Кружным путем - Страница 63
– Вы в курсе, что с ней случилось? – спросил он. – В Колумбии.
Орнитолог укоризненно посмотрел на него. Задавать вопросы сегодня было не его делом. Но прежде, чем настоящий агент успел свернуть тему, сославшись на недостаток времени или просто поднявшись, директор все-таки выдал несколько деталей:
– Когда она сюда поступила, я еще здесь не работал. Было другое руководство. Но перед вашим приходом я заглянул в ее дело. По словам ее приемного отца, девочка была свидетельницей того, как пытали и убили ее мать. Ее заставляли смотреть. Это продолжалось несколько дней. Своеобразная месть какого-то наркобарона. Ну и страна! Видимо, речь идет о социопатологии с ярко выраженными садистскими наклонностями… Сами понимаете, подобное зрелище производит на трехлетнего ребенка неизгладимое впечатление. В результате отец не мог с ней управиться.
«Да, – подумал Пол, – Майлз управлялся с ней целые сутки».
– Ну хорошо. – Орнитолог поднялся и посмотрел на часы. – Нам пора двигаться.
– Конечно, конечно, – поддакнул Теодор, гражданин, который был рад послужить своей стране. – Ее сейчас приведут.
У Пола остался еще один вопрос:
– Она знает, что ее приемный отец умер?
– Да. Так мне сообщила доктор Санхи. Вы ведь знакомы с нашим доктором Санхи?
Пол кивнул.
– Врач меня проинформировала, что девочка неплохо справилась с испытанием. Ее приемный отец был, скорее, номинальным отцом. Но с другой стороны, больше у нее никого осталось.
«Нет, – подумал Пол, – есть еще бабушка, которая по ней плачет. Женщина, которая, спасая внучку, вступила в сговор с дьяволом».
– Что ей сказали? – поинтересовался орнитолог. – По поводу того, куда ее везут?
– Согласно вашей инструкции: сказали, что везут на лечение. Не навсегда, а на короткое время.
– Хорошо, – одобрил орнитолог.
В этот день ее глаза, казалось, были распахнуты еще шире обычного.
Может быть, оттого, что они жадно впитывали все вокруг. Окружающий мир. Сгоревшие дома, мостовые в рытвинах, выгнутые мосты и под ними – загаженные голубями проходы. И стайки носящихся по убогим улицам беспокойных ребят. Пол начал сомневаться, выводят ли умственно отсталую команду хоть иногда в свет и позволяют ли детям кормить лам и бросать слонам земляные орехи.
Они выехали из Бронкса и оказались на мосту Трогс-Нек. Когда Пол был маленьким, он все пытался понять, как выглядит эта самая «лягушачья шея».[66]
Рут по большей части молчала. А когда что-то произносила, казалось, что она заимствовала слова из «Маленьких женщин»[67] или из комедий тридцатых годов.
– Эвона! – воскликнула она, когда автомобиль проезжал мимо громадного парня, прислонившегося к полосатой машине. – Разуйте-ка шары на этого громилу!
Вид моста Трогс-Нек вызвал целую бурю восклицаний, вроде: «Вот это да! Ну, убойно! Просто офигительно!» Орнитолог время от времени посматривал в зеркало заднего вида, желая убедиться, что все, что он слышит, произносит именно она.
Несмотря на дождь, Лонг-Айленд-саунд[68] был испещрен точками парусов.
– Настоящая флотилия, – заметила Рут.
Орнитолог вытянул из кармана сигарету.
– Как вы думаете, она не будет против? – поинтересовался он у Пола.
– Спросите у нее самой.
– Дорогая, – начал федеральный агент, – вас не слишком обеспокоит, если я вдохну немного никотина?
Рут уставилась на него.
– Будет дым. Угроза рака, – произнес орнитолог.
– Рак – главный убийца в США, – откликнулась девочка, как заправский актуарий.
– Что вы говорите! Буду иметь в виду, – пообещал орнитолог, закурил и втянул в себя изрядную порцию грозящего раком никотина. Выпустил дым, тот поплыл на заднее сиденье, и Рут поперхнулась и закашлялась. – Ну вот… Надо было из уважения к нашей подружке открыть окно.
– Я и сам не особенно люблю сигаретный дым, – вставил Пол.
– И я тоже. – Орнитолог опустил водительское стекло, и в машину ворвались влажный ветерок и грохот везущего пиво грузовика без глушителя. Звук был такой, словно мимо неслись все «Ангелы ада».[69] – Хорошо! – похвалил орнитолог.
– Нет, – возразила Рут. – Плохо, отвратительно! – Сарказм был ей чужд.
– Ты права, – согласился орнитолог. – Это я виноват. Может, вот это поможет? – Он включил CD-плейер.
Латиноамериканская музыка.
Она показалась смутно знакомой.
Пол закрыл глаза. Не та ли самая мелодия играла в машине Пабло, когда они ехали в приют Святой Регины? Сердце билось так сильно, что было больно. К этой встрече с дочерью они летели восемнадцать часов и ждали ее пять лет. Пол с досадой понял, что успел позабыть лицо Джоэль. Сколько времени он с ней провел? Крохотный миг. Но и его хватило, чтобы выковать чувство, которое выдерживает время и пространство.
Значит, он отец. В этом все дело.
Они ехали на восток по Лонг-Айленд-экспрессуэй. Все лучше, чем на запад, где дорога в полном соответствии со своим прозвищем «Обманная»[70] больше напоминала самую длинную в мире парковку, чем шоссе.
«Мы стали близки», – думал он. Настолько, что их семейный круг уже замыкался.
Пол не мог сказать точно, когда его осенило.
Словно стукнуло по голове – другого слова не подобрать.
Осознание пришло, как удар кулака в солнечное сплетение. И он вздрогнул.
Музыка.
Он слышал эту мелодию не в машине Пабло.
Он слышал ее в совершенно ином месте.
Пол снова ощутил себя лежащим на животе в поле, полном тимофеевки и воплей. Он старался не слышать, как в пятидесяти ярдах от него мучают до смерти человека. Но различал каждый стон, когда того кромсали, отрубая от тела одну часть за другой.
Казалось, было слышно, как нож перепиливает кости. Несмотря на орущую музыку, дикий ритм и визгливые трубы.
Несмотря на все это.
Селия Круз. Королева самбы.
«Mi mami», – кричал один из мужчин. Проклятые вопли.
И эту же мелодию играл в своей машине орнитолог. Только это была не радиостанция. В джипе работал магнитофон. В джипе зеленого цвета.
В тот день два зеленых джипа вылетели из зарослей.
Глаза у Пола полезли на лоб и сделались такими же огромными, как у Рут.
Он покосился на сидящего рядом орнитолога. У того с левой стороны топорщилась рубашка. Наверное, кобура, а в ней – заряженный пистолет.
Орнитолог довольно пыхал сигаретой, тактично выпуская дым в щель приоткрытого окна. Мурлыкал, подпевая королеве самбы, и одним глазом смотрел на дорогу.
В какой-то момент он повернул голову и заметил, что Пол смотрит на него.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что он свалял дурака.
– Черт! Все-таки лажанулся.
Пол почувствовал, как знакомые щупальца страха обвивают только что зародившуюся надежду и душат ее на корню.
– Что ж, ты все равно узнал бы, – продолжал орнитолог. – Только я не рассчитывал, что это случится на трассе, на скорости восемьдесят миль в час. Теперь придется отвлекаться на другие дела. Хотя я готов. – Он щелчком правой руки выбросил окурок за окно.
Освободил руку для других дел.
– О'кей. Давай к самой сути. У меня ствол.
Пол прирос к креслу.
– Помнишь, был такой фильм Вуди Аллена «Хватай деньги и беги»? Там грабят банк, и один подает кассиру записку: «У меня ствол». Слушай меня, Пол! Я хочу уберечь нашу подружку на заднем сиденье от ненужных волнений. Хочешь, будем мямлить на «поросячьей латыни»?[71] Нет? Как скажешь. Тогда давай говорить начистоту.
Пол не проронил ни слова. Он уже давно был глух и нем.
– Ты, наверное, ждешь объяснений? Как я дошел до жизни такой? И с чего начал? Конечно, с Колумбии. Я мог бы запудрить тебе мозги, рассказывая о своих подвигах и испытаниях честного федерального агента. Нашего человека в Боготе. Расписать, как сначала был эдаким легковерным простачком, а потом задумался: а кого мы пытаемся облапошить? И понял, что вся эта муть – сплошная шарада, чистая политика, тот же Вьетнам, только в других джунглях. Мог бы вешать тебе на уши лапшу. Но это было бы сопливым хныканьем. Так что давай говорить, как взрослые.