Крутая парочка - Страница 11

— Да нет, я просто озабоченный гражданин, — ответил он, окидывая взглядом коридор.

— И чем же вы озабочены?

— Несправедливостью.

— Тогда вы пришли в подходящее место. Теоретически. — Лиска вынула из кармана карточку и протянула ему: — Может быть, вам захочется побеседовать с неподходящими людьми.

Блондин взял карточку и уставился на нее, словно пытаясь запомнить текст.

— Может быть. — Он сунул карточку в карман неоновой парки и зашагал прочь.

Как выяснилось, Нил Фэллон покинул не только отца, но и город. Ковач ехал на запад по широкому многополосному 394-му шоссе, которое постепенно свелось к четырем полосам, затем к двум, потом к двум без обочин и наконец превратилось в узкую дорогу, вьющуюся вокруг изгибов озера Миннетонка. На других участках побережья стояли старые помпезные дома, построенные лесопромышленниками, и новые здания принадлежащие профессиональным спортсменам и рок-звездам. Но здесь полоски земли между заливами были слишком узкими для такого шика. Под соснами примостились летние коттеджи, рыбачьи хижины, должно быть, повидавшие немало бурь за последние два десятилетия, и несколько скромных домов для постоянного проживания.

Брату Энди Фэллона принадлежало несколько сооружений на участке между озером и перекрестком. Бар и магазин рыболовных принадлежностей помещались в крошечном домике у дороги, с зеленой крышей и такими маленькими окнами, что дом казался прищурившимся.

В голове у Ковача мелькнула мысль о запоздалом ленче, тут же растворившись в пустом желудке.

Ковач припарковал свой старый “Шевроле”, выключил мотор и прислушался к его тарахтению. Он пользовался этой машиной из полицейского гаража уже больше года, и за это время ни один механик не смог излечить мотор от икоты. Конечно, пора было менять автомобиль, но его заявление провалилось в бюрократическую черную дыру, а телефонные звонки не давали никаких результатов. Возможно, причина была в его неважной водительской репутации, но Ковач предпочитал считать, что над ним просто измываются. Это давало ему лишний повод поворчать.

Большую часть бара занимал стол для пула. Стены с деревянными панелями были увешаны множеством фотографий — в основном клиентов, демонстрирующих пойманную рыбу. По телевизору показывали очередную мыльную оперу. Внутри подковообразной стойки толстая женщина с редкими каштановыми волосами и сигаретой во рту вытирала пивную кружку сомнительной чистоты тряпкой. При виде ее Ковач мысленно поклялся пить пиво только из бутылки. По другую сторону стойки сидел старик в грязной красной шапке, съехавшей набок.

— Надеюсь, с Бо этого никогда не случится, — фыркнула женщина. — Она ведь его обожает.

— Обожала, — поправил старик, шамкая беззубым ртом. — Неужели ты не заметила, Морин? Стефанр вставил ей в мозг микрочип, превратив ее в сущую ведьму. Теперь ее не называют иначе как Злобная Джина.

— Чепуха, — заявила Морин. На кончике ее сигареты тлело полдюйма пепла. Ковач громко кашлянул.

— Могу я повидать Нила Фэллона?

Женщина окинула его взглядом с головы до ног.

— Что вы продаете?

— Плохие новости.

— Он там, во дворе. — Она кивнула в сторону задней двери. — Пройдите через кухню.

Кухня была захламлена до предела и воняла прогорклым жиром и грязными тряпками — правда, запах сырости мог исходить от дохлой рыбы. Ковач не вынимал руки из карманов пальто, стараясь не думать о том, как Нил хранит свои товары.

Нил Фэллон стоял в дверях большого сарая. Он выглядел, как Майк лет двадцать пять тому назад, — крепкий, как бык, с мясистым румяным лицом и ямочкой на подбородке. Посмотрев на идущего через двор Ковача, он натянул защитную маску сварщика и возобновил работу над полозом аэросаней. Искры летели от паяльной лампы, словно фейерверк, сверкая на темном фоне сарая.

— Нил Фэллон? — крикнул Ковач, стараясь перекрыть шум аппарата. Он вынул из кармана значок и продемонстрировал его, держась подальше от искр. Ковач, полиция Миннеаполиса.

Фэллон шагнул назад, выключил лампу и поднял маску. Его лицо было бледным.

— Он умер?

Ковач остановился в ярде от аэросаней.

— Кто-то вам позвонил?

— Нет. Просто я всегда знал, что они пришлют копа сообщить мне об этом. Вы для него были куда ближе, чем я. — Вынув из кармана красный платок, он вытер пот с лица, хотя было отнюдь не жарко. — Что с ним случилось? Сердце? Или он напился и упал со своего чертова кресла?

— Я здесь не из-за вашего отца. Нил изумленно уставился на него.

— Я приехал из-за Энди. К сожалению, он умер.

— Энди?!

— Ваш брат.

— Господи, я знаю, что он мой брат, — огрызнулся Фэллон.

Дрожащими руками он положил на скамью паяльную лампу, снял грязные перчатки, сбросил с головы маску и отшвырнул ее, словно она обжигала его. Маска со звоном упала в кучу пустых канистр.

— Энди умер? Как? Этого не может быть!

— Похоже на самоубийство или несчастный случай.

— Самоубийство? Чушь!

Тяжело дыша, Нил Фэллон подошел к ржавому металлическому шкафу, достал оттуда полупустую бутылку виски и сделал два больших глотка. Потом он поставил бутылку, сплюнул, пробормотал ругательство и наклонился. Его вырвало прямо в снег.

“Каждый реагирует по-своему”, — подумал Ковач. Порывшись в кармане, он вытащил полоску жвачки.

— Господи! — Фэллон опустился на табурет, изготовленный из пня, и поставил бутылку между ногами. — Энди — и самоубийство!

— Вы были с ним близки? — спросил Ковач. Фэллон покачал головой и запустил пальцы в густые волосы цвета ржавчины.

— Если и были, то давно. А может, вообще никогда. В детстве Энди уважал меня, потому что я был старше, крепче и умел возразить отцу. Но он всегда был любимчиком Железного Майка. Я его за это ненавидел.

Фэллон махнул рукой, словно давая понять, что эта ненависть давным-давно прошла, но в голосе у него звучала горечь. Ковач знал по опыту, что внутрисемейная вражда редко проходит бесследно. Просто люди стараются со временем прикрыть ее чехлом, как старую безобразную мебель.

— Похоже, Энди был образцовым американским парнем, — заметил Ковач, намеренно растравляя старую рану. — Хороший студент, спортсмен, пошел по стопам отца.

Фэллон уставился в пол, плотно сжав губы.

— Майк всегда считал, что в Энди есть все, что ему хотелось видеть в сыне. В отличие от меня.

Вынув из кармана сигарету и зажигалку, он закурил, потом взял бутылку и сделал еще один глоток.

— Вы часто виделись с братом?

Фэллон снова покачал головой, но Ковач не был уверен, является ли это отрицательным ответом или просто попыткой стряхнуть потрясение.

— Энди приезжал иногда порыбачить. Он держал здесь снаряжение и оставлял лодку на зиму. Думаю, это была демонстрация братской заботы — как будто он считал своим долгом содействовать моему бизнесу.

— Когда вы в последний раз с ним виделись?

— Он приезжал в воскресенье, но мы почти не говорили. Я был занят — один парень покупал аэросани.

— А когда у вас в последний раз был серьезный разговор?

— Серьезный? Пожалуй, месяц назад.

— О чем?

Фэллон скривил губы.

— Энди сообщил мне, что он гомик. Как будто я и так этого не знал.

— Вы знали, что он гей?

— Конечно. Я знал это еще в старших классах. — Он снова глотнул виски и затянулся сигаретой. — Однажды я сказал об этом старику: мне надоело слушать постоянные упреки в том, что я не похож на брата. — Фэллон расхохотался, как будто весело дошутил. — Он так меня ударил, что едва не сломал челюсть. Никогда не видел его в такой ярости. Он, наверное, не настолько бы рассвирепел, даже если бы я сказал, что Дева Мария — шлюха. Еще бы, я согрешил против его образцового сына! Не будь старик прикован к креслу, он бы меня просто изувечил.

— А как выглядел Энди, когда рассказывал вам об этом?

Фэллон задумался.

— Напряженным, — ответил он наконец. — Очевидно, для него это было нелегко. Он уже рассказал обо всем Майку. Хотел бы я взглянуть на эту сцену. Удивляюсь, что старик не избил его. — Фэллон бросил на пол окурок и раздавил его ногой. — Странно, что он этого не сделал. Я знаю, каким для него это было ударом.