Крымская война. Книга 3. Русская война. 1854 - Страница 12

Я сидел, слушал человека, который смог не откинуть, а принять новую информацию. Причем не только принять, но еще и систематизировать. Вот это склад ума… Надеюсь, мои смутные воспоминания помогут Пирогову спасти еще много жизней.

– Кстати, вас, говорят, ждали в Севастополе еще в сентябре? – я решил сменить тему разговора.

– А… – Пирогов только рукой махнул. – Хотел приехать, но кто же меня отпустит. А тут оказия… Великая княжна Елена Павловна решила отправить для поддержки раненых свою Крестовоздвиженскую общину сестер милосердия, и нужен был мужчина, который бы их сопроводил. Тут про меня и вспомнили.

Ну вот, я думал, что это Пирогов был главным и привез всех с собой, а оказалось, все совсем наоборот.

– И как вам сестры? Готовы они работать? – спросил я.

– Они-то? Ну да, вы не знаете, их же только в этом году организовали. Сто шестьдесят девушек приняли, каждая лично подавала прошение на имя Елены Павловны. В их рядах, конечно, есть 25 мещанок и 5 монашек, но все остальные – это жены, вдовы и дочери высоких чиновников и помещиков. Они знают, зачем едут в осажденный город, и знают, чья воля их прикрывает. Так что они не только готовы, но и совершенно не боятся. Когда мы были в Симферополе, один аптекарь пытался отказать в выделении лекарств – как потом оказалось, он их успел продать на сторону – так наши девушки его так застращали, что он не выдержал и застрелился.

Я чуть не присвистнул. Вот тебе и мирные дамы в коричневых платьях с белыми чепчиками. Такие действительно способны навести шорох где угодно, главное, направить их энергию в правильную сторону… Мы еще какое-то время болтали с Пироговым, пока повозка не доехала до госпиталя. Здесь Николай Иванович начал прощаться. Сказал, что хочется взять сутки, чтобы разобраться в ситуации, а потом звал в гости – снова обсудить медицину и некоторые мои «странные идеи».

Я был совсем не против. Главное, чтобы война не вернулась раньше времени.

Кирилл Вяземский ехал во главе конного разъезда. С момента заключения перемирия они начали уходить дальше от стоянки армии, стараясь держать под контролем все южное побережье Крыма.

– Поручик! – один из ускакавших вперед егерей замахал руками. – Посмотрите, там творится что-то невероятное!

Кирилл ударил шпорами по бокам своего коня. Дома у него был конь, которому он дал имя, а этот, армейский – сколько их уже погибло под ним и сколько погибнет… Князь доехал до вершины холма и замер, пытаясь осознать, что же он видит. Английский корабль стоял на якоре у берега, а в воздухе парили десятки «Ласточек», взлетая с него, делая круг над берегом и возвращаясь назад. Смертельная карусель…

– Они что-то сбрасывают, – стоящий рядом егерь так разволновался, что забыл про субординацию. Что-то часто они в Севастополе стали о ней забывать…

– Это бомбы, – догадался еще один.

– Они не взрываются.

– Пустые ядра, пока без пороха, но как придет время, его просто добавят…

Все замолчали. Вяземский не знал, о чем сейчас думали егери. У него самого в голове крутилась только одна мысль: почему так не делал Щербачев… Хотелось бы сказать, что тот просто не додумался, но поручик видел, что при схожести форм английские «Ласточки» выглядят и летят куда как неловко. Определенно, капитан сводного отряда лучше разбирался во всех этих небесных делах.

А англичане неожиданно прервали свою карусель и засверкали фонарем, передавая сообщение. Кому?

– Что-то блестит! Там! – на этот раз егерь указал куда-то вглубь Крыма, и теперь Вяземский все понял.

Там был еще один отряд, который специально стоял в отдалении, чтобы перехватить любого случайного зрителя. Куда бы тот ни попытался уйти… Англичане оказались готовы к тому, что их заметит один из разъездов, и оставили на этот случай ловушку.

– Скачем навстречу! – принял решение Вяземский.

Он видел, что большую часть пути они смогут проделать, скрывшись от врага в балке. Да, наблюдатели с неба не дадут им затеряться, но, зная о возможностях «Ласточек» Щербачева, Вяземский на это и не рассчитывал. Им бы просто подобраться к врагу поближе, чтобы их дальнобойные ружья не смогли сыграть свою роль. А там рывок, натиск и верная сабля в крепкой руке – и они еще вырвутся на открытое пространство.

Он должен вернуться и рассказать. В отличие от остальных князь обратил внимание еще и на выложенный мешками контур крепости, над которым тренировались английские «Ласточки». Крепости, которую те собирались забросать бомбами. И Вяземский узнал ее – Керчь. Ключ от Азовского моря, от путей снабжения, без которых Севастополю не устоять.

Он просто не имел права умереть!

Сижу, жую, слушаю рассказы Ефима. От выпивки с татарами и матросами во время перемирия мой денщик перешил к выпивке с союзниками. Солдаты и офицеры строго придерживались линии фронта, а этот жук по собственной инициативе пролез в английский лагерь, и чудо… никто не обратил на него особого внимания. Или обратил, но не стал останавливать, а просто взял под присмотр. Но главное, для него даже языковой барьер не стал помехой в поисках компании и сборе информации.

– Ты же не знаешь иностранные языки? – еще раз спросил я у Ефима.

– Не знаю, – кивнул тот.

– И твои собутыльники не знали русский?

– Нет, но после второй бутылки это не имело уже никакого значения, – ответил Ефим и продолжил рассказывать.

Сейчас вот он делился сплетнями о некоем докторе Робертсе. Тот, мучаясь от диареи, был вынужден сдать мундир в стирку и отправился спать в одном нижнем белье. А ночью началась буря – его палатку просто сдуло, а самого доктора словно бабочку, вцепившуюся в одеяло, носило по всему лагерю. К счастью, его слуге вскоре удалось зацепиться за ногу своего господина и закинуть его под защиту стены в крупную лужу.[6]

Я бы предпочел какие-то другие, более полезные истории, но Ефим собирал то, что казалось интересным именно ему.

– Или вот еще! – искренне радовался он. – В палатке генерала Буллера обломался столб, и он застрял там как крыса в мышеловке. А когда выбрался, то был настолько без сил, что даже не пошел в дом, а еще несколько часов сидел под защитной насыпью вместе с лошадьми. А еще анекдот. Помните того репортера, что к вам приходил?

– Говард Рассел?

– Да! Он был уверен, что его палатка выдержит что угодно. Ночь, буря, его слуга кричит ему: «Вставайте, палатка падает!» Репортер отвечает: «Этот столб простоит века». И именно в этот момент тот хрустнул и обвалился!

Ефим аж фыркнул, представляя эту ситуацию. У нас под защитой каменных домов буря прошла без подобных курьезов. На передовой же помогли землянки, в итоге раненых в эту страшную ночь набралось всего пара десятков. В основном, с кораблей и с обморожениями.

– А «Принц», знаете, как утонул? – Ефим вспомнил еще один случай, и на этот раз было уже интересно.

– Его побило о скалы. По крайней мере так говорили те двое, которых мы с него спасли.

– Ха! – фыркнул денщик. – С берега все видели! Его якори не выдержали, капитан испугался и приказал рубить мачты. А те упали неудачно и повредили винт, вот и вся история. А вот капитан «Реституции», наоборот, не растерялся. Приказал сбросить пушки с верхней палубы, корабль стал легче, и машина смогла его вытянуть.

– И когда ты стал во всем этом разбираться?

– В чем? – искренне удивился Ефим. – Так люди говорят. Если это чушь, так чего с них взять, обычные работяги из Хаммерсмита и Уйтчапела. Я когда рассказывал, что меня есть свой дом и своя земля, они на меня так смотрели. Не верили, конечно, но что поделать, если они дурни.

– А у тебя есть своя земля? – удивился я.

– Ну, барина нашего земля, – пояснил Ефим. – Но ее мой дед обрабатывал, отец пахал, и я… Раньше думал, вернусь из армии, сразу перееду как свободный человек[7] в город. Но потом пожил-понял, что свое-то оно всегда ближе. Земля… Сказал и сразу чувствуешь, как она сжимается, течет между пальцами, ждет меня. Родная… Чья же она, если не моя?