Круги на воде - Страница 2

Длинное черное платье обтягивало ее все еще стройное тело, опускаясь до самого пола. Волосы были собраны в пучок так туго, что создавалось впечатление, будто уголки ее глаз приподняты от этого натяжения. Массивные кольца украшали длинные пальца, а на груди блестел кулон странной формы.

Она внимательно осмотрела пришедшего, чуть заметно поклонившись ему в знак приветствия. После недолгой паузы она, наконец, заговорила:

– Все при вас? – голос ее звучал тихо, но властно.

– Да, – почти шепотом ответил незнакомец, – все в этом портфеле.

С этими словами он приподнял портфель, попытавшись открыть его.

– Не надо, – остановила она его. – Не здесь. Проходите.

– Но, мы же договаривались…

– Обстоятельства изменились, – отрезала она. – Быстро проходите внутрь. Или вы предпочитаете наше общество обществу товарищей из НКВД?

Человек с портфелем прошмыгнул сквозь дверной проем, и дверь за ним с тихим скрипом затворилась, оставляя лишь эхо этого скрипа гулять по промерзшим лестничным пролетам.

– Так ты хочешь сказать, хочешь убедить меня Глеб, что в Москве все еще действует какое-то подполье?

Старший майор НКВД Смолин резко встал со стула и подошел к окну. Снег продолжал хлопьями кружиться за стеклом, прилипая к нему, тая, тоненькими струйками стекая на карниз. Смолин невидящим взглядом уставился в непроглядную тьму, погрузившись в свои мысли. Он вспоминал самый первый разговор со старшим лейтенантом государственной безопасности Глебом Локиевым, который теперь сидел перед ним и был одним из его ближайших друзей. Это случилось в далеком двадцать шестом году, когда революционные бури только затихали, давая о себе знать выступлениями то правой, то левой оппозиции. Он, старший оперуполномоченный ОГПУ, оказался тогда на том участке работы, который ему самому казался в те времена ничтожным и, по меньшей мере, бессмысленным. Ему было поручено работать по так называемым 'мистикам'.

В то время, как передовые отряды органов внутренних дел сосредотачивали свои силы на борьбе с контрреволюцией, саботажем и вредительством, то есть на борьбе с политическим инакомыслием, ему предстояло бороться с некоей, как ему тогда казалось, абстракцией, с кучкой полусумасшедших религиозных фанатиков, которые если и представляли какую-либо опасность, то только для самих себя. Так ему казалось тогда, поздней осенью 1926 года… Уже через пол года активной работы на порученном ему направлении, Смолина все чаще стали посещать мысли, что его деятельность не так уж и бесперспективна. Во-первых, выяснилось, что так называемых 'мистиков' самых разных мастей в одной только Москве насчитывалось не меньше нескольких тысяч. Во-вторых, в его работе была и явная выгода в том плане, что к политическим дрязгам он никакого отношения не имел. И это не могло его не радовать, так как над некоторыми из его коллег, которые еще недавно посмеивались над ним, явно начинали сгущаться тучи, не предвещавшие им ничего хорошего. Он же работал в относительном спокойствии. Нет, были, конечно, и непростые доклады руководству, пытавшегося всеми силами увязать мистиков то с бухаринцами, то с троцкистами. Было разное. Но самое главное, что внутри у него появилась какая-то непоколебимая уверенность в правильности того, чем он занимался. Ему становилось по-настоящему интересно. Теперь, двенадцать лет спустя, он был уже не тем несведущим новичком, которым пришел в тринадцатый отдел ОГПУ. В его голове была полная картина мистического пейзажа последних десятилетий, исходя из которой он с полной уверенностью мог сказать, что оккультное подполье в Советском Союзе разгромлено. – На чем ты основываешь свои выводы? – оторвался он от окна.

– Вот. – Локиев протянул Смолину измятый лоскут бумаги.

Смолин взял листок в руки и невольно поморщился. Бумага была заляпана грязью, а пятна на ней вызывали не самые приятные ассоциации в сознании старшего майора.

– Посмотрим, – он неторопливо одел очки…

Олег посмотрел на часы и понял, что провел за работой уже не один час. Время пролетело незаметно, а перед ним все же было какое-никакое, но начало книги, которую следовало сдать издателю уже через месяц. Вообще-то, изначально у Олега было в запасе несколько месяцев, которые были отведены ему контрактом на написание очередного труда, но, как обычно, он все откладывал и откладывал начало работы, успокаивая себя тем, что успеет все сделать, как бы там не повернулось. И вот на прошлой неделе Тулин – один из руководителей издательства, подписавшего с ним контракт – внезапно позвонил ему, чтобы поинтересоваться как продвигается работа над книгой. Олег тут же соврал, что работа идет полным ходом, подумав про себя, что теперь-то уже точно пора садиться за письменный стол и приступать к написанию. Но как только в трубке раздались короткие гудки, он вдруг вспомнил, что давно обещал навестить своего деда, который уже несколько лет жил исключительно на даче, где подобно внуку придавался писательскому труду, правда, писал он пока 'в стол'.

Олег наспех собрался, накидав в дорожную сумку самое необходимое и прихватив несколько блокнотов на тот случай, если какие-то полезные идеи зародятся у него в голове на лоне природы. Добираться до дачи было неудобно – сначала с Ярославского вокзала надо было почти час трястись до Сергиева-Посада, который большая часть пассажиров пригородных электричек по старой памяти продолжала именовать Загорском, а оттуда рейсовым автобусом еще почти сорок минут колесить по проселочным дорогам. Дача эта досталась деду совершенно случайно еще в те времена, когда он был молодым и ответственным начальником одного из отделов на каком-то сверхсекретном заводе, производившим особую деталь, без которой ни одна ракета с ядерной боеголовкой не могла пролететь и метра. Однажды, придя на работу, олегов дед застал своего начальника – директора того самого завода – в весьма возбужденном состоянии. По внутреннему телефону он пригласил деда к себе в кабинет, при этом нервно потребовав, чтобы дед явился сию же минуту.