Ксяп - Страница 4

Ксяп пригнулся, оттолкнулся и одним прыжком перелетел через пролив, отделяющий остров от аллеи. Кот приземлился на песчаный берег и заглянул вовнутрь конуры. Там было тихо и сухо. Рядом с Соней сидел еще один небольшой зверек и грыз березовую ветку.

– Как ты здорово прыгаешь! – удивилась Соня.

– Я и выше могу. В пять раз выше своего роста!

– Это бобер Боря, мой сосед, – представила Соня грызуна и принялась рассказывать о себе. Она говорила о таких же нутриях, которые живут по озерам и рекам, о том, что есть специальные фермы, где люди их разводят ради шкурок и не только. Она тараторила без умолку, совсем не о чем не спрашивая кота. Казалось, остановить ее невозможно. Вдруг Соня посмотрела на Ксяпа внимательно.

– А ты разве не нутрия? Не грызун?! – удивленно спросила она.

– Нет. Я кот.

– Дикий?

– Обижаешь… Домашний!

– А я дикая. И Боря. И все остальные… – весело заговорила нутрия. – А как же ты меня понимаешь? И я тебя…

– Я – особенный кот. Единственный в мире кот-телепат.

– Не может быть?!

– Может. Я – опытный образец. Мы же разные с тобой, а ты меня понимаешь, – Ксяп начал собираться домой.

– Ой! Пойду, расскажу остальным! А ты, Ксяп, заходи, не стесняйся. Мы гостям всегда рады.

Бобер Боря, как грыз ветку, так и не отвлекся. Только раз посмотрел на кота равнодушно и спокойно кивнул на прощанье. Соня выскочила из конуры и погребла в сторону белых пеликанов. Ксяп никогда не видел таких белых и серых птиц с огромными клювами так близко. А по телевизору встретил только один раз и то мельком.

Ближайший к коту кудрявый пеликан мирно спал. Свернув свою шею в вопросительный знак, он лежал в тени деревьев и не шевелился. Только с кончика клюва капала вода, копируя точку для вопросительного знака. Ещё несколько минут назад пеликан пытался проглотить огромного карпа. Перекладывая рыбу в своей резиновой сумке под клювом, он раздумывал о том, как её лучше проглотить: с головы или с хвоста. Подбрасывал её, переворачивал, мотал головой.

Ксяп удивленно наблюдал за ужимками неуклюжей птицы, раскрывающей пасть размером с этюдник художника. Соседние пеликаны и большой чёрный баклан хлопали крыльями, как прохожие на улице открывают зонтики во время дождя. Они подбадривали сородича, гортанным эхом покрывая весь пруд. Неожиданно для всех карп выпал из пасти и, блеснув на солнце золотым брюхом, нырнул в воду. Ксяп восторженно вскрикнул «Мяу!», а потом всё замолкло.

Шум, как начался, так и закончился. Быстро, резко, вдруг.

Только волны на пруду рисовали одинаковые круги, широкими дугами уплывающие к заросшему камышом берегу…

Ксяп посмеялся, когда серая ворона или сорока тащила что-нибудь пестрое из вольера. Птица надеялась полакомиться и тут же выплевывала: совсем не то попадало ей в рот. Ксяп наблюдал за пернатыми, и грустил: «Совсем не хочется мне охотиться. Почему? Может я неправильный кот?!» И отвечал сам себе: «Зачем мне на птиц и мышей охотится? Еды всем хватает. Незачем мне нападать на тех, кто просто живет рядом»

Эти мысли впервые пришли после того, как пару дней назад Ксяп засмотрелся на одинокого серого голубя. Тот еле-еле ковылял по дорожке, а сверху в голубом небе белая элегантная чайка рисовала над ним широкие медленные круги. Чуть серебристые её крылья блестели под жарким солнцем. А зоркий взгляд изучал мир внизу.

Она плавно планировала вниз по большой траектории. Описывала круг за кругом и не спешила в городские дебри. Парящий асфальт не звал её, а пустота улиц и тротуаров не привлекала ничем, кроме тщедушного сизаря.

Чайка ещё раз охватила взором округу и поняла, что нет внизу никого, кроме городского голубя. Тот шел с остановками по дороге вдоль парапета. Нахохлится, встанет, уставится в землю одним глазом и шагает, семеня, дальше. Похоже, что кушать ему нечего. Он и останавливался-то лишь там, где встретил накануне две семечки. Такие замечательно крупные и чёрные, свежие и вкусные, что спустя ночь воспоминания о них заставляли голубя останавливаться и искать следы своего минувшего пиршества. Пустое брюхо слипалось в своих тощих складках, расставляя перья пышным хороводом.

«Не везёт мне… И с едой, и с друзьями, и с любимой. В молодости была у меня одна… Как мы ворковали»… – наверно такие куцые птичьи воспоминания мелькнули в его голодном мозгу, решил Ксяп. Голубь посмотрел вверх вторым, здоровым, не заплывшим после старой драки глазом, и увидел в небе белую птицу, с очаровательным серебристым отливом. – «Может быть, это моя голубка прилетела с зёрнышком в клювике?»…

В тоже мгновение пухлое жирное тело чайки придавило голубя к земле. Крепкий клюв нанёс смертельный удар, и всё померкло у сизаря. Он конвульсивно дёрнулся несколько раз и затих десертом у белой чайки.

Ксяп все это наблюдал, но ничего не мог поделать. Он был очень далеко от обеих птиц. Не мог допрыгнуть и отогнать чайку, не в силах спасти городского голубя…

Во двор, где жил Тёма, выходило несколько подъездов длинного пятиэтажного дома. Рядом стояла высотка – дом с одним подъездом в шестнадцать этажей. Там жил Сеня. Ребята часто играли вместе в разные игры со своими друзьями и соседями.

Иногда там появлялся толстый рыжий веснушчатый мальчик, которого не любили все дети и взрослые. Звали его Мандлецом, и обходили стороной, потому что он обижал малышей, грубил старикам, пугал птиц, собак и кошек.

Мандлец таскал на спине ранец, в котором лежала рогатка, перочинный ножик, пугач и бутерброды с конфетами. Из рогатки рыжий мальчик стрелял по воробьям, голубям и воронам, а пугач из медной трубки, набитой серой, он вытаскивал всякий раз, когда хотел кого-нибудь испугать.

Ксяп закрывал свои желтые глаза от негодования, когда видел, что Мандлец кидает камни в окна, срывает сигнализацию у машин или толкает девочек и мальчиков. Было обидно, что никто во дворе не может утихомирить этого хулигана.

Одним теплым утром Ксяп сидел на дереве и смотрел, как Тёма с другими ребятами играл у подъезда в вышибалы. Дети бросали красно-синий мячик друг в друга и старались увернуться от удара. Одна команда бросает в другую, а та уворачивается. Потом наоборот. Всем было интересно и весело до тех пор, пока не явился Мандлец. Он резко схватил вылетевший из круга мяч, и со всей силы бросил в девочку с розовыми бантиками. Мяч ей попал по спине, и девочка заплакала от боли. Большие слезы капали из ее серых глаз, а Мандлец показывал на нее пальцем:

– Я попал! Я попал! – кричал дворовый хулиган и громко хохотал.

Ксяп сидел недалеко на большом развесистом платане и понимал, что ребята не принимали Мандлеца в игру неспроста. Он кинул мяч с очень близкого расстояния и так сильно, что больно стало бы любому, в кого попал бы этот бросок.

Кот расстроился и зафырчал. Его белая шерстка поднялась дыбом, спина выгнулась, черный хвост вытянулся, как у готовящегося к прыжку тигра, а злость на плохого мальчика выбила из крупных желтых глаз искры.

Вдруг перед Мандлецом появляется Тёма и неожиданно тихо говорит:

– Извинись перед Алиной, Мандлец! Зачем ты ее ударил?! Мы тебя не принимали играть!

Алина – девочка с розовыми бантиками – заплакала тише. Остальные ребята стояли чуть в стороне и робко наблюдали, только Сеня сделал шаг вперед на помощь Тёме. Все понимали, что смелый Тёма защищает девочку, и вызвался он это сделать единственный из всех во дворе.

Мандлец совсем не ожидал такого от невысокого Тёмы, и, недолго думая, замахнулся на него кулаком. Но не успел он ударить мальчика, как тут случилось невероятное. Сверху на голову Мандлеца прыгнул с дерева Ксяп! Кот сорвал кепку с хулигана, и вонзил свои острые когти в рыжие волосы.

Такого крика никогда не слышали ребята во дворе.