Ксения - Страница 11
Ангельская беседа происходила ночью, над головой у коленопреклоненного Андрея Федоровича.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Брось ты ее, не губи себя, - сказал белокурый пышнокрылый ангел и с опаской поглядел ввысь.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Не могу.
АНГЕЛ_ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Да как же не можешь? Тебя к ней приставили, что ли?
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Тебя - приставили.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. От меня она отреклась. А тебе-то и вовсе ее беречь не след. Ты знаешь, как ее грех именуется? Гордыня! А ты сам, своевольно, к ней прилепился! Кто через гордыню пострадал и низвергнут был? Вспомни, радость!
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Да помню я... А ты ведь ко мне неспроста...
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. О тебе волнуюсь. А ты ходишь за ней следом, оберегаешь ее! И добрые дела творишь, а на нее думают! Я знаю, я видел. Куда перышко из крыла прилепишь - там и чудеса творятся. То пожар гаснет, то хворому полегчает! Посмотри, на что похож стал! Прости Господи как курица недощипанная...
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Я хочу, чтобы в час кончины, даже если кончина прямо сей же миг настанет, совесть ее была чиста...
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Так ты же, ты все творишь!
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Она имеет намерение, а я воплощаю, только и всего. Она же людям желает в душе своей добра! А последний суд над душой, сам знаешь, по намерениям...
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Так есть же намерения - что ты еще вмешиваешься? О чем хлопочешь? То ее то от дождика, то от снежка бережешь, по твоей милости ее торговые люди вкуснейшим угощают! А сколько одежды ей понадарили, и обуви, и всего!
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Как получает, так и раздает. А на самой мужний кафтан уже истлел. Так что стряслось-то? Или ты, радость, от безделья устал? Который уж год без человека...
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБЫ КСЕНИИ. Так она ж жива! ..
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. То-то и оно, что жива. Дождик со снежком, голод и холод - не то, от чего ее спасать надо, и мне это известно. Я спасу ее от греха - вот для чего я с ней! Я душу окаменевшую в ней оживлю!
Сцена двадцать четвертая
Андрей Федорович шел, как всегда, с ангелом за спиной, опустив голову, бормоча молитву, а вокруг шумел и галдел Сытный рынок. И в молитву врывались голоса:
- Андрей Федорович, возьми калачик!
- У меня возьми!
- Не обидь, Андрей Федорович!
- У кого возьмешь - тому ведь удача!
Один мужской голос оказался громче прочих:
- Андрей Федорович, возьми пирожок, съешь!
Ангел положил руку на плечо подопечному, и тот резко повернулся на голос.
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Ты детей своих сперва накорми!
Голоса притихли и засуетились полушепотом:
- А и впрямь!
- Девка дворовая от него двойню нагуляла - так со двора согнал...
- С рук сбыл...
- Суров Андрей Федорович...
- Правду видит...
- Ишь как опозорил...
Андрей Федорович махнул рукой да и пошел прочь, ангел - за ним.
Сцена двадцать пятая
В графских покоях стояли Анета и граф - лицом к лицу. Граф был наряден собирался ехать во дворец. Анета, напротив, одета скромно запахнута в большую шаль.
ГРАФ. Анета, будь благодазумна. Мало того, что тебе сюда приходить не следовало, так ты еще не ко времени. Видишь - я тороплюсь. Граф Орлов шефом Кавалергардского полка назначен, государыня его поздравляет нельзя опаздывать!
АНЕТА. Насину и сейчас к вам пробилась, ваше сиятельство.
ГРАФ. Послушай, будь умна, поди прочь - я потом к тебе приеду, поговорим. Право, недосуг!
АНЕТА. Потом вас и не дождешься! Мне ведь тоже недосуг! Того гляди, опростаюсь!
Тут она распахнула шаль и показала вздувшийся живот.
ГРАФ. Ну, ты только у меня тут не опростайся. В крестные, прости, не пойду - кабы ты замужняя была, другое дело.
АНЕТА. Да сам же ты мне и набил брюхо!
ГРАФ. Кто, я? Побойся Бога, при чем тут я? Мало ли с кем ты валялась?
АНЕТА. А вот Бог-то сверху все видел и знает - ни с кем не валялась, а дитя - твое, сердечный друг, ваше сиятельство! И мне сейчас рожать, кормить, а денег - ни гроша, кольца с рук сняла да в заклад снесла, и в театр мне ходу нет - там молодые пляшут...
ГРАФ. То-то и оно, что молодые! Да как ты додумалась в такие годы рожать неведомо от кого? Замуж идти надо было, пока звали!
АНЕТА. Ведомо от кого. Ваше дитя.
ГРАФ. Да с тобой только ленивый не спал!
АНЕТА. Я перед Богом грешна, а перед тобой - нет! Как ты ко мне, сударь, ездить стал, - никого более и не бывало.
ГРАФ. Да когда ж это я к тебе ездил?! Один раз, может, спьяну и завернул!
АНЕТА. Все соседи видали! Христом-Богом прошу - не дай погибнуть и дитя твое загубить! За квартиру третий месяц не плочено, от булочника мальчишка уже под дверью караулит, все только и домогаются - отдай деньги, отдай деньги!
ГРАФ. Так что ж ты дитя оставила? Вы, театральные девки, умеете дитя в чреве истреблять!
АНЕТА. А то и оставила... Не могла твое дитя губить! .. И коли вода к горду подойдет - государыне в ноги брошусь! Она меня помнит! Она мне коробки конфектов посылала! Все расскажу! А соседи подтвердят!
ГРАФ. С ума ты сбрела! Кто тебя к государыне допустит?!
АНЕТА. А есть добрые люди! Христом-Богом прошу - дай сколько можешь!
ГРАФ. Пошла вон, дура. Чужих пригулков кормить не намерен. Или тебя взашей вытолкать?
АНЕТА. Я пойду! Я пойду! Да прямо отсюда - во дворец! И государыне, и графу Орлову в ноги брошусь! Будет тебе праздничек, сударь!
ГРАФ. Дура!
Он неожиданно развернулся и вышел. Анета кинулась в ту же дверь - но дверь оказалась заперта, тряси не тряси - не поддается.
АНЕТА. Запер! Запер! .. Ох, что же я наделала?! Погубит он меня тут... Вернется ночью, дворовым своим прикажут - и спустят меня вниз головой в Неву... Пропала я, пропала! И с младенчиком... А нет же! Убегу! .. К Лизке, она спрячет... Нет, у Лизки меня первым делом искать начнут... он мне теперь жить не позволит... И на квартиру людей пошлет... Куда ж деваться?..
Анета присела на табурет, задумалась.
АНЕТА. Знаю! На Петербургскую сторону... к своим! .. Там спрячут! .. Там свои! .. Туда, туда! .. Там сестрицы мои двоюродные, братики, там бабка еще жива, там не выдадут! .. Что - дверь?! Дурак! Мы, театральные девки, на восьмом месяце Венер пляшем, утянемся потуже - да и пляшем! Что же я - в окошко не уйду?! .
Сцена двадцать шестая
Андрей Федорович, сопровождаемый ангелом, шел да и остановился.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Да вот же он, храм. Ты сколько уж лет Божью церковь стороной обходишь? Зайти бы да помолиться...
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Велик больно.
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Тебе не угодишь.
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. Церковь должна быть маленькая, деревянная, небогатая... В великом соборе ходишь и стоишь, задрав голову, и все с тобой рядом тоже глядят ввысь, вместо людей - одни затылки... Не то что невеликая церковка. Иной и толкнет, иная барыня так "посторонись" прошипит, что мороз по коже. Вот сердитый стоит, а вот - кому недосуг молиться, а вот кто о скоромном думает... Вот они, люди-то... Ведь Христос, поди, не к затылкам шел, он люца видеть желал, так вот же они - лица...
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Хорошо, пойдем малую церковку искать. В малой будем Христовой любви к людям учиться... В малую-то войдешь?
Андрей Федорович не успел ответить - уловил далекий голос. Уловил и ангел.
АНДРЕЙ ФЕДОРОВИЧ. У Смоленского кладбища...
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Точно - у Смоленского кладбища... Слушай, слушай...
И где-то вдали появилась изнемогающая Анета.
АНЕТА. Да что это со мной - водит меня, что ли? Думала к Малой Неве выйти - ан глядь, опять тут... А это - речка Смоленка... Да долго я сюда возвращаться-то буду, Господи?..
АНГЕЛ-ХРАНИТЕЛЬ РАБА АНДРЕЯ. Плохо ей, заблудилась, бедная... И помочь некому.