Кто есть кто (фрагмент) - Страница 47

Шелест задумался, озабоченно хмуря кустистые брови.

- Ну, как вам сказать... Единство времени мы, собственно, понимаем как воплощение единства мира, единства событий, образующих ту материальную систему, в которой мы живем. Создайте новые события, новую систему - и она будет обладать "своим временем". Ведь нет "времени вообще"! Нет такого времени, которое существовало бы отдельно от материального мира, от событий.

Это просто термин, и довольно путаный термин, надо сказать. Лучше было бы говорить об определенной последовательности событий. А переходы, "путешествия во времени" дают возможность менять эту последовательность, добавлять к ней новые события или ликвидировать прежние. Раньше такая возможность даже не рассматривалась всерьез. Для этого у нас даже специальное обозначение имеется - "создать новую мировую линию". Неточное обозначение, да что поделаешь: терминология еще не разработана для этой области. Да, кстати, еще один довод не в пользу теории единого времени и временных петель. Ведь по этой теории выходит, что раз наш здешний Стружков вернулся в двадцатое мая, то "тамошний" Стружиов, который сидел весь вечер в библиотеке, дожив до двадцать третьего мая, тоже должен будет отправиться в прошлое и тоже в двадцатое мая... А там у него, в свою очередь, двойник есть, и тот опять-таки сидит в библиотеке, и тоже должен будет отправиться в прошлое, и заставить своего тамошнего двойника повторять свои действия... А если вся эта орава Стружковых ввалится в одну и ту ж" лабораторию, в одно и то же время...

- Да, - сказал Линьков, усмехаясь, - это уже фарсом попахивает.

- А вообще-то, - продолжал Шелест, - о времени мы пока знаем страшно мало!

Его нет вне реальных событий, вот мы его только через них и воспринимаем.

Сменяются события, мы говорим: время идет. А каков закон их смены?

Однозначен ли он? А может, мы так сформированы окружающим миром, что способны воспринимать только один из многих возможных вариантов события? Вы бросаете монету, она может упасть орлом или решкой... Может быть, одновременно осуществляются оба варианта, а мы способны видеть лишь один из них по принципу "или-или", как элементарная двоичная ячейка? Вам это понятно?

- Понятно, - поразмыслив, ответил Линьков. - Я не могу представить себе предмет иначе, как в его единственном виде, скажем, с данной, определенной длиной. А между тем я знаю - по Эйнштейну, - что он существует одновременно и для других наблюдателей и обладает для всех них разными длинами... Вот если б нам получить этакое "множественное зрение"! Как изменилась бы для нас картина мира!

- То-то и беда, что ничего мы такого не имеем и не будем иметь! - с искренним огорчением сказал Шелест. - Мы намертво привязаны к своей системе, к одной точке зрения. Но плохо даже не это. Плохо то, что мы склонны считать эту свою точку зрения универсальной и всеобъемлющей. Мы все еще больше доверяем своим чувствам, грубому, несовершенному чувственному восприятию, чем разуму. Никак не оторвемся от своего пещерного предка! А ведь разум-то может подняться до "множественного зрения"! Он может совместить все аспекты в едином целом. Но мы не верим разуму. Мы боимся признать, что истинный мир непохож на тот упрощенный, бедный, однозначный слепок с него, который нам дан в ощущениях. Если б можно было хоть иногда, хоть на краткий срок подниматься над данной системой событий, над временем, и видеть подлинное разнообразие мира глазами тела, а не только разума, тогда мы поверили бы:

мол, собственными глазами видели! Но собственные наши глаза способны видеть лишь здесь и сейчас... вот мы и не можем себе представить, что в одном и том же "нашем" пространстве может преспокойно размещаться еще что-нибудь - какой-то другой мир, третий мир... Но, знаете, я уверен, что это уже ненадолго, что это последние ступеньки, и вот-вот мы поднимемся над этой проклятой плоскостью нашего мира и увидим действительность во весь рост, действительность, бесконечно разнообразную! И вот это, - он хлопнул рукой по журналу с расчетами, - ну, открытие Стружкова... оно поможет, еще как поможет поскорее добраться до той ступеньки, с которой уже видно. Какой все-таки молодец Борис, ах, молодец! Все мы ходили поблизости от этого, все предчувствовали, воображали. А он взял да сделал! Сам рассчитал, сам первым рискнул. Молодчина!

Линьков чувствовал себя совсем уж неловко. Стружков - герой, а он про него дикие гангстерские истории сочиняет. Он начал яростно протирать очки и спросил, не глядя на Шелеста:

- Да, но, значит, мы окончательно постулируем, что Стружков вернулся и, стало быть, воздействовал на прошлое?

- Конечно, раз он вернулся, значит, никаких воздействий не совершал. А то создалась бы новая мировая линия.

- И... он оказался бы на этой линии и вернулся бы в тамошнее будущее, а не в наше? - продолжил Линьков.

- Совершенно верно, совершенно верно,- подтвердил Шелест, глядя на часы,- Вы, Александр Григорьевич, у нас заправским хронофизиком становитесь, все с ходу схватываете. Но мы с вами заговорились, а мне к концу совета надо обязательно поспеть... Значит, заходите ко мне. Через полчасика примерно я освобожусь.

Оставшись один. Линьков попытался мысленно представить себе, как это может монета падать одновременно и орлом и решкой вверх, но не смог и огорченно покачал головой.

"Нет, хронофизиком тебе не быть, - сказал он себе. - А вот от своих прямых обязанностей ты что-то стал интенсивно отлынивать. Тебе бы сейчас не лезть в первопроходцы от хронофизики, а подумать бы серьезно над новой версией. Ведь есть же она, новая версия, подсказал ее тебе Шелест, сам того не зная..."

Но пока Линьков отчитывал себя за легкомыслие, новая внезапно возникшая версия вползала все глубже в его мозг и устраивалась там поудобнее, чтобы уж никакими силами ее оттуда нельзя было вытурить.

"Собственно, почему я считаю, что она внезапно возникла? - подумал Линьков, - Как раз вполне закономерно! Конечно, если б я не узнал об открытии Стружкова, о переходе и так далее, мне бы такое решение никогда и в голову не пришло. Но уж в этой плотной хронофизичесиой атмосфере домыслиться было легко. Даже тот бред, который я на ходу сконструировал и беззастенчиво изложил Шелесту,- и он сыграл свою роль, и он приблизил меня к истине.