Кто развязал Вторую Мировую? Настоящие «поджигатели войны» - Страница 55

Но и банковское дело Лодзи было поставлено на соответствующую высоту.

В городе насчитывалось 11 мелких банкирских домов, делающих операций на 41 500 000 рублей. Из крупных банковых и акционерных учреждений в Лодзи наиболее обширна, после отделения государственного банка, была деятельность местного коммерческого банка, обороты которого в 1894 г. достигли 258 750 498 руб.; учет векселей составил 26 383 242 руб., текущие счета — 7 157270 руб. Дивиденд по акциям был назначен в 12% их номинальной стоимости. Лодзинское городское кредитное общество с 1872 по 1894 г. выпустило 5% закладных листов на 12 608 200 руб.; лодзинское отделение варшавского акционерного ссудного общества с 1891 по 1895 г. выдало 64 тыс. ссуд на сумму 5 млн рублей. Основой лодзинской промышленности была выделка хлопчатобумажной ткани, находившаяся в руках крупных и средней руки фабрикантов; более мелкие занимались производством мануфактурных товаров остальных категорий — шерстяных, полушерстяных и др.

Позволю себе спросить — где бы была вся лод-зинская промышленность, не будь у нее российского рынка сбыта? Вопрос остается чисто риторическим.

Но это сфера, так сказать, материальная, скажет вдумчивый читатель. А ведь еще духовные моменты в жизни каждой нации! А проклятый царизм, как известно, злостно угнетал свободолюбивых поляков, не давал им самовыражаться и вообще всячески гно-бил и принижал поляков, пресекал все пути к их развитию и поставил большой жирный крест на любой мало-мальски серьезной карьере для любого человека из-за Буга.

Бред!

Карьеру в Петербурге поляки делали даже во времена национальных поражений. Об этом свидетельствует, например, судьба Станислава Моравского (1802—1853), известного мемуариста, получившего медицинское образование. «Из-за сложных отношений с отцом он около 1829 г. переехал в Петербург и занялся врачебной практикой в высшем свете столицы. Петербургские медики, желая избавиться от опасного конкурента, в сентябре следующего года употребили все свои усилия на то, чтобы Моравский был включен в состав комиссии, созданной для борьбы с холерой. Таким образом, ему пришлось-таки покинуть Петербург, однако он приобрел себе могущественного покровителя в лице министра внутренних дел Арсения Андреевича Закревского. Через год Моравский вернулся живым и здоровым в Петербург и стал чиновником по особым поручениям при директоре медицинского департамента. С января 1833 г. он был врачом в статс-секретариате по делам Царства Польского, а затем стал чиновником законодательной комиссии. В Петербурге он находился до 1838 г., сумев наладить связи с интеллектуальной элитой и в великосветском обществе. Он описал их в своих интереснейших мемуарах («В Петербурге. 1827 — 1838»), где отразилось его восхищение столицей России и царившей там интеллектуальной атмосферой. Наверное, поэтому его мемуары были изданы лишь в 1927 г.».

Но эта карьера — сущая ерунда по сравнению с остальными!

После начала восстания 1830 г. в Петербурге в числе делегатов мятежной Варшавы оказался министр финансов Царства Польского князь Ксаверий Любецкий; он все еще надеялся на полюбовное разрешение конфликта. Но это оказалось невозможным, а самому Любецкому по приказу царя пришлось остаться в Петербурге. И по царскому же распоряжению в начале января 1831 г. Любецкий отправил письмо Хлопицкому, в котором пытался убедить того в необходимости прекратить восстание. Благодаря этому Любецкий не лишился милости Николая I; в феврале 1832 г. царь назначил его членом Государственного совета (ИМПЕРСКОГО Государственного совета!) и включил в состав комитета по выработке «органического устава» для Царства Польского, который должен был заменить польскую Конституцию. Любецкий также оказывал заметное влияние на финансовую политику империи. Он, между прочим, находился в постоянном конфликте с министром финансов Канкриным, причем настолько глубоком, что его даже подозревали в желании занять этот пост. Любецкий скончался в Петербурге (1861). Последние годы жизни Любецкого лишили его всяких шансов на то, что когда-нибудь в независимой Польше ему поставят памятник.

В 1834 г. Николай I проявил особую заботу о семьях генералов, погибших в «ноябрьскую ночь» (ночь на 29 ноября 1830 г., когда началось восстание) от рук повстанцев за то, что не пожелали к ним присоединиться и сохранили верность России. Так в столице империи оказалась дочь Мауриция Хауке Юлия, которую произвели во фрейлины двора. В 1851 г. она вышла замуж за принца Александра Гессенского. Их потомки породнились с представителями многих европейских династий, так что и наследник британского трона принц Чарльз, и король Испании Хуан Карлос — потомки Юлии Хауке.

Если бы не восстание 1863 г., иначе могла бы сложиться судьба потомка обедневшей шляхты Иоса-фата Огрызко (1827—1890). Окончив в 1844 г. минскую гимназию, он работал сначала в Петербурге смотрителем при транспортировке товаров. В 1849 г. ему, однако, удалось окончить юридический факультет Санкт-Петербургского университета. В 1857 г. Огрызко был принят на службу в Министерство финансов и быстро поднимался по ступеням карьеры. Когда началось восстание, он формально занимал должность вице-директора, а фактически был уже одним из руководителей этого ведомства. В то время он получал 3000 рублей годового жалованья. Но он пожелал поучаствовать в мятеже 1863 г. — и был сослан в Сибирь. Иосафат Огрызко умер в Иркутске в 1890 г.

«Однако ничто не воспрепятствовало карьере многих других поляков, начинавших делать ее в Петербурге. Среди живописцев, добившихся наибольшей после вышеупомянутого Орловского славы, был Генрих Семирадский (1845 — 1902), который в 1864 г. поступил в Петербургскую академию художеств. «Участвуя во всех конкурсах, он собрал все награды, какие только было можно», а в 1870 г. за огромное полотно «Александр Македонский и его врач Филипп» получил золотую медаль и заграничную стипендию на шесть лет. С 1871 г. Семирадский в основном жил за границей, но по-прежнему часто приезжал в Петербург, где пользовался покровительством царского двора. По сей день, впрочем, Семирадский фигурирует во многих российских учебниках как выдающийся художник польского происхождения.

На рубеже XIX—XX вв. завоевывали европейскую славу такие профессора-поляки, преподававшие в Санкт-Петербургском университете, как выдающийся языковед и славист Ян (Иван Александрович) Бодуэн де Куртене (1845 — 1929), правовед Леон (Лев Иосифович) Петражицкий (1867 — 1931), превосходный знаток античности Тадеуш (Фаддей Францевич) Зелинский (1859 — 1949)- После революции 1905 г. возникла возможность легальной политической деятельности; в 1-й Государственной думе блестяще проявил себя тогда один из лидеров партии кадетов (конституционных демократов) вышеупомянутый Александр Ледницкий (1866 — 1934) (членом Государственной думы был также Петражицкий). Еще ранее в среде адвокатуры прославился Владимир Спасович (1829 — 1906), выпускник Санкт-Петербургского университета, а потом профессор этого же университета. На архитектурный облик Петербурга большое влияние оказали Мариан Лялевич (1876 — 1944) и Мариан Перетяткович, по проектам которых в Петербурге были возведены многие по сей день сохранившиеся здания, построенные в неоклассическом стиле».

Имена и примеры успешных карьер поляков в Российской империи можно было бы, конечно, приводить без конца. Например, история жизни Генрика Мерчинга (1860—1916), профессора электротехники и механики, а также заслуженного историка польской и литовской реформации, дает нам пример суперуспешного строительства карьеры поляка в России. Выпускник института инженеров связи, Мерчинг начал работать в этом институте в 1887 г. сверхштатным преподавателем, а в конце жизни достиг чина действительного тайного советника (между прочим, ТРЕТИЙ по «Табели о рангах» чин в Российской империи, выше — только вице-канцлер и канцлер)! После смерти Мерчинга осталась не только богатая библиотека, но и огромное состояние: около 110 тыс. рублей в ценных бумагах; половину этого состояния Мерчинг отписал на общественные цели. Его труды о польском протестантстве по-прежнему входят в научный оборот: одна из его работ («Протестантские общины и сенаторы в старой Польше», 1904) недавно была выпущена репринтным изданием. Стоит при этом подчеркнуть, что научную (а раньше и чиновничью) карьеру можно было сделать в Петербурге, не переходя в православие, что в Царстве Польском после 1863 г., как правило, было невозможно.