Кружным путем - Страница 3

– А если я не справлюсь? – заволновалась Джоанна. – Я же этому никогда не училась.

– Я слышал, что это приходит естественным образом.

– Сразу видно, ты не читал «Мать и дитя».

– Зато ты читала.

– Все… Сейчас соберусь и перестану паниковать.

– Вот и отлично.

– Успокаивай меня, когда я в следующий раз начну мандражировать.

– Договорились.

– Пойду приму душ. Мне кажется, я двое суток провела в самолете.

– Именно столько ты в нем и провела.

– Но понимаешь, я уверена, что игра стоила свеч.

Пабло явился на двадцать минут раньше. Для него-то во всей этой истории не было ничего необычного.

Он постучал и вежливо остался за дверью даже после того, как Джоанна пригласила его войти и присесть.

Пол не успел до конца одеться и поспешно натянул на себя недостающее: черные полотняные брюки и слегка помятую белую рубашку, которую он так и не удосужился заранее вынуть из чемодана. Бросил быстрый взгляд на свое отражение в зеркале и увидел именно то, что ожидал: лицо застряло где-то между мальчишеством и подбирающимся средним возрастом, а сам он представлял собой некую сумму отдельных составляющих, каждая из которых нисколько не выделяла его из толпы. Что ж, мужчину делает одежда. Пол дополнил свой наряд эффектным красным галстуком. В конце концов, он готовился к главной встрече в своей жизни.

«Пежо» приткнулся перед входом в отель.

Пол заметил: когда Пабло наклонился, чтобы усадить их на заднее сиденье, швейцар что-то шепнул ему на ухо. По радио звучала похожая на румбу мелодия.

– Что он сказал? – спросил Пол у их провожатого, когда машина отъехала от тротуара.

– Пожелал вам счастья.

– О, так вы сообщили ему, куда мы едем?

– Да.

– Вам часто приходилось делать подобные вещи? – спросила Джоанна. – Со многими парами?

Пабло кивнул: «Счастливая работа, да?»

– Конечно, – согласилась она. – Разумеется.

Они разминулись с группой солдат, которые, сгорбившись, сидели плечом к плечу в открытом джипе, произведенном в Детройте. И Пол невольно вспомнил фалангу вооруженных часовых в аэропорту.

– У вас тут много солдат.

– Солдат? Si.

– И как обстоят дела? – Пол колебался, прежде чем задать этот вопрос, потому что боялся услышать неприятный ответ.

– Дела?

– Ну да, с повстанцами. С ФАРК. – Пол подумал, что аббревиатура прозвучала как ругательство, но он считал, что именно так ее воспринимает большинство колумбийцев. Революционные вооруженные силы Колумбии. Левые партизаны уже захватили большую часть севера страны. И, скорее всего, именно они взорвали вице-мэра Медельина ради своего грядущего царствия.

Хотя, разумеется, могло быть и наоборот: бомбу вице-мэру подсунули правые. ФАРК уже много лет вела долгую, беспощадную войну с Объединенными силами самообороны, или USDF, – правой полувоенной организацией, которая отличалась необыкновенной жестокостью.

По дороге из аэропорта они проезжали разукрашенную красными граффити стену. Казалось, на нее брызнули свежей кровью из артерии и вывели буквы.

«Libre Manuel Riojas!»[7] – вопили слова. Мануэль Риохас был известным командиром USDF и отсиживал срок в американской тюрьме за контрабанду наркотиков.

– Я не знаю, – мотнул головой Пабло. – Не интересуюсь политикой.

– Что ж, может быть, это и мудро.

– Si.

– Но все-таки иногда бывает страшно?

– Страшно? – Шофер пренебрежительно отмахнулся. – Я занимаюсь своим делом. Не читаю газет. Это очень плохо.

Перед отъездом Пол заказал видеофильм под названием «Колумбийский образ жизни». Но не посмотрел и пяти минут, как понял, что он был рассчитан на школьников до двенадцати лет. Камера следовала за двумя подростками – Маурицио и Паулой – по улицам солнечной Боготы, и весь замысел сводился к тому, чтобы показать, что «этот современный латиноамериканский город – не только кофе, кокаин и насилие», – так по крайней мере утверждала реклама на задней стороне видеокассеты.

Пабло провез их по улице широко раскинувшихся усадеб. Пол догадался, что сами дома стояли где-то в глубине, поскольку их не было видно с дороги. По сторонам бежали бесконечные оштукатуренные стены высотой десять футов. И только очередные электронные ворота указывали на начало территории нового владельца, имя которого было выложено мозаикой на стене.

Каса де Флора.

Каса де Плайа.

Они проехали мимо пятнистого пса с выпирающими ребрами, который мочился на ярко-оранжевый забор Каса де Фуэго.

Что-то в этой картине настораживало. Пол не сразу сообразил, что именно.

Отсутствие людей.

Кроме нескольких нищих и изнуренных женщин, безучастно качающих на коленях детей, им никто не попался на глаза.

Ни одного человека в этой округе. Все скрылись из виду, спрятались за высокими стенами нового Иерихона.

– Ла Калера, – ответил Пабло, когда Пол спросил, как назывался этот район.

Но затем, слава Богу, окрестности стали меняться.

Сначала попалось несколько разбросанных магазинов электроники и бытовых электроприборов. Затем замелькали кафе, где предлагали цыплят, patatas[8] и huevos,[9] скопища новых лавочек, лотерейные магазинчики, супермаркеты – целые улицы шумных очагов торговли. Сквозь приспущенные стекла машины просочилась мешанина запахов: выхлоп автобусов, аромат цветов, вонь сырой рыбы, газетной краски. Пола так и подмывало попросить Джоанну, чтобы та открыла ему остальные составляющие запаха. Как и обещал Майлз, они оказались в центре нормальной столичной жизни. И Пол задумался, является ли эта отстраненность сознательной, или в стране, где заместителям мэров регулярно отрывают головы, обязательно должна существовать «страусиная» ментальность. Чтобы колумбийцы могли отгородиться от продолжающейся войны, как высшие классы в районе Ла Калера старательно отгородились от бедности.

Но все размышления сразу вылетели из головы, как только он увидел спрятанную в рощице вывеску.

«Сиротский дом Святой Регины».

– Здесь, – шепнул Пабло, свернул на неприметную дорожку и остановил машину. Закрытые ворота, обрамленный медью черный звонок.

Он выключил зажигание, вылез из «пежо» и нажал на кнопку звонка.

– Пабло, – сказал он в микрофон. – Сеньор и сеньора Брейдбарт.

Секунд через десять ворота открылись. Пабло вернулся в машину, запустил мотор и въехал в тенистый внутренний двор под высокими веретенообразными соснами.

«Ну что ж, – сказал про себя сеньор Брейдбарт, когда машина остановилась, – пошли знакомиться с нашей дочкой».

Пол не чувствовал ног.

Знал, что они у него есть, – определенно и без всяких сомнений: он на них стоял, – но никаких ощущений от этого не испытывал.

Секундой раньше в комнату, шаркая ногами, вошла низенькая метиска в белой накрахмаленной одежде. Она прижимала к груди красное детское одеяльце.

В одеяльце был завернут ребенок.

И не просто ребенок.

Их ребенок.

В стерильной приемной они добрых двадцать минут ждали Марию Консуэло, директрису сиротского дома Святой Регины. И это время тянулось для них дольше, чем полет на самолете. Пол вскакивал, садился, прохаживался по комнате, выглядывал в окно, опять садился. Считал черные плитки в узоре на полу – пытался привычно развеяться, играя в цифры (плиток оказалось двадцать восемь). Время от времени стискивал Джоанне руку и из последних сил ободряюще улыбался. Наконец появилась Мария – строгого вида женщина со стянутыми в пучок иссиня-черными волосами. Она пришла в сопровождении небольшой, но шумной свиты.

Директриса поздоровалась с Джоанной и Полом, назвав их по именам, словно те были ее старыми друзьями и приехали в гости, а не обращались с просьбой об удочерении девочки. Затем церемонно представила своих коллег – старшую воспитательницу, двух учительниц и свою личную помощницу. И каждая, прежде чем удалиться, пожала им руки. Мария проводила их в свой кабинет; они устроились за маленьким столом, на котором лежали аккуратные стопки журналов, и провели еще двадцать минут: распивали горький кофе, который принесла им чернокожая девочка-подросток, и говорили о пустяках.