Крысиный король - Страница 61

Сол надвигался на него, снова и снова нанося удары флейтой, жестокие и неумолимые. Между ударами он говорил:

– Тебе нужно было просто убить меня. Ты слишком силен для меня, но тебе придется обломиться. Я новое существо, понял, ублюдок? Я больше, чем сумма моих составляющих. Ты можешь играть мне свой гребаный мотив, но твоя флейта ничего для меня не значит.

С последним ударом Дудочник упал почти под ноги Крысиному королю. Его колени согнулись, и он тяжело опустился на пол, привалившись спиной к кирпичной стене. Он смотрел вверх на Сола, испуганный и сломленный. Лицо его было изувечено, по серебристому металлу флейты стекала кровь. Глаза Дудочника мучительно остекленели, он понимал, что уничтожен и раздавлен тем, кто не танцует под его музыку.

Из горла Дудочника вырывались дикие хрипы. Он силился что-то сказать, но не мог.

Сол посмотрел вверх. Движения танцоров в зале становились все медленнее. Звук флейты менялся, словно уходя обратно в раструб. Она была неспособна играть сама, без Дудочника. Люди недоуменно трясли головами, будто пробуждаясь от тревожного сна. Крысы и пауки задергались, когда звуки, управлявшие ими, стали стихать.

Крысиный король упал на пол и конвульсивно изогнулся, мучительно выходя из-под действия чар.

«Всегда сильнейший», – подумал Сол.

Он оглянулся назад, на Дудочника, свернувшегося на полу. Растягивая опухшие губы и обнажив окровавленные зубы, Дудочник улыбался.

Сол поднял флейту над головой, как кинжал.

Из глубины стен раздался адский грохот. Сцена затряслась. Сол покачнулся.

– Что это, черт возьми… – сказал он.

Пол накренился, яростно сотрясаясь. Сол упал на спину.

Над головой Дудочника в стене появилась трещина, узкая и безупречно ровная, будто след от огромной бритвы. Сцена сотрясалась до тех пор, пока не попадали все танцоры. «Город ветра» не запнулся только потому, что магнитным головкам DAT-плеера были не страшны вибрации.

Трещина расширялась и удлинялась книзу, кирпичи за спиной Дудочника раздвигались. За проломом в стене открылась абсолютная темнота.

Дудочник неотрывно смотрел на Сола с еле заметной улыбкой.

Темнота разверзлась и засосала воздух зала, будто лопнул самолетный иллюминатор; клочки бумаги, обрывки одежды, куски паучьих трупов закружились вихрем и исчезли во мраке.

«Он открыл стену, – быстро догадался Сол, – как когда-то гору. Он хочет сбежать».

Когда стена разверзлась за спиной Дудочника, тот остался совершенно неподвижен, глядя на бушующий в зале торнадо из мусора. Сол широко расставил ноги и встал на колени, твердо намереваясь воспрепятствовать бегству Дудочника из этого мира.

Потом, заняв устойчивую позицию, он опять схватил флейту, готовый к борьбе, но вдруг услышал из открывшейся преисподней отчаянные тоненькие завывания.

Детский плач.

Сол похолодел, пораженный ужасом. Дудочник был неподвижен. Он не отпускал взгляда Сола и не переставал улыбаться. Щель за его спиной достигла фута в ширину, и он начал соскальзывать в нее, все время глядя Солу в глаза.

И тогда из темноты внезапно грянул ужасный хор, заплакали сотни тоненьких голосов, обезумевших от страха нагих детей.

Пропавшие дети Гаммельна увидели свет.

Сол снова застыл, парализованный ужасом.

Он широко разевал рот, но мог только слабо и нечленораздельно вскрикивать. Он добрался до щели в стене, обессиленный, ни на что не годный.

Дудочник увидел, что Сол выбыл из борьбы, и закрыл глаза.

«Позже», – сказал он одними губами и, немного помедлив, взялся руками за края щели.

Кто-то, свирепо рыча, неистово оттолкнул Сола и вырвал флейту у него из рук.

Крысиный король, схватив флейту обеими руками, совершил невероятный скачок от коленопреклоненного Сола к Дудочнику. Сквозь стиснутые зубы прорывалось зловещее рычание. Плащ бился под порывами ветра. Дудочник посмотрел на него в смятении.

Рык Крысиного короля превратился в бешеный лай, тот поднял руки над головой и завел их за голову, держа флейту как копье.

Со всей звериной силой он вонзил ее в тело Дудочника.

Дудочник изумленно вскрикнул, но на фоне музыки и детского плача крик вышел нелепым и жалким.

Флейта проколола его, как воздушный шар, войдя глубоко в живот. Лицо его побелело, он уставился в глаза Королю и схватил его за руки, цепляясь за них изо всех сил, чтобы удержать рядом с собой флейту.

На мгновение они замерли, балансируя на краю.

Дудочник повалился назад, в темноту.

И Король вместе с ним.

Солу была видна только согнутая спина Крысиного короля, который наклонился вперед и внезапно остановился. Щель вдруг стала смыкаться вокруг него, голоса детей становились все более жалобными и далекими.

Крысиный король изогнулся, поднял руки над головой, удерживая огромную щель открытой еще полсекунды, наконец напрягся и вылез обратно, рухнув на пол напротив Сола.

Края щели сомкнулись с тихим треском.

Дудочника не стало. Не стало детских криков.

Остался только драм-энд-бейс.

Сколько-то времени Сол лежал неподвижно, прислушиваясь к дыханию Крысиного короля.

Потом откатился прочь и прополз через сцену. Осмотрел зал.

Огни еще кружились, и бесцельно пульсировали стробоскопы. Танцпол выглядел нереальным. Повсюду виднелись следы кровавой бойни: дохлые крысы, раздавленные пауки, павшие танцоры. На стенах пестрели тысячи разноцветных пятен. Пол был отвратительно скользким. Танцоры шатались туда и обратно, с закрытыми глазами, как ожившие трупы; опустошенные, они переминались с ноги на ногу, «Город ветра» по-прежнему отбивал свой ритм, флейта постепенно затихала. То тут то там падали танцоры.

Сол доковылял до пультов и рванул шнур из DAT-плеера. Динамики смолкли. В тот же момент танцоры везде повалились, как убитые, теряя сознание еще в танце. Танцпол стал похож на поле кровавой битвы.

Пауки и крысы тоже продолжали танцевать, когда музыка смолкла. Они замирали на какой-то момент, потом бросались наутек, выскакивали из зала и исчезали в лондонской ночи.

Сол пустился на поиски друзей.

Наташа лежала под тяжелым телом огромного танцора. Сол вытащил ее, стонущую.

– Таш, Таш, – шептал он, вытирая кровь с ее лица.

Она была вся исцарапана и истерзана, с кожей, изъеденной ядом миллиона паучков, вся в ушибах и крысиных укусах, – но она дышала. Сол крепко обнял Наташу и до боли зажмурился.

Он так давно не обнимал никого из друзей.

Потом осторожно положил ее и стал искать Фабиана.

Сол нашел его торчащим из дыры, пробитой в сцене Крысиным королем. Увидев его, Сол чуть не зарыдал. Фабиан был страшно изувечен: лицо разбито и изуродовано, кожа такая же израненная, как у Наташи.

– Он жив.

Сол поднял голову, узнав скрипучий голос Крысиного короля. Тот стоял над ним, внимательно глядя, как Сол хлопочет над Фабианом. Сол снова посмотрел на своего друга.

– Я знаю, – сказал он. – Сердце бьется. Он дышит.

Ему было трудно говорить. Подступали слезы, в горле стоял ком. Он посмотрел на Крысиного короля и жестом указал на стену.

– Дети… – Больше он ничего не смог сказать. Король кивнул.

– С-с-сучье племя, это их папаши с мамашами выперли нас из города, – прошипел он.

Сол скривился. Он не мог говорить, не мог даже смотреть на Короля. Сжимая кулаки, он дрожал от гнева и отвращения. Он все еще слышал жалобный плач, эхом несущийся из темноты.

– Фабиан, – прошептал он. – Ты слышишь меня?

Фабиан чуть пошевелился, но не ответил. «Так даже лучше, – вдруг подумал Сол. – Я не смогу сказать ему сейчас, здесь, я не смогу объяснить все это. Его нужно вынести отсюда. Он не должен этого видеть». Одиночество становилось невыносимым. Сол очень хотел быть рядом со своим другом, но знал, что должен подождать.

«Время пролетит быстро», – подумал он, собирая всю свою храбрость.

Он встал, медленно проковылял к Крысиному королю. Они обменялись настороженными взглядами, потом подались навстречу и схватили друг друга за предплечья. До объятий или примирения было далеко, но все же это был момент родства. Так измотанные боксеры наклоняются друг к другу: они еще враги, но каждый дарует другому минутную передышку, и оба благодарны друг другу.