Вира, ты меня слышишь?

Девушка, уставившаяся в одну точку отсутствующим взглядом, отмерла.

— Да, конечно. А что ты спрашивал?

Лексий отодвинул тарелку.

— Где ты розы покупала?

— Розы…да, розы… — она опять погрузилась в раздумья.

Секретарь посмотрел на большие настенные часы, сыто икнул и вышел из-за стола. Розы подождут, раз подруга сегодня не настроена на общение, а мечтает непонятно о чем. Ему торопиться надо — на освободившийся внезапно вечер он уже кое-что запланировал.

В кабинет зайти незамеченной не удалось — недалеко Дарья и Фира убирали две закрытые раньше гостевые комнаты.

— Любовницу привезет! — заявила поломойка со знанием дела. В ответ промолчали, и она вдохновенно продолжила: — Не может такой мужик без любовницы!

— Да ты никак специалист?

— Не первый год, чай, по чужим домам! Я с малолетства тружусь, господ повидала — полгорода…

— Оно и понятно, — голос у старшей над прислугой сочился ехидцей. — Если языком чесать, а не работать, тебя с любого места через неделю попрут. Три давай сильнее.