Кто есть кто (фрагмент) - Страница 55
Спокойно. Спокойно... Проверим свои рассуждения, проверим еще раз. Значит, так... Допустим, сейчас все-таки 20 мая 1970 года. Я нахожусь в этом мире всего один день. Конечно, я его немного изменил своим вмешательством...
Что-то тут происходит уже не так, как происходило 20 мая 1970 года, в прежнем моем мире. Вот, например, мы встретились с Аркадием в сквере, и он сейчас не на работе, а в том двадцатом мая он, я помню, пришел на работу вовремя. Изменения есть, это понятно, но они пока небольшие, локальные. Они затронули только Аркадия, ну, еще Анну Николаевну... Может быть, как-то косвенно того человека, с которым я сейчас говорил по телефону, - и все. В остальном мир, конечно, не изменился. Следовательно, перемену номера телефона никак нельзя приписать моему вмешательству в прошлое. Если бы номер изменился вследствие моего вмешательства, то это следствие очень косвенное, и оно могло бы произойти лишь на более или менее значительном отдалении во времени.
Переменить номер по не зависящим от меня причинам могли когда угодно, хотя бы и сегодня, двадцатого мая. Но ведь это произошло не сегодня, а еще в прошлом году! И биологов в институте никаких не было - ни в этом году, ни в прошлом. А это уже серьезное изменение. Да нет, дело, похоже, ясное. Ну и ну!
Я еще раз посмотрел в ту сторону, откуда должен появиться Аркадий. Его не было.
Не стану же я спрашивать у прохожих: "Какое, милые, у нас тысячелетье на дворе?" Я не поэт, я хронофизик, мне неловко. Хотя - зачем такие грубые, лобовые приемы? Надо поделикатней...
Я начал внимательно разглядывать прохожих. Ага, вот кто мне нужен, этот молодой парень в зеленом плаще с муаровыми отливами... интересный какой плащ... Но это потом,- а вот из кармана плаща торчит газета...
- Простите, - сказал я, шагнув к парню, - это у вас сегодняшняя газета?
- Вчерашняя, - будто извиняясь, ответил парень. - Вечерняя.
- Если вечерняя, тоже хорошо! - торопливо сказал я.- Можно у вас ее на сенундочку? Мне тут нужно одну вещь посмотреть...
- Да, пожалуйста! Хоть и совсем возьмите, я ее прочел, - добродушно отозвался парень.
Газета жгла мне ладонь. У меня еще хватило сил не разворачивать ее тут же на улице, уйти в скверик, повернуться спиной к прохожим. Руки тряслись, когда я расправлял свернутые в трубку листы.
Вчерашняя газета. Вчера было 19 мая... 19 мая 1972 года!
Линьков находит след Захлопнув за собой дверь. Линьков прислонился к шершавой серой стене проходной и перевел дыхание. Информация, полученная от Макарыча, здорово подносила его. Стружков, значит, вернулся и преспокойно ушел из института, даже вахтеру на прощание ручкой сделал? Нет, это уж ни в какие ворота не лезет!
"Как же так! - растерянно думал Линьков, не замечая, что снова начал накрапывать дождик. - Не с потолка же я взял, что Стружков не может вернуться! Ну, допустим, я психологический просчет совершил, чего-то не учел. Но по логике это не проходит, по простейшей логике! Стружков горы переворачивал, чтобы в прошлое поскорей попасть, а попал - и даже войти туда не захотел? Где тут логика? Он же хотел и Левицкого спасти и себя от подозрений очистить, а что получилось? Что он скажет мне, например? Или Нине? Как оправдает теперь свое поведение? Ему бы проще всего не возвращаться и нам, а перейти на новую мировую линию... Ну, двойника бы он там встретил - что ж, с самим собой легче договориться!"
Тяжелая капля скользнула Линькову за шиворот, он вздрогнул, огляделся и под теплым шумным дождем побежал к зданию института.
"А записка-то! - вспомнил он в вестибюле, отряхиваясь и приглаживая намокшие волосы. - Записку он почему не забрал?! Допустим, почему-то он не смог или не решился выйти из камеры в прошлом. Так ведь по возвращении он первым делом должен был уничтожить свою записку! Зачем же трезвонить на весь институт, что ты потерпел неудачу, когда вполне достаточно сообщить о своем блистательном открытии и о первом переходе, и все будут вопить от восторга!
Даже Шелеста вон как пробрало! А он и записку оставляет лежать и вообще в институт не является... Сплошная бессмыслица! С ума он сошел, что ли?
Постой... А может, с ним на переходе что случилось? Память отшибло? Нет, это уже я чепуху сочиняю! Магнитное поле начисто смывает память, даже из камеры после этого вряд ли выйдешь, а Стружков нормально ходил и с вахтером общался..."
Линьков глухо замычал от злости и тут же смущенно обернулся. Но в вестибюле никого не было. Дождь вовсю барабанил в стекла, весело хлюпал и журчал, стекая с крыш, но небо на западе уже посветлело, и ветер поспешно разгонял тучи, расчищая дорогу солнцу. Линьков посмотрел в окно, и эта картина его почему-то приободрила. Он встряхнулся и бодро сказал себе: "Решено.
Стружкова оставляем на потом. Если он за это время не явится, начнем розыск по всей форме. А пока проверим, откуда же явился тот... гость!.."
Он двинулся влево по широкому светлому коридору, обшитому старинными резными панелями, прошел мимо двери расчетного отдела, на секунду замедлив шаг, и завернул за угол. Прямо перед ним, метрах в двадцати, был выход во внутренний двор, к корпусу эксплуатационников. По правой стороне чернел узкий проем боковой лестницы, а дальше виднелась приоткрытая дверь зала хронокамер.
"Тут мы и начнем соображать, - сказал себе Линьков, останавливаясь, Впрочем, особенно-то соображать нечего. В наличии у нас всего две возможности: эксплуатационный корпус и зал хронокамер. В эксплуатационном хроноустановки есть, но они, насколько я понимаю, не пригодны для интересующего нас случая. В зале камеры вполне подходящие, но они еще не работают. Однако чудес на свете нет, а есть, наоборот, суровые факты...
Поэтому мы все же и в зал заглянем и в корпус пройдем. И начнем мы с зала, потому что он ближе и во всех отношениях удобней для нашего героя.
Монтажники начинают раньше и кончают раньше, значит, после пяти здесь наверняка пусто. И войти легко, - а к эксплуатационникам нужен специальный допуск. Нет, начинать надо с зала!"
Линьков просунул голову в приоткрытую дверь. В огромном, слабо освещенном зале был сплошной хаос и шум. В углу надсадно визжала электродрель, кто-то тянул через весь зал тяжелый и грязный воздушный шланг; всюду валялись доски, обрезки труб, мотки кабеля. У дальней стены внушительно высились громадные кубы, в которых Линьков с удивлением распознал хронокамеры.