Крылья Эжена (СИ) - Страница 15
— Я найду тебя! — хохоча крикнул полковник перегнувшись через перила террасы, а Жени повернулся посередине двора и показал ему язык. Капюшон свалился с его головы и волосы рассыпались упрямой черной гривой по плечам. Эжен ловко подхватил пряди и завел их вперед через плечо; еще немного подразнил своего преследователя и подпрыгнув на месте как кошак, рванул к воротам.
Маленькое приключение заставило его сердце оттаять. Он бежал по саду к своему домику. Забывал грустные глаза Эжени, довольного и в то же время удрученно разглядывающего его Эйнара. Нахал в военной форме, имя которого он не соизволил даже запомнить, развеселил его. Он решил отсидеться в своем маленьком логове до вечера. И лихо скинув с себя женские тряпки, переоделся и отправился в город. Он гнал коня через лес. Весело перелетал поваленные сухенькие тополя и взлетал все выше и выше. Когда он оказался на границе леса, и его дыхание слилось с хрипящим фырканьем лошади, он улегся на ее шею, обхватил нежно руками и пустил поводья свободно. Желание ехать в город немного отпустило. Сейчас он наслаждался свободой, но прекрасно понимал, что его тянет домой в замок. Он заснул в седле и свалился в высокую траву. Просто соскользнул в глубокие заросли.
И это еще не конец…
========== Побег. ==========
Эжену было хорошо.
Он наслаждался теплым, почти животным запахом тела сидящего впереди Стэллана. На нем не было плаща, и держаться приходилось за плечи, нежно приобнимая за шею: захват так и был назван негодником «змея на шее, пригретая на груди». О чем он и поспешил сообщить спасителю, растягивая гласные и пьяно хихикая над тем, что судьба все-таки подарила ему шанс побыть сверху: ну почти… во всяком случае он подумывал погладить полковника по спине и немного ниже, но боялся, что второе падение отобьет ему зад точно. Стеллан щедро напоил его вином и надеялся, что так он будет вести себя потише и перестанет, по крайней мере, язвить по поводу Государя и его сына. Но пьяный Эжен был еще тем сокровищем! Он долго ерзал за спиной, дул на выбивающиеся из-под кирасы (не иначе он решил, что пойдет войной на каждого, кто решит похитить родственницу принца) темные с проседью завитки. Стеллан был терпелив и какое-то время покупался на то, что Эжен гоняет от него осенних вредных мух. Потом выпустил поводья и, прихватив руки Эжена, сцепил их у себя на животе:
— Спи. Ночевать придется либо в поле, либо в хлеву. Я кажется запутался и потерял дорогу. Ты не мог бы в следующий раз как-то обозначить дорогу, по которой будешь бежать сломя голову?
— Скучно… Мне давно приелся дворец за городом, вот я и решил опередить всех с переездом на зимние квартиры. В замке хоть печки в каждой комнате, а в этом сарае один камин в спальне будущей королевы. Эжени добрая женщина, но думаю, что обыватели не одобрят нашей близости. И еще… ненавижу быть третьим. Знаете ли, это когда ты как запасной стоишь в арьергарде и ждешь очереди повоевать.
— Нет у тебя совести мальчик. Болтаешь, не приведи, что Бог тебя услышит.
— Его нет.
— Кого, черт возьми?
— Бога этого нет. Был бы, давно утащил бы нас в бездну.
Оба замолчали, но ненадолго. Эжен продолжил потешаться над воякой, травинкой щекоча ему ухо — выскользнул-таки из захвата и в конечном итоге напросился сползти с лошади и тащиться пешком.
Полковник, довольно намучившийся, когда имел глупость посадить себе за хребет эту гадюку маркизьей породы, быстро согласился. Но видимо не только тело пострадало при падении, но и душа Эжена решила отдохнуть от своенравного хозяина, и покинула его тоже. Как только полковник спешился и протянул руки Эжену, оказалось, что спуститься то он тоже не способен, и пришлось аккуратно сгружать его на землю. Он успел высосать всю флягу спасителя и теперь повис безвольной тряпичной куклой у него в руках. Ценная ноша откровенно захрапела, еще не коснувшись земли сапогами, и чертыхнувшийся на себя за передозировку обезболивающего полковник положил Эжена поперек седла. Развернул солдатское одеяло и накрыл возившегося еще какое-то время попутчика.
Он, как и было задумано, передвигался пешком, пока не завидел вдали стог сена.
— Вот там и переночуем. Только бы лошадь за ночь не свели. — Стеллан полез в стог разгонять упрямых ужей и куропаток. Одной свернул голову и отложил в сторону, а потом раскопал небольшую пещерку и затащил совершенно сонного маркиза внутрь. Теперь на него можно было смотреть спокойно — лицо порозовело и расслабилось. Он тихонько посапывал и даже во сне держал плотно сжатыми губы, но когда полковник накрыл его плащом, согрелся и улыбнулся, потянул руку в перчатке на себя. Стеллан едва не свалился на него. Теперь он узнал это лицо. Голая босая девчонка на лестнице и мальчишка принца Эхо, о котором он столько слышал — наконец-то замкнуло цепь. А ведь пацан обещал кое-что! Стеллан не привычный к церемониям полез целоваться.
Эжен сто лет так не сопротивлялся. Было однажды с ним премерзкое приключение, после которого он зарекся перечить Эйнару. Он тогда расцарапал ему шею и лицо, и было бы из-за чего. Эйнар просто пытался залить ему капли успокоительного в рот, потому что приглашенный за огромные деньги иноземный дантист пообещал вылечить сладкоежке изрядно пострадавший зуб. Он мучился, ныл и даже перестал есть, и принц, водивший его по местным лекарям, отчаялся ему помочь. Ночью подкараулил спящего парня и накапал сонных капель в сладкое вино. Мало того, что не подействовало, так еще Эжен разъярился и вцепился в его руку теми самыми зубами, которые он благородно пытался спасти от щипцов дворцового конюха, пользовавшего всю семью. Эйнар тайно мечтал о настоящем лекаре, заграничном докторе и планировал отправить нескольких услужливых детишек купеческого происхождения поучиться зубоврачебному искусству в далеких странах. Вид беззубых красавиц при дворе его ужасно угнетал, а когда он понял, что Эжен тоже лишится зуба и вскоре зашамкает, как старикашка, то взял это дело в свои руки. А Эжен тоже взял. Сперва исцарапал в кровь шею и руки, и лишь придушенный до головокружения, перестал сопротивляться и открыл рот, выхрипывая последние слова о пощаде и согласии на всё-всё.
Эхо зло схватил его за скулы и пихнул пальцы в рот:
— Только попробуй укусить.
Он точно знал, что Эжен надолго выпадет из доступа и некоторое время даже помолчит к всеобщему одобрению. Эжен сам потянулся к его штанам, только бы простили и дали вновь возможность быть близким. Почти задыхаясь, он продолжал высасывать из принца одобрение. Но это не спасло его от лечения. Эйнар держал его все время, навалившись поперек, а мальчишка терпел и боялся даже всхлипывать, и слезы высыхали на щеке так и не замеченные самым близким человеком. Есть ему не позволили несколько дней — состав должен укрепиться и затвердеть. Сладкое не позволили есть раньше, чем через год.
Но коварный мальчишка продолжал страдать и после отъезда эскулапа. Кривил губы после каждого яблока или виноградинки, уходил из-за стола с печальными глазами и сворачивал в кухню для прислуги. Там и набивал брюхо пирогами с картошкой, лопал жирный козий сыр и хлестал свежее горячее пиво. А Эйнар берег страдальца и в постель не приходил, считал себя виновным. Пока Эжен сам не заметил изменений — чулки трещали и с трудом держались даже на подвязках, сорочки теперь едва сходились, шитые ранее по фигуре. Лишенное привычных радостей тело грустило и расползалось на глазах, да и зуб не беспокоил его давным-давно. Сладкая месть стала приторной и скучной. Эйнар и вовсе съехал с тоски на охоту вот уже три дня. И Эжен, потаскавшись по двору, наметил себе новую жертву.
Ладный с виду сынок конюха, страдал от нередкой в их местах немочи. Чего-то очень редкого не додала природа в местной водице, и нарождались у местных крестьян детишки не особо умные и смелые. По стати им бы в гренадеры, а нет — оружие бросают и плачут от испуга.
Этот и правда был хорош, да к тому же самый сок. Эжен давненько наворачивал вокруг него круги — он ему нравился. Добрый, беззащитный великан с радостью катал его на шее еще ребенком. Потом, когда Жени подрос и переселился в замок, он частенько прикрывал его от гнева Эхо, в порыве педагогического экстаза рыскавшего по всем закоулкам. А он тихонько сидел в сундуке, пока гроза не минует. Частенько там и засыпал — Серж припрятал там подушку и старый тулуп отца.